Режиссерские уроки К. С. Станиславского

сцене.

Это был большой этюд для актеров на поиски той сценической атмосферы, наличию которой в спектакле придавали всегда такое большое значение и К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович- Данченко.

Прощаясь с актерами, Константин Сергеевич расспросил их о том, как идут у них репетиции с И. Я. Судаковым и со мной, пообещал (вскоре прийти на одну из наших репетиций.

«ЧЕРНОВИКИ» ТЕКСТА РОЛИ

Через несколько дней состоялась первая репетиция Константина Сергеевича с «четверкой» молодых актеров: Завадским, Степановой, Бендиной, Козловским.

Константин Сергеевич просил продемонстрировать ему все, что мы «наработали» (по его выражению), и актеры без мизансцен, двигаясь только тогда, когда им этого хотелось, сыграли ему весь первый акт «Горя от ума».

Неожиданным для нас оказалось, что на реплику Лизы: «Ах! барин!» Константин Сергеевич сам ответил за Фамусова:

                                   Барин, да.
Ведь экая шалунья ты, девчонка…

И все дальнейшие сцены Фамусова провел с актерами, как действующее лицо[32].

Это обстоятельство, разумеется, очень взволновало молодых актеров (впервые отвечать Станиславскому как партнеру по пьесе!) и заставило их необычайно сосредоточиться на своих задачах по роли, подтянуться, поверить в реальность всех событий пьесы.

Константин Сергеевич со своей стороны полностью отдавался, играя с ними, сюжету пьесы, мыслям и чувствам Фамусова, ничем не показывая, что он в своих сценах «режиссерским» глазом следит за своими партнерами по сцене.

Сказав свою знаменитую последнюю сентенцию:

Что за комиссия, создатель,
Быть взрослой дочери отцом!

Фамусов — Станиславский весело посмотрел на окружавших его актеров.

— Ну что, натерпелись страху? — спросил он смеясь. — Роль написана в стихах, да еще надо «подыгрывать» Станиславскому! Страшно?

— Ой, ужасно страшно, у меня даже что-то внутри заболело! — с присущей ей непосредственностью выпалила наша Лиза — В. Д. Бендина.

— Запомните это самочувствие. Это совершенно верное ощущение Лизы, когда Фамусов застает ее у часов, — совершенно серьезно, очень довольный репликой Бендиной сейчас же заметил К. С.

— Ну-с, а вы как себя чувствовали? — обратился он к Степановой. — После сцены с Лизой вы ведь могли уже предполагать, что я и с вами сыграю сцену: «Что за оказия!..»

А. О. Степанова. Я, конечно, приготовилась разговаривать с вами по роли, но мне все-таки очень хотелось, чтобы что-нибудь прервало репетицию и вы как Фамусов не вышли бы на сцену.

К. С. А Софье хочется, чтобы Фамусов очутился в комнате в ту минуту, когда она прощается с Молчалиным?

А. О. Степанова. Конечно, нет! Ни за что!

К. С. Запомните, значит, и вы, что мое вторжение в репетицию вас напугало, что вы боитесь отца, не хотите с ним встретиться в этот час. Это все отличный материал к самочувствию Софьи в первых эпизодах пьесы. А как отнесся Молчалин к моему появлению?

А. Д. Козловский. У меня душа ушла в пятки. Я еле мог заставить себя отвечать вам.

К. С. И это верно. И это самочувствие вам необходимо помнить и включить в линию роли. Вам было легче встретиться со мною, — обратился К. С. к Ю. А. Завадскому, — так как к этому времени вы уже достаточно долго пробыли на сцене, но, вероятно, труднее было вести свою встречу с Софьей, так как вы знали, что я слежу за вами, как режиссер за актером.

^{Молчалин — В. Я. Станицын. «Горе от ума»}

^{Платон Михайлович — М. М. Тарханов. «Горе от ума»}

Ю. А. Завадский. Вы очень точно угадали мои мысли и мое самочувствие, Константин Сергеевич!

К. С. Хорошо, что в первую очередь вы старались все свое внимание отдать Софье, а не злословию и насмешкам над «членами Английского клоба»…

Ю. А. Завадский. Я поставил себе целью рассмотреть Софью, сравнить с той девочкой, какой я ее оставил три года назад. Искать в ее облике прежние черты и находить новые. Любоваться этой новой для меня Софьей!

К. С. Очень верная задача. Выполнять ее надо еще смелее, тогда вы донесете до меня свою любовь, свое стремление к Софье! Но до чего же вас всех захлестывал ритм, до чего вы все торопились «отговорить» текст… Я сам сколько ни старался замедлить течение своих сцен, вы и меня сбивали на свой темпо-ритм. Вы замечали мои усилия остановить, задержать вас?

— Замечали, Константин Сергеевич, — ответила за всех Степанова, — но сколько я ни старалась остановить свои мысли, язык, слова не повиновались мне… Это оттого, что стихи хочется всегда говорить быстрее, чем прозу…

— С этим «хочется» надо бороться, — отвечал ей К. С. — Стихотворная речь, разумеется, более сжата, насыщенна, динамична, чем прозаическая, но тем большей выразительности она требует от актера. И не всегда быстрое произношение слов в стихотворной речи способствует ее выразительности. Хорошо, если одну основную мысль поэт выразил в семи-восьми строчках… Помните, у Пушкина Самозванец клянется Марине:

…Клянусь тебе, что сердца моего
Ты вымучить одна могла признанье.
Клянусь тебе, что никогда, нигде,
Ни в пиршестве за чашею безумства.
Ни в дружеском, заветном разговоре,
Ни под ножом, ни в муках истязаний
Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.