— Меня все Николаем называют.
— Николаем, так Николаем, — согласился я. — Это тоже Николай, только Ерофеев. Из Сибири. А это, как вы уже знаете, Вася Рохлин. Откуда будешь, Вася?
— Из Вологды.
— Понятно. Красноармейцев Ерофеева и Рохлина мы определяем в подносчики патронов. Работа несложная, но ответственная.
Расчет заулыбался.
— Берете в ящике обойму, несете к орудию и отдаете ее заряжающему. Понятно?
— Понятно.
— Тогда потренируемся.
Минут через десять оба новоиспеченных подносчика уже научились не мешать друг другу у ящиков и не сталкиваться при пробежках от ровика к орудию и обратно.
— Нормально? — поинтересовался я мнением первого номера.
— Сойдет, — согласился ефрейтор Аникушин.
— Тогда подносчикам — перекур. Вы дальше дежурство тащите, а я пока умную книжку почитаю. Если что-то непонятно будет…
— Спрашивай, сержант. Э-э-эх!
Наводчик крутанул маховики и уехал от меня вместе с платформой. Хоть и яркое солнце в бездонном голубом небе, а на дворе не май месяц — долго без движения на холодном железе не высидишь. Поэтому для себя я выбрал деревянный укупорочный ящик с осколочно-трассирующими гранатами. Помню, в свое время с боевыми снарядами мы обращались с величайшей осторожностью. Но на войне обращение со всевозможными взрывоопасными игрушками становится повседневной обыденностью, чувство опасности притупляется. Вот и сейчас сижу я практически на нескольких килограммах взрывчатки с уже вставленными взрывателями, и ничего, хорошо сижу, спокойно, книжку читаю.
Начал с обложки. «37-мм автоматическая зенитная пушка обр. 1939 г. Краткое описание». Ну и, как положено, вверху «Главное артиллерийское управление Красной армии», внизу — «Воениздат НКО СССР», еще ниже «1942». Свеженькое издание, но уже довольно потрепанное, видимо, пользовались часто. Ладно, идем дальше. Назначение. Ну это понятно. Основные данные. Калибр…, начальная скорость…, вес снаряда… Цифры откладываю в памяти, они должны отпечататься в ней намертво, чтобы в любое время суток, в любом состоянии, чтобы от зубов. А вот это интересно: «Темп стрельбы — 160–180 выстрелов в минуту», а ниже «Практическая скорострельность — 160–180 выстрелов в минуту». Темп стрельбы совпадает с практической скорострельностью! Может, конечно, в течение одной минуты и совпадает, но вряд ли больше — даже если такой темп выдержит заряжающий, то не выдержит ствол. Я с сомнением посмотрел на ствол вверенного орудия. После шестиметрового ствола восьмидесятипятимиллиметровки он казался каким-то ненадежно тонким. Быстрая смена ствола, как у «рогатки», конструкцией пушки предусмотрена, но запасного ствола я не позиции не заметил.
Я опять уткнулся в книжку. Горизонтальный обстрел…, вертикальный обстрел… В конце шли данные прицела. Что интересно, наклонная дальность совпадала с дальностью С-60. На этой дистанции исчерпывались возможности человеческого зрения, со станцией орудийной наводки возможности более мощной системы увеличивались еще на пару километров. Дойдя до конца главы, я еще раз повторил основные ТТХ пушки, потом еще раз, затем закрыл глаза и воспроизвел их по памяти. Открыв глаза, успел поймать усмешку первого номера.
— Ефрейтор Аникушин!
— Я! — бодро отозвался первый номер.
— Назовите основные данные тридцатисемимиллиметровой автоматической зенитной пушки образца тридцать девятого года.
Данные он отбарабанил, не ошибившись ни в одной цифре.
— Все так могут?
По отведенным взглядам понятно, что не все.
— Отлично, ефрейтор, только вам надо за воздухом следить, а не за командиром.
— Не боись, командир, не проглядим супостата.
И опять уехал на другую сторону огневой позиции, а я продолжил изучение. В общем, ничего нового в конструкции я не нашел. Удивило только отсутствие предохранительных устройств, но их заменяли механизмы взаимной замкнутости и замороченная схема подачи патронов из магазина в казенник. Тоже, в принципе, понятно — вытащить из обоймы фланцевую гильзу и подать ее в ствол не так-то просто. Вот была бы она бесфланцевой… Хотя на С-60 система подачи патрона с фланцевой гильзой реализована проще и, как мне кажется, надежнее, но там и затвор поршневой.
Так часа за три, когда уже начало темнеть, дошел до конца книжки. Описание было дополнено очень прилично выполненными эскизами, разрезами и чертежами отдельных деталей и узлов, поэтому в теории я все понял. Завтра, когда будет дежурить первый взвод, можно будет посмотреть все на практике, даже пушку частично разобрать, хотя за дополнительные занятия на таком свежем воздухе мне расчет спасибо не скажет. Но мне учиться надо, и новоявленных подносчиков, кстати, тоже учить. Неприятно поразила таблица возможных задержек почти на три страницы мелким шрифтом и перечень неисправностей пушки при стрельбе на пять с половиной страниц обычного шрифта. Подавляющее большинство неисправностей требовало частичной разборки пушки.
Вечером личному составу выдали «наркомовские» сто граммов. Зачем солдатам выдают водку? Чтобы легче переносить морозы? Мнение распространенное, но ошибочное — летом-то ее тоже продолжают выдавать. Водку выдают для аппетита, чтобы солдат мог месяцами есть кашу на воде с каким-нибудь хлопковым маслом в лучшем случае, а чаще и без него. На отсутствие аппетита я не жаловался, а на морозе с водкой шутки плохи — разливающееся по организму тепло обманчиво и может привести к серьезным последствиям, и тому я знаю немало прецедентов. Поэтому от положенной мне порции отказался в пользу расчета, чем вызвал удивленно-радостную реакцию. С одной стороны, дополнительные пятнадцать- двадцать граммов радуют, с другой стороны, отказ здорового мужика от положенной порции водки удивляет, даже настораживает.
Разговор с Аникушиным я не стал откладывать в долгий ящик. После ужина я отозвал его в сторону.
— Тебя вне строя как называть? Александром?
— Можно Александром, можно Иванычем, только не Шуриком. Не люблю.
Тогда я прямо спросил.
— Как дальше служить будем, Иваныч?
— А чего? Нормально будем служить.
— Ну ты дурака-то не включай. Сам понимаешь, о чем я — в расчете может быть только один командир.
— Вот ты и командуй, а я лучше у прицела посижу. Я в начальство не рвусь, оно мне надо за все художества огребать? То, что ты из интеллигенции, я уже понял. С технической частью у тебя проблем не будет, главное, чтобы ты трусом не оказался. Да и штучки интеллигентские у нас тоже не пройдут…
— Тогда будем считать, что мы поняли друг друга. А что касается трусости, то бой покажет, кто есть кто.
Ефрейтор уже собрался уходить, но я его остановил.
— А прежний командир куда девался?
— Пара «худых» по батарее прошлась. Командир с одним подносчиком зажмурились, второго — в госпиталь. Второму расчету больше досталось, там четверо выбыли.
— Понятно. А ты за что сидел, Иваныч?
Делая вывод по одному только слову, я здорово рисковал ошибиться, но попал в точку.
— Та-а, было дело, — развивать эту тему дальше он явно не собирался.
На матерого уголовника Аникушин никак не тянул, да и не наденет блатной форму ни при каких условиях, а от чего в нашей стране нельзя зарекаться, общеизвестно. Поэтому я дальше копать тоже не стал, и мы разошлись. Надо было решить еще одну проблему — котелок и ложку помыть. Легко? А вы попробуйте на двадцатиградусном морозе.
