Бирму?
Наступила долгая тишина.
— Прости меня, ты же знаешь, для меня это слишком необычно.
— Я понимаю, для меня тоже.
— Я думаю, Эдгар, ты должен поехать. Мне бы так хотелось поехать с тобой, это ведь так замечательно — увидеть мир. Ты привезешь мне много интересных историй.
— Это всего лишь очередной заказ.
— Можешь говорить что угодно. Ты знаешь, что это не так.
— Отплытие только через месяц. У нас еще много времени.
— Нужно многое подготовить.
— Кэт, но ведь это так далеко.
— Я знаю.
Дальше дни полетели быстро. Эдгар закончил работу у Фарреллов и отказался от нового заказа на настройку прекрасного «Стрейчера» 1870 года со старинной венской механикой.
Офицеры из Военного министерства стали частыми гостями в его доме, каждый раз ему доставляли все новые и новые документы: справки, графики, списки вещей, которые необходимо взять с собой в Бирму. Слезы, вызванные сообщением о назначении мужа, теперь были забыты. Кэтрин с первого дня, казалось, восприняла эту миссию с неподдельным энтузиазмом. Эдгар был благодарен жене за это, он боялся, что она будет опечалена. Кроме того, он никогда не был человеком организованным. Кэт всегда посмеивалась над ним, она считала, что невозможно поддерживать фортепианные струны в идеальном порядке, если во всей остальной жизни царит полнейший хаос. Обычно военный курьер с очередной пачкой бумаг появлялся в доме в отсутствие Эдгара. Кэтрин получала бумаги, прочитывала их, а потом раскладывала на его столе в три стопки: документы, которые надо было заполнить и вернуть в министерство, — в первую, общие исторические материалы — во вторую, а бумаги, содержащие специфическую информацию, касающуюся его миссии, — в третью. Когда он возвращался домой, спустя считанные минуты бумаги оказывались в полном беспорядке, как будто он и не пытался их читать, а просто рылся, пытаясь что-то отыскать. Кэтрин знала, что он ищет: хоть что-нибудь, касающееся собственно инструмента. Но ничего подобного в бумагах не оказывалось, и через три или четыре дня она стала приветствовать его фразой: «Сегодня принесли еще бумаги, куча военной информации, про рояль — ни слова». Он был разочарован, но зато его радовал хотя бы наведенный женой порядок на столе. Затем Эдгар обычно брал то, что лежало сверху, и устраивался в кресле. Через некоторое время Кэтрин находила его спящим с раскрытой папкой на коленях.
Количество документации, которую они, по всей видимости, получали по настоянию доктора Кэррола, поражало ее. Она жадно проглатывала всю информацию, даже выписывала для себя отрывки из истории шанских племен, принадлежавшие перу самого доктора; вначале ей представлялось, что это очень скучная тема, но как только она начала читать, то ощутила всю прелесть повествования и прониклась доверием к человеку, которому, как она чувствовала, придется там присматривать за ее мужем вместо нее. Она посоветовала Эдгару тоже почитать, но он сказал, что лучше сделает это потом: «Мне нужно будет чем-то развлечься, когда я останусь один». В остальных случаях она редко говорила ему о том, что прочитала. Истории о событиях, о людях очаровывали ее. Она с детства любила рассказы о далеких странах и хотя порой ловила себя на том, что грезит наяву, была рада, что не нужно никуда ехать. Все это, признавалась она подруге, напоминает одну глупую игру для мальчишек, так и не ставших взрослыми, любителей историй из журнала «Только для мальчиков» или дешевых ковбойских комиксов, завозившегося из Америки.
— Однако же ты отпускаешь Эдгара, — заметила подруга.
— Эдгар никогда не играл в эти игры, — ответила она. — Может быть, ему еще не поздно начать. И вообще, я никогда не видела его настолько воодушевленным, настолько увлеченным. К нему будто вернулась молодость.
Через несколько дней прибыла очередная партия корреспонденции, на сей раз переданная майору Кэрролу от полковника Фитцджеральда. Похоже было, что в пакетах — ноты, и Эдгар уже начал распечатывать один пакет, но Кэт остановила его. Бумаги были аккуратно упакованы в коричневую обертку, Эдгар обязательно все их перепутает. К счастью, фамилии композиторов были указаны снаружи, и Эдгар успокаивал себя: в каких бы отдаленных землях он ни оказался, у него для компании останется по крайней мере Лист. Такой выбор, говорил он, вселяет в него уверенность в успехе его странной миссии.
Отъезд был назначен на 26 ноября, ровно через месяц после того дня, когда Эдгар согласился на эту авантюру. Приближение этой даты было чем-то сродни наступлению циклона, что сказывалось если не в лихорадочных приготовлениях к поездке, то уж точно в тот период затишья, который, Кэтрин знала, должен был затем наступить. Пока Эдгар заканчивал оставшиеся дела и приводил в порядок мастерскую, она укладывала его чемоданы. Учитывая те уникальные знания, Кэтрин подвергла строгому пересмотру список рекомендованных вещей. Таким образом к армейскому набору, состоящему из непромокаемой, защищающей от москитов и гнилого климата одежды, костюма для официальных аудиенций и многочисленных пилюль и порошков, предназначенных для того, чтобы «как можно лучше чувствовать себя в тропическом климате», Кэт добавила мазь от трещин на пальцах рук и запасные очки, потому что Эдгар регулярно, как раз примерно каждые три месяца, садился на них. Уложила она и концертный фрак.
— Это на случай, если тебя попросят сыграть, — объяснила она, но Эдгар поцеловал ее в лоб и выложил его.
— Дорогая, ты мне льстишь, я же не пианист, пожалуйста, не внушай мне подобных мыслей.
Но Кэтрин упрямо вернула фрак в чемодан. Она привыкла к подобным возражениям. Еще в детстве Эдгар заметил, что обладает незаурядным слухом, но, как ни печально было это обнаружить, лишен способностей к композиции. Его отец, будучи по профессии плотником, был увлеченным музыкантом- любителем: он коллекционировал и сам конструировал инструменты самой разной формы и звучания, рыская по базарам в поисках странных народных инструментов, завезенных с континента. Когда он понял, что его сын слишком застенчив, чтобы выступать перед публикой, он перенес все свое усердие на сестру Эдгара, хрупкую девочку, которая потом вышла замуж за певца из труппы D'Oyly Carte, теперь ставшего весьма популярным благодаря главным ролям в опереттах господ Гилберта и Салливана. Поэтому, пока его сестра часами просиживала за упражнениями, Эдгар проводил время рядом с отцом. В его облике он лучше всего запомнил большие руки. «Слишком большие, — говорил отец, — для тонкой работы». Обязанностью Эдгара стало содержание в порядке постоянно растущей отцовской коллекции инструментов: большинство из них, к вящему восторгу мальчика, считались не подлежащими починке. Позже, когда он встретил и полюбил Кэтрин, такое же восхищение, как и инструменты из отцовской коллекции, вызывала ее игра, и он сказал ей об этом, когда делал предложение. «Ты не должен просить меня выйти за тебя замуж только для того, чтобы иметь под рукой кого-то для проверки настроенных тобой инструментов», — сказала она. Молодой человек зарделся от прикосновения ее пальцев: «Не беспокойся, если хочешь, можешь вообще никогда не играть, мне достаточно музыки твоего голоса».
Свои инструменты Эдгар собрал сам. Так как ему так и не предоставили подробной информации о состоянии рояля, он нанес визит в магазин, где он был куплен, и долго беседовал с хозяином об особенностях инструмента, о том, большим ли переделкам он подвергался и что сохранилось из оригинальных деталей. Из-за ограниченности места он мог взять с собой лишь инструменты и запасные детали именно для этого рояля. И при всем при этом одни только инструменты заняли половину одного из его дорожных сундуков.
За неделю до его отъезда Кэтрин устроила маленькое прощальное чаепитие. У них было немного друзей, большинство из которых — тоже настройщики. Мистер Виггерс специализировался на «Броадвудах», страстью мистера д'Арженса, француза, были венские кабинетные инструменты. И наконец, мистер Поффи, он на самом деле не был настоящим фортепианным настройщиком, поскольку в основном чинил органы. «Это хорошо, — однажды объяснил Эдгар Кэт, — иметь таких разнообразных друзей». Конечно, это далеко не исчерпывало всего разнообразия людей, имеющих отношение к фортепиано. В одном только Лондонском справочнике между фармацевтами и хирургами оказывались производители фортепиано, производители механической части, мастера по внешней отделке, а также мастера, занимающиеся сборкой молоточков, изготовлением деталей для них, отбеливанием слоновой кости и резкой по ней, производством клавиш,
