Возможно, эти слова порождены лишь скукой или одиночеством, но, когда я пишу „ни с чем“, я имею в виду не только то, что „Эрард“ останется ненастроенным, но и то, что я повидал совершенно другой мир, но едва начал понимать его. Что-то здесь порождает внутри меня странное ощущение пустоты, которого раньше у меня не было, и я не знаю, заполнит ли эту пустоту путешествие в джунгли или только сделает глубже. Я размышляю о том, зачем же я оказался здесь, о том, насколько мне это необходимо, как ты говорила, как смогу вынести преждевременное возвращение — а для меня это несомненно будет представляться провалом.
Кэтрин, я никогда не был силен в слове, а сейчас я даже не могу подобрать подходящую к моим чувствам музыку. Но уже темнеет, а я сижу у реки, мне нужно идти. Утешением может служить только то, что я скоро увижу тебя и мы снова будем неразлучны. Остаюсь твоим любящим мужем. Эдгар».
Он сложил письмо, поднялся со скамейки на берегу Иравади и направился к дому. Эдгар медленно шел по городским улицам. Открыв дверь маленького домика, он увидел поджидающую его Кхин Мио.
В ее руке был конверт, который она протянула ему, не сказав ни слова. На конверте не было адреса, значилось только его имя, написанное жирными буквами. Эдгар бросил взгляд на Кхин Мио, она в ответ посмотрела на него без всякого выражения. На секунду письмо оказалось в одной руке вместе со своим письмом к Кэтрин. Эдгар распечатал конверт сразу узнал изящный почерк.
«Дорогой мистер Дрейк! Я очень сожалею, что мое первое частное письмо к вам вызвано такими чрезвычайными обстоятельствами, но надеюсь, что вы вполне сознаете, из-за чего ваше прибытие в Маэ Луин оказалось под угрозой. Я огорчен не меньше вашего. При нападении на наш пост струны клавиши ми четвертой октавы были повреждены мушкетной пулей. Как вы понимаете, невозможно сыграть ни одной осмысленной мелодии без этой ноты. Это трагедия, которая недоступна пониманию Военного министерства. Прошу вас, выезжайте в Маэ Луин незамедлительно. Я послал в Мандалай человека, который будет сопровождать вас с Кхин Мио в наш форт. Пожалуйста, встретьтесь с ним завтра на дороге, которая ведет к пагоде Махамуни. Я беру всю ответственность на себя за вашу безопасность. Если вы примите решение остаться в Мандалае, вы сможете сесть на корабль, отправляющийся в Англию, еще до конца недели. А. Дж. К.».
Эдгар опустил руку, в которой держал письмо. «Ему известно мое имя», — подумал он и взглянул на Кхин Мио.
– Вы тоже едете?
– Скоро я расскажу еще кое-что, — ответила она.
На следующее утро они поднялись до рассвета и погрузились на повозку с паломниками, отправляющимися к пагоде Махамуни, расположенной на южной окраине Мандалая. Паломники глазели на него и весело болтали друг с другом. Кхин Мио наклонилась ближе к Эдгару:
– Они говорят, им приятно, что среди британцев тоже есть буддисты.
Над Шанскими холмами медленно двигались темные тучи. Повозка, подпрыгивая на ухабах, ползла по дороге. Эдгар прижимал к груди свой портфель. По предложению Кхин Мио он оставил большую часть своих вещей в Мандалае, взяв с собой только смену одежды и важные документы, а также инструменты для работы. Теперь он слышал легкий звон металлических инструментов, когда колесо попадало в выбоину. У пагоды Махамуни они сошли, и Кхин Мио повела его по маленькой тропинке к стоящему поодаль юноше. Он был одет в свободные голубые штаны и такого же цвета рубаху, на талии была повязана клетчатая куртка. Эдгар много читал о том, что мужчины-шаны, точно так же как и бирманцы, носят длинные волосы. У молодого человека они были убраны под цветной тюрбан — нечто среднее между бирманским гаунг-баунг и таким, какие носили сикхские солдаты. Юноша держал за уздечки двух небольших пони.
– Мингала ба, — сказал он, слегка поклонившись. — Здравствуйте, мистер Дрейк.
Кхин Мио улыбнулась ему.
– Мистер Дрейк, это Нок Лек, он будет сопровождать нас до Маэ Луин. Его имя означает «Маленькая птичка». — Она помолчала, потом добавила: — Но это не должно вводить вас в заблуждение. Он — один из лучших солдат Энтони Кэррола.
Эдгар посмотрел на юношу. На вид ему едва можно было дать пятнадцать лет.
– Ты говоришь по-английски? — спросил он.
– Немного, — ответил Нок Лек с горделивой улыбкой и потянулся к их вещам.
– Ты слишком скромничаешь, — сказала Кхин Мио. — Ты очень быстро учишься.
Нок Лек начал закреплять вещи на седлах.
– Я надеюсь, вы умеете ездить верхом, мистер Дрейк, — сказал он, когда закончил. — Это шанские пони. Они меньше, чем английские лошади, но очень хороши для горных дорог.
– Я буду держаться изо всех сил, — сказал Эдгар.
– Ма Кхин Мио поедет со мной, — сказал Нок Лек. Он положил обе руки на спину пони и легко вспрыгнул в седло. Затем скользнул босыми ногами в веревочные стремена, уцепившись за них пальцами ног. Мышцы на его икрах были похожи на перекрученные канаты. Эдгар нервно поглядел на своего пони с английскими металлическими стременами. Кхин Мио взобралась в седло позади Нок Лека и села боком, свесив обе ноги в одну сторону. Эдгара поразило, как небольшое животное может идти с таким грузом. Он уселся на своего пони. Не говоря больше ни слова, они направились на восток.
По небу разливалось рассветное сияние. Эдгар надеялся увидеть восход, чтобы отметить начало последнего этапа пути, на который он уже почти не рассчитывал. Но солнце было скрыто облаками и освещало землю постепенно. Кхин Мио, которая ехала впереди него, раскрыла небольшой солнечный зонтик.
Они двигались на восток, идя уже несколько часов неспешным шагом, по дороге мимо рисовых полей и пустых амбаров. На их пути им встречались путники, направлявшиеся в город, — мужчины, ведущие волов на ярмарку, женщины с тяжелыми грузами на головах. Вскоре толпа поредела и Эдгар со своими провожатыми остались на дороге одни. Они пересекли небольшой ручей и, повернув на юг, вышли на маленькую пыльную дорогу, которая пролегла между двух обширных рисовых полей, стоявших под паром.
Нок Лек обернулся назад.
– Мистер Дрейк, теперь нам нужно ехать быстрее: до Маэ Луин не один день пути, а дороги здесь хорошие, не то что в Шанских княжествах.
Эдгар кивнул и крепче вцепился в поводья. Нок Лек свистнул на своего пони, и тот припустил рысцой. Эдгар ударил своего в бока. Никакой реакции. Он ударил сильнее. Пони встал и не трогался с места. Нок Лек и Кхин Мио удалялись все больше. Эдгар прикрыл глаза и глубоко вдохнул, потом свистнул.
Они скакали на юг по узкой дороге, двигаясь параллельно холмам Шанского нагорья с одной стороны и Иравади — с другой. Эдгар держал поводья в одной руке, другой — он придерживал шляпу. Он вдруг обнаружил, что весело смеется, увлеченный скоростью. На охоте они ехали на пони шагом, и он старался вспомнить, когда же последний раз скакал верхом с такой скоростью. Должно быть, это было лет двадцать назад, когда они с Кэтрин проводили праздники у ее кузена, владевшего маленькой фермой. Сейчас он уже почти забыл ощущение восторга, от которого стучало в ушах.
Ближе к полудню путешественники остановились на постоялом дворе для паломников, и Нок Лек купил еды в ближайшем домике — карри и рис с приправами и салат из порубленных чайных листьев, завернутых в листья банана. Пока они ели, Нок Лек и Кхин Мио о чем-то разговаривали по-бирмански, быстро проговаривая слова. Кхин Мио извинилась перед Эдгаром за то, что они говорят не по- английски:
– Нам нужно многое обсудить. И я думаю, что наш разговор не будет вам очень интересен.
– Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказал Эдгар, он был вполне доволен местом в тени, где они устроились, откуда ему были видны чернеющие рисовые поля. Он знал, что крестьяне сжигают их перед наступлением дождливого сезона, но было сложно убедить себя в том, что это не работа солнца — так нещадно оно палило. Сожженные поля тянулись на многие мили: от реки до резко поднимающихся склонов Шанского нагорья. «Похоже на крепостные стены, — подумалось ему, когда он глядел на горы. — А может быть, они спадают вниз, как скатерть с края стола, которая на полу образует маленькие холмы и
