надежнее, тоньше, эффективнее. Вот главная причина, по которой мы в нашей мастерской «беремся за перо». Вот почему мы стремимся фиксировать и как-то обобщать наш опыт. Таким образом, и я хочу это подчеркнуть особо, мы теоретизируем для себя.
Что же касается рекомендаций другим педагогам относительно методики преподавания, то, разумеется, на это мы не претендуем — упаси Бог кого-то поучать в театре или в театральной педагогике. Об этом не может быть и речи. Другое дело, если кто-то заразится от нас желанием писать о своей работе, размышлять о собственном педагогическом опыте, соотносить свой опыт с опытом других — вот что, нам кажется, было бы неплохо. Одним словом, мы — за открытую педагогику.
В этой книге речь пойдет об этюдном методе, этюдном подходе. Эта материя довольно неопределенная, хрупкая при всей, казалось бы, известности выражения «этюдный метод». Что такое «этюдный метод» — понять сложно, тут десятки нюансов. А еще сложнее применение его на практике: тут есть и победы, и поражения, и тупики. Однако мы выбрали именно этот путь, и идем именно по нему, идем то твердо, то срываясь, то осознанно, то интуитивно. Иногда мы пытаемся наш подход оговорить, сформулировать, обосновать. Иногда ссылаемся на Станиславского, иногда спорим с излишней категоричностью формулировок, но в итоге опять-таки совпадаем со Станиславским. Нам кажется, что родоначальник всех корневых наших понятий все-таки он. Читателям судить, где мы правы, где заблуждаемся, где противоречим сами себе. В каком-то году думаешь так о педагогическом процессе, а через год — несколько иначе. Считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность тем, кто помогал мне в работе над книгой. Это, прежде всего, Лев Геннадиевич Сундстрем, а также Михаил Анатольевич Ильин, Евгения Ивановна Кириллова, Владимир Павлович Фунтусов и многие другие. С каким терпением они читали мои «варианты», с какой деликатностью указывали на хромающие формулировки и заключения. Спасибо! Особая признательность моей жене Тамаре Морозовой, вместе с которой мы прошли сложный путь подготовки рукописи к печати.
НАЧАЛО ОБУЧЕНИЯ
Если бы меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент их идеального содружества, я бы ответил: Это «набор»… Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности…
НАБОР В ТЕАТРАЛЬНУЮ ШКОЛУ
Если бы у меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент идеального их содружества, я бы ответил: «Это набор».
Набор нового курса — интереснейшее дело, замечательный процесс. Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности. К сожалению, режиссер и актеры редко бывают в таком единодушии, в таком одновременном азарте, в таком напряженном творческом контакте,' как набирающий педагог и абитуриент. Вроде бы, и неудивительно, что процесс этот похож на работу режиссера с актером. Так же первый дает задание, так же второй стремится его выполнить. Но возникает какая-то особая связь, особое взаимопонимание, особое, я бы сказал, напряжение интуиции с той и с другой стороны. Здесь не задают лишних вопросов и не объясняют слишком долго того, что должно быть понято с полуслова. Абитуриент задавать лишние вопросы не имеет права в силу своего абитуриентского положения. А педагогу некогда, ему не до слов. Он сосредоточен на стремлении выявить творческий потенциал данного молодого человека.
Те из них, кто потом стали студентами, о приемных экзаменах вспоминали так.
Мастера, ведущие прием, не жалеют сил. С огромной самоотдачей действуют абитуриенты. К тому же, мастер работает не один. Он окружен квалифицированными советниками — соратниками по будущему классу. Это педагоги актерского мастерства, специалисты по сопутствующим дисциплинам: хореографы, речевики, музыканты, студенты старших курсов, которые тоже помогают… Казалось бы, такое содружество должно сработать на стопроцентный результат… Казалось бы, не может быть ошибок. Увы, ошибки, тем не менее, случаются…
Что это означает? Что нет объективных законов набора? Может быть… Во всяком случае, сразу же бросается в глаза разноголосица оценок абитуриентов у разных мастеров… У тебя человек «слетает» с набора, а к другому мастеру поступает. Ну, ладно, он у тебя «слетает» с третьего тура, из нескольких способных студентов ты выбрал не его, а другой педагог его взял. Это еще можно понять. Но когда со второго тура, и даже с первого кто-то «слетает» и легко поступает тут же к другому мастеру? Более того, есть случаи, когда абитуриент не проходит в одной мастерской даже отборочную консультацию, то есть наглядно профнепригоден, а к другому мастеру все-таки попадает… Значит, мы по-разному разгадываем загадки человеческой личности… Или не разгадываем… Например, берешь человека после полуторамесячных труднейших для него творческих испытаний, а он уходит из института, даже не приступив к учебе. Другой начинает вроде бы неплохо учиться, но через две недели уходит в какой-то рок- ансамбль. Или, молодой человек поступил с блеском, причем на экзаменах проявил невероятную волю, сделал все, что мог. Цеплялся, как говорится, зубами за каждое задание, ловил каждое замечание и вот — поступил! И вдруг этот парень уже в середине первого семестра начал прогуливать, пить… Что это значит? Ведь эти счастливчики были избраны каждый — порой из ста или, по крайней мере, из восьмидесяти человек.
Я сейчас не говорю про ошибки, которые обнаруживаются позже… Девушку взяли безоговорочно, с восторгом, а она, закончив институт, стала продавщицей. Молодой человек учился на актера, а стал заведующим автобазой. Не означает ли все вышесказанное, что набор — лотерея?
Кстати, у одной абитуриентки описано сходное ощущение.