отобрали, хотите и небеса прихватить?
Каждый ответит за себя.
А, ну конечно, пусть ближний в аду жарится, мне- то что? Вот и вся любовь!
Ты многого не понимаешь.
Да уж куда нам! Только по мне честнее в аду с ближним, чем одному в раю. Или все пусть спасутся, или никто.
Он перекрестился. Но я неумолим:
А иконы? Чем не идолопоклонство?
Лики только отражают божественное.
Язычники то же самое говорили — Велес, Перун, разве резные деревяшки могут выразить их могущество? Или ты думаешь, они верили в берёзового чурбана, не задумываясь о Боге? — Я задрал палец. — Нет, и у них были свои мученики, свои святые и пророки, которых сначала оболгали, а потом забыли.
Он уставился в угол, и мне сделалось стыдно.
Жизнь каждому даётся нелегко.
Вспоминаю заборы с дырами шире досок, дядю Сашу, умершего за год до того, как я поступил в университет, вспоминаю родителей, их развод, который так напоминал собственный. Каждый брак устроен по-своему, все разводы похожи друг на друга. Вспоминаю поджатые губы жены, сгорбленную фигуру её адвоката, равнодушного судью и сына, которого делили, как вещь. Испуганный, он косился на стоявшего рядом мужчину, который должен был заменить меня. Вспоминаю и нового мужа матери, неплохого, честного, но с которым так и не нашёл общего языка и к которому обращался на «вы».
А ещё в памяти всплывает, как катался на карусели: сиротливо кропит дождь, и я, оседлав деревянного конька, бесцельно кружу рядом с понуро молчащими зверьками. Мне грустно и не с кем разделить одиночество.
Жизнь — серый, ненастный день среди глухонемых.
Блаженными с годами становятся ночи, когда отступает бессонница. Но и тогда видишь сны, похожие на жизнь. Как в детстве, мне снятся ворота, стоящие в чистом поле. Но год от года они сужаются. Через них едва протискиваются, толкая друг друга, будто по сторонам простирается невидимая стена. Во сне я уже не удивляюсь, а, пробудившись, безуспешно разгадываю этот символ.
«Входите тесными вратами», — протягивает мне Александр православный сонник.
Но что мне толкования — разобраться бы самому, что думаешь!
Всю жизнь я писал рассказы, у которых был единственным читателем. Зачем? Чтобы понять, как тесно в словах? Чтобы подтвердить истину о том, что наше «я» не укладывается в проговариваемое?
Жизнь — долгое повествование, а прочитывается на одном дыхании. Сколько строк осталось мне, чтобы дописать этот рассказ?..
ОБМАН ТОЧКА РУ
Дорогой Нестор! Помнишь, я писал тебе, как меня чуть было насмерть не забросали снежками?[3]
Но дело не в этом. Истории липнут ко мне, как грязь после рукопожатий. Вот что произошло совсем недавно. Был я проездом в Судянске, до поезда оставалось часа три, и я не знал, куда себя деть. Все провинциальные городишки на одно лицо: по бокам от главной улицы вокзал и рынок, а дороги упираются в деревни. Короче, пойти некуда. И вдруг вижу: театр, открытие сезона, обещают премьеру. Захожу. В буфете больше, чем на два пальца, не наливают, в кадках сохнут фикусы, а от стен пахнет сыростью. И в углу манекен. Знаешь, как раньше на ярмарках, на картоне намалёван толстяк в шляпе, а вместо лица — пустота. И дырки для рук. Подходи — примеряйся! Развлечение курам на смех, но, представляешь, до чего скука довела — сунул голову, щурюсь. Буфетчик улыбается: «В самый раз!» Слушай дальше. Моё кресло оказалось занятым. Какая-то компания ёрзала на сиденьях. Я показал билет. Мне рассмеялись в лицо. Кто- то предложил сесть на свободное место. Но я заартачился, потребовав управляющего. Мне указали на дверь. Чтобы не остыть, я быстро её толкнул. За столом горбилась женщина. Волосы собраны в пучок, на переносице складка. Перед такими чувствуешь себя школяром.
Я сбивчиво объяснил, в чём дело.
Какое-то недоразумение, — подняла она бровь. — Сейчас уладим.
Я пошёл за ней, как крыса за флейтой.
Эти? — указала она на компанию.
Эти, — эхом подтвердил я, жалея, что связался.
У вас тринадцатое?
Голос звучал ровно и пусто.
Я кивнул.
Женщина навела на парня в тринадцатом кресле огромный пистолет, целясь в голову. Я хотел крикнуть: «Не надо!» Но лишь пробормотал: «Откуда пистолет? У неё не было даже сумочки!» Женщина спустила курок. Я застыл, уставившись на то, что осталось от парня в тринадцатом.
Не беспокойтесь, сейчас отчистят, — неверно истолковала она мой взгляд.
????????????????????????????????????????????????
??????????????
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++ ++++++++++++++
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Такие дела. А ты ещё не бросил курить? Ну, тогда будь здоров, не кашляй.
Твой Птач-Пивторан
От кого: Нестора Копытова Кому: Семёну Улыбайко
Копии: Жидославу Кречетову, Изабелле Жмурко
и Самсону Тер-Всекогосяну Тема: «Опровержение»
Привет, Семён!
Слухами интернет полнится. Как тебе происшествие с Зиновием? Думаю, вымысел. Ты же его знаешь!
Кстати, у меня его сообщение вирус подъел. На самом интересном месте! У тебя тоже? Нестор
От кого: Семёна Улыбайко
Кому: Жидославу Кречетову
Копии: Нестору Копытову, Изабелле Жмурко
и Самсону Тер-Всекогосяну Тема: «Опровержение опровержения»
Долгие всем лета! А также зимы и вёсны! Наверное, так и не списались бы, да Птач-Пивторан всех переполошил. Напрасно Нестор считает его историю выдумкой. Конечно, для Зиновия с детства что быль, что сон. Но я вот что думаю. Продолжаю его рассказ с того места, которое испортил вирус:
«— Не беспокойтесь, сейчас отчистят, — неверно истолковала она мой взгляд.
Пистолет исчез так же внезапно, как и появился. Свет начал медленно гаснуть.
— Не стой столбом! — услышал я в сгустившемся мраке, продолжая бессмысленно топтаться. Меня парализовал страх. Я выдавил из себя какое-то мычанье — так рыдает душа за глухими ставнями тела.
И вдруг — о, чудо! — мой покаянный плач, если вопль
бывает покаянным, был услышан. Вспыхнул свет, и мёртвый воскрес! Я услышал аплодисменты и понял, что, едва примерив лицо в манекене, стал участником розыгрыша. В театре одного актёра я был единственным зрителем, а, вспомнив афишу, понял, почему спектакль назывался «ПРОИСШЕСТВИЕ».
Меня хлопают по плечу. Счастливый, я улыбаюсь — сквозь слёзы».
