решение ЦК, и они могут диктовать левым свою волю. Они не подали руки встретившему их и протянувшему им руку члену редакции Садыкеру и потребовали, чтобы ред[акция] «Накануне», во-первых, напечатала в газете их декларацию и, во-вторых, передали им газету или в крайнем случае закрыли по напечатании декларации. Понятно, что при таком ультимативном требовании какое бы то ни было соглашение не возможно уже не по вине левых, а по вине правых.
При создавшихся сейчас отношениях (а их созданию способствовали и письма Ключникова из России) совместная работа обеих групп абсолютно невозможна.
Правильным исходом из создавшегося положения мне представлялось бы: 1) оставить газету в руках нынешней редакции, обязав ее напечатать письма Ключникова и Потехина или интервью с ними, если в этом письме или интервью не будет содержаться ничего направленного лично против членов нынешней редакции и 2) удовлетворить уезжающих в Россию Ключникова и Потехина, дав им возможность руководить там какой-либо газетой, лучше журналом. Это последнее, к тому же, им, кажется, и обещали.
Таким способом мы сохраним и газету, которая иначе должна бы была закрыться с отъездом Ключникова и Потехина, и спевшуюся уже группу преданных нам работников. Не говорю уже о том, что лично у меня создалось бы очень неприятное положение в новой газете. И прежде всего Ключников с большой, хотя и скрываемой, враждебностью относился к факту, что мне приходилось иногда делать газете указания. Теперь же он будет толковать, что его уклон вправо и отказ от всякой борьбы с правыми санкционирован Центральным Комитетом, будет игнорировать мои указания и вообще очень мало считаться с представительством.
Общение с Ключниковым и Потехиным
Мне кажется, что, принимая свое решение, ЦК не вполне представлял себе здешнюю обстановку и последствия, вытекающие из этого решения, и только поэтому я позволил себе написать такое длинное письмо.
Из приведенного документа достаточно полно предстает примитивная утилитарная роль «сменовеховства» в планах сторонников Троцкого в руководстве большевиков, что, конечно, не соответствовало объективным эвентуальным отношениям сторонников данного сложного общественно-политического течения и советской власти. «Аргументы советского полпреда, его апелляция к темному прошлому, сомнительному настоящему, политической ненадежности и литературной бездарности своих оппонентов не возымели должного воздействия. К удивлению Крестинского Ключников и Потехин вернулись в Германию. На вокзале прибывшие не подали руки встречавшему их члену редакции Садыкеру и повели себя так, как будто знали о решении ЦК в их пользу: ультимативно потребовали напечатания в «Накануне» своей контрдекларации с последующим закрытием или передачей газеты в их руки»[312]. Давление Н. Н. Крестинского при поддержке Л. Д. Троцкого и К. Б. Радека, а позже и Н. И. Бухарина, на высшее партийно-политическое руководство все нарастало, а позиция И. В. Сталина на сохранение сменовеховцами собственного лица, отличного от коммунистической прессы, ослабевала. Все это привело к тому, что вскоре сторонники «Смены вех» оказались в положении «плохих учеников» при большевистских «строгих учителях». Это, например, видно из следующего донесения Н. Н. Крестинского в ЦК о визите в курортный город Киссинген Ю. В. Ключникова и Ю. Н. Потехина 12 сентября 1922 г.:
Членам ЦК:
Товарищам:
Дорогие товарищи,
Во вторник, 12-го сентября, ко мне в Киссенген приехали Ключников и Потехин и пробыли здесь до следующего дня. Долгий, в дружеских тонах разговор с ними доказал еще раз объективную правильность всего того, что я писал Вам в своем письме от 9-го сентября.
Я спрашивал их, почему они ничего не писали из России о процессе с[социалистов]-р[еволюционеров]. Это производило впечатление, что они по совести не могут писать благоприятных для нас корреспонденций, но боятся писать из России против нас, и потому молчат. Это молчание делало всю поездку не полезной для нас, а вредной. На это они отвечали, что с момента вызова Ключникова в качестве свидетеля не только он не мог посылать корреспонденций, но и Потехин, так как это могло бы произвести за границей впечатление чрезвычайного прислуживания с их стороны: один, дескать, напросился в свидетели, чтобы топить с.-р., а другой шлет об этом корреспонденции. В дальнейшем же, когда это препятствие было устранено и ясно было, что Ключникову быть свидетелем не придется, у них создалось уже настолько отрицательное отношение к резкому полемическому способу ведения «Накануне», что они вообще не могли туда ни о чем писать. Это неблагоприятное стечение обстоятельств было очень тяжело для них самих, тем более что они были чрезвычайно удовлетворены всем ведением процесса и силою доказательств, и если бы имели возможность писать, то писали бы чрезвычайно благоприятные корреспонденции.
Из этого ответа Вы видите, что боязнь произвести чуть-чуть неблагоприятное впечатление на правые круги эмиграции настолько сильнее у Ключникова и Потехина, что она пересиливает сознание своего долга перед Советской Республикой и толкает на длительное молчание в такое время, когда молчание их не может не быть истолковано крайне вредно для Сов[етского] пра[вительства].
Я перешел затем к возможному будущему и спросил, как бы они поступили в дальнейшем в трех вопросах:
А) в церковном вопросе,
Б) в вопросе об условном расстреле с-ров
и В) об арестах и высылках оппозиционной интеллигенции в России.
Если Вы будете, сказал я им, объяснять и защищать эти мероприятия сов[етского] пра[вительства] (а я уверен, что Вы, как сторонники сильной власти, их разделяете), то Вы, конечно, не приблизите к себе, а оттолкнете от себя Милюкова, Мандельштама, Гронского, Литовцева и др., столь дорогих Вам представителей левого крыла кадетской партии. Если же Вы для привлечения их к себе будете проявлять в этих вопросах оппозиционность по отношению к сов[етскому] правительству] и критиковать его действия, то Вы тем самым оттолкнете от сов[етского] пра[вительства] те круги эмиграции демократические по своему социальному прошлому, которые готовы вполне примириться с советской властью.
Ключников сказал, что моя постановка вопроса вызывает с его стороны вопрос, что желает иметь сов [етское] правительство]: «Новый мир», издаваемый под другим заглавием и другой группой людей, или независимую сменовеховскую газету. Если газета будет «Новым миром», т. е. будет допущать все мероприятия сов[етского] пра[вительства], то, кто бы ни стоял во главе ее, она очень скоро утратит влияние. Если же газета будет позволять себе иметь свое собственное суждение по различным мероприятиям правительства, иногда иное, чем мнение сов[етского] пра[вительства], то с газетой будут считаться, как с независимым демократическим органом, и в такой орган могут без большой внутренней ломки и без страха за свою политическую репутацию[зачеркнуто – смогут. –
Ключников предпочитает издавать газету несколько левее «Последних новостей» и не вполне советскую. Таким путем вокруг этой газеты соберется, как он думает, и некоторая интеллигентско- литераторская группа и те массовые элементы из эмиграции, которые, будучи склонны к приятию советской власти, будут в то же время солидарны с «Накануне» в критике отдельных мероприятий этой власти.
По-моему же, это означало бы, что мы за наш счет создаем за границей, и стало быть, и в России, оппозиционную по отношению к сов[етскому] правительству] буржуазно-демократическую партию с руководящим штабом, газетой <…>. От того, что в этой партии (с ее ЦК и в редакции ее газеты) рядом с Ключниковым и Потехиным будут Милюков и его соратники, для нас никакой пользы нет, а только один вред. Правда, Ключников повторяет на каждом шагу, что они никакой партии создавать не хотят, что они, пожалуй, гораздо ближе к нам, чем нынешняя редакция «Накануне», и что их способ ведения газеты
