терроризма. Хотя впоследствии делались попытки представить террористов решительными и жесткими людьми, совершенно ясно, что причина их склонности к насилию зачастую крылась в душевных конфликтах и нанесенных им обидах. Убийство выражало владевшее ими нетерпение, и истинный революционер не мог позволить себе отступить от первоначальных идеалов. Этот метод борьбы привлекал и тех, кто еще не принял окончательного решения, но не мог оставаться сторонним наблюдателем. Потенциальный или реальный убийца нередко был человеком, который легко «ломался» на допросе и становился полицейским информатором или агентом-провокатором.
«Земля и воля» все больше затягивалась в болото терроризма. Сначала было принято решение прибегать к убийству «в редких случаях», только для уничтожения предателей из собственных рядов и особенно жестоких государственных и полицейских чинов. Такой подход был одобрительно встречен образованными классами. После того как Вера Засулич, совершившая покушение на петербургского градоначальника, отдавшего приказ о телесном наказании политического заключенного, была оправдана, она стала героиней «в глазах просвещенного общества». Очень скоро терроризм стал основным видом деятельности «Земли и воли». Многие активисты организации тяжело переживали сложившуюся ситуацию. Они выражали несогласие не просто с терроризмом, а с использованием его в качестве основного средства для решения политических задач организации. Агитационная работа в массах не велась. И что самое парадоксальное – убежденный террорист становился более умеренным политиком, чем его товарищ, боровшийся с терроризмом.
Подобный парадокс легко объясним. «Убийцу» царских чиновников не следует отожествлять с обычным убийцей. Он руководствуется политическими мотивами. Единственное требование, которое могло найти поддержку у большей части образованных и прогрессивных людей, – это требование конституции: наряду с любой цивилизованной страной, Россия должна иметь парламент, который будет управлять страной. Слово «конституция» резало слух многим народовольцам. Они по-прежнему тяготели к аграрному социализму. Их тактика являла собой немыслимую смесь идей Лаврова, Бакунина и Ткачева. В их глазах требование конституции было скорее «политической», чем «социальной» проблемой. Их сбивчивые возражения скрывали страх (надо сказать, справедливый), что любое собрание народных представителей не пойдет на пользу никому – ни социалистам, ни аграриям. Противники террора не уставали повторять, что стоит преуспеть «политической» кампании, как условия жизни народа значительно ухудшатся. Но у них не было никакой альтернативы террору и «политике», кроме агитации в народных массах. Но это означало биться головой о стену народного равнодушия и враждебности.
В 1879 году произошел раскол «Земли и воли». Сторонники и противники террора вели горячие дискуссии. Противники терроризма угрожали, что предупредят предполагаемых жертв. Террористы отвечали, что не колеблясь направят свои действия против информаторов. В результате организация разделилась на две: террористы назвали свою организацию «Народная воля», вторая организация – «Черный передел» – сосредоточила свою деятельность на социалистической пропаганде в деревне. Обе партии, каждая из которых была всего лишь небольшой группой людей, открыли типографии и установили слежку друг за другом. И хотя «Черный передел» вскоре распался, именно из его рядов вышли основатели марксистского социализма в России; среди них был и отец русского марксизма, учитель Ленина, блестящий и несносный Георгий Плеханов.
Более захватывающей, правда не столь далеко зашедшей, оказалась судьба «Народной воли». Хотя эта организация по-прежнему делала упор на «крестьянский вопрос», ее главными требованиями являлись созыв Учредительного собрания и демократические свободы, а основным и фактически единственным средством борьбы оставался терроризм, объектом которого был царь. Чтобы успокоить собственную совесть, было решено две трети ресурсов использовать для работы в деревне, а одну треть – для террористической работы. Но это был самообман. В организации не было достаточного количества людей для ведения агитационной работы, а все активные члены были втянуты в работу по подготовке и выполнению покушений. По заявлению некоторых историков, «Народная воля» насчитывала более пятисот членов, но это явное преувеличение. Основное ядро, так называемый исполнительный комитет, составляла горстка людей, и на протяжении двух лет эти двадцать или тридцать человек терроризировали огромную империю.
Трагическая история народовольцев связана с именами Андрея Желябова и Софьи Перовской. Это они, находящие счастье в своих идеалах и готовые пожертвовать всем ради них, являются воплощением «новых людей» Достоевского. Их любовь и мужество перед лицом смерти добавляет романтический штрих в страшную историю убийства Александра, последующего суда и казни убийц.
Особое место, отведенное Желябову среди революционеров, меньше всего связано с чувством восхищения и признательности со стороны Советов. Ленин выделял Желябова как предвестника большевизма, хотя про себя считал, что геройское самоубийство народников не имело большого смысла. В 1906 году на предложение одного из сотрудников почтить память Желябова и Перовской в годовщину их казни Ленин раздраженно ответил: «Они умерли, и что? Честь им и слава, но почему мы должны говорить об этом?» А вот народу личность Желябова как предвестника большевизма была наиболее понятной. Он был человеком действия, а не писателем. Следовательно, не оставил никаких «ошибочных» теорий. Он был здоров нравственно и физически. Общеизвестно, что Желябов был, как говорится, «широкой натурой»: веселым, общительным, любил петь и танцевать и во многих отношениях был удачливее большинства революционеров. Контраст был настолько велик, что наиболее тупоумные советские историки ощущали необходимость защищать Желябова от обвинений в дамском угодничестве и всячески превозносить его заслуги перед отечеством. В отличие от таких обитателей революционного Олимпа, как импотент Бакунин и Нечаев, Желябов жил полнокровной жизнью.
Желябов, конечно, гораздо более сложная натура. Он был сыном крепостного крестьянина и до последних дней помнил об унизительном положении крепостных крестьян, и с этим был напрямую связан его революционный энтузиазм. Желябову нелегко далось решение возглавить террористическую группу, и он выговорил себе право после казни царя вернуться в деревню, чтобы продолжить пропаганду среди крестьян. При всей его внешней веселости и решимости в поведении Желябова, и до и после ареста, просматриваются суицидальные наклонности. Он настаивал, чтобы во время убийства не было ненужных свидетелей, по всей видимости, он бессознательно страшился смерти.[60]
Софья Перовская, казненная за участие в убийстве царя, вышла из совершенно иной социальной среды, нежели ее соратник Андрей Желябов. Ее отец был губернатором Петербурга. В определенной степени к решению покинуть отчий дом и принять участие в революционной деятельности девушку подтолкнули грубый характер и недостойное поведение отца. Перовская примкнула к партии «Народная воля». Ее отношение к террору было еще более откровенным и бескомпромиссным, чем у Желябова. Эту двадцатишестилетнюю женщину не интересовали политические требования; она считала, что царь должен сполна заплатить за деспотизм режима.
В течение полутора лет революционеры вели настоящую охоту на царя. Народовольцы тщательно готовили террористические акты, но их попытки убить императора окончились неудачей. Но ошибке пропустив нужный поезд, народовольцы взорвали шедший следом поезд царской свиты. В результате еще одного покушения – взрыва в царской столовой Зимнего дворца – погибли и получили ранения слуги и солдаты охраны, царь незадолго до взрыва покинул столовую.
По иронии судьбы царь-деспот Николай I умер в своей постели, а на его сына, царя-освободителя, велась охота. Начало правления Александра II было встречено с энтузиазмом. Герцен и даже в некоторой мере Чернышевский осыпали царя похвалами и называли освободителем. В то время царь не предпринимал особых мер предосторожности. В 1866 году после первого покушения на его жизнь царь, глядя на убийцу, брошенного к его ногам, сказал: «Вы не можете быть русским» (он думал, что только поляки способны поднять на него руку) – и пришел в замешательство от услышанного ответа: «Я русский дворянин». Рост терроризма вызвал со стороны правительства двоякую реакцию: странную смесь репрессивных и примирительных мер. Введение парламентских институтов в такой политически незрелой стране, как Россия, пугало не только консерваторов. Но никакие другие меры не смогли бы изменить существующую мрачную действительность.
Прислушавшись к советам наиболее либерально настроенных министров, 1 марта 1881 года царь наконец подписал закон о введении избранных представителей в высшие государственные органы власти.