когда им заплатят, теряли бы в этом случае свои деньги, и тогда они хорошенько бы думали, прежде чем давать товары в кредит. Но только в декабре 1989 года, когда Венгрия уже практически подошла к рубежу, отделяющему реформацию от революции, было принято решение объявить о банкротстве 51 предприятия. Как нетрудно догадаться, это решение было только принято, но не выполнено.
Если страна, пытающаяся реформировать экономику, недостаточно развита, то решающее значение приобретает что-то вроде межведомственных закулисных сделок, так как капитал ничего не стоит и не предусмотрено никаких наказаний за его неэффективное использование. В результате спрос на капитал практически не ограничен, и распределение средств, которое теоретически является функцией центрального органа планирования (Госплана), фактически определяйся закулисными играми бюрократии. Даже и при этом положении вещей средств всегда не хватает. Два выразительных факта о Советском Союзе: в среднем требуется 11 лет. чтобы построить промышленное предприятие, или. например, часто на предприятии скапливается неотправленная продукция, произведенная за год работы всего производства. Никакое капиталовложение не будет эффективным в таких условиях, почему что просто не сможет обеспечить прибыль, которая позволила бы платить нормальные проценты. В других странах социализма, пытающихся реформировать экономическую систему, ситуация не так плоха, как в Советском Союзе, но проблема капиталовложений остается основной причиной хронической несбалансированности всей экономики.
На примере Китая это видно особенно отчетливо. Реформа заметно продвинулась вперед. Производство стремительно нарастало, но спрос на капитал рос еще быстрее. Каждая провинция хотела иметь свою собственную велосипедную фабрику, и каждый уезд вдоль реки Янцзы – свой собственный порт для контейнерных перевозок. В результате инфляция стала неудержимой. Сторонники Чжао Цзыяна настаивали на изменении системы управления предприятиями, но не добились успеха.
Инфляция губит реформу. Система гордится своей стабильностью. Однако как только привносятся какие-либо рыночные механизмы, сразу же повышается спрос, который система не в состоянии полностью удовлетворить, – и рост цен становится неизбежным. Сначала все это приветствуется, потому что наличие товаров по высоким ценам гораздо предпочтительнее, чем отсутствие товаров вообще. В случае с товарами первой необходимости цены контролируются государством, но государство, естественно, вынуждено увеличивать дотации. Это приводит к росту количества денег в обращении; таким образом, усиливается давление спроса на всю остальную экономику. И так как этот спрос не может быть удовлетворен, растет количество «горячих», неотоваренных денег. Одновременно растет стремление вкладывать деньги. В ситуации, когда цены стабильны, вы просто ничего не теряете, если поместили деньги не лучшим образом. А в ситуации инфляции есть прямой смысл брать заем и делать капиталовложения, потому что проценты, которые вам нужно платить, инфляция сводит к нулю. И вот, когда еще при всем при этом непрерывно повышается зарплата, наступает полный кавардак. Очень трудно это предотвратить, потому что по мере ослабления центра предприятия все больше и больше начинают заботиться о том, чтобы рабочие были довольны. Уж когда рабочие начинают объединяться и политизироваться, напряжение грозит взрывом.
Я называю превращение латентной инфляции в явную «польской болезнью», потому что именно в Польше она достигла своего апогея. Но это же превращение, и гораздо раньше, произошло и в Югославии, стране самоуправления. Также этот процесс в разных точках развития можно наблюдать в Венгрии, в Китае, в Советском Союзе. В Польше он разрешился в 1989 году, когда был парализован центр политической власти и предприятия были предоставлены сами себе. «Реальная» заработная плата повысилась что-то на 30%, но конечно же она не была реальной, потому что производство совсем не выросло; оно, собственно, упало почти на 8%. Разницу покрывал так называемый инфляционный налог, то есть обесценивание денег за то время, что они находятся на руках у населения. Чтобы совершить невозможное – поддержать прежний уровень реальной заработной платы, – потребовалась все возрастающая скорость инфляции – до 1000% в год. Предприятия отложили все остальные свои обязательства – все средства шли на выплату заработной платы рабочим. Предприятия остановили капиталовложения, выплату налогов, даже прекратили платить поставщикам. В то же время никто не хотел держать злотые, и, как только был легализован свободный долларовый рынок, злотые на фоне доллара практически совсем обесценились. Так как совокупная стоимость денег в обращении постоянно сокращалась, государство вынуждено было печатать новые и новые бумажные деньги, чтобы покрыть бюджетный, дефицит. Инфляция вырвалась из-под контроля.
Можно наблюдать, что процесс реформы замечательным образом напоминает модель бум/спад на фондовой бирже. Все начинается сравнительно медленно. Сначала реформа удовлетворяет некоторые надежды, с нею связанные, и укрепляется в связи с этим. И когда результаты начинают значительно отклоняться от ожидаемых, отклонение все еще помогает движению реформы: недостатки системы становятся более очевидными, ее способность противостоять изменениям эродирует, в то время как стремление к переменам усиливается. Политические и экономические изменения усиливают друг друга. По мере того как ослабляется экономическая роль центров власти, их политический авторитет тоже подрывается. Конечно, власть будет сопротивляться – в конце концов, главным инстинктом любой бюрократии является инстинкт самосохранения, – но ее сопротивление породит дальнейшие нападки, пока политические цели не заслонят экономические и разрушение центральной власти не вырастет в основную цель. Здесь на смену реформе приходит революция.
Есть еще один фактор, который, похоже, играет важную роль во всем этом процессе: внешний долг. Страны, вставшие на путь реформы, очень часто прибегают к западным займам, чтобы хоть как-то бороться с дефицитом. К сожалению, взятые взаймы средства разбазариваются точно так же бездарно, как и свои, отечественные, потому что нет эффективной системы капиталовложений. И Польша, и Венгрия брали очень большие займы в семидесятые годы; но планы капиталовложений были плохо продуманы и плохо выполнялись, поэтому проекты не только не оправдали себя, но и втянули эти страны в огромную внешнюю задолженность. Очень трудно разграничить причины и следствия в рефлексивном процессе, но нет сомнений, что и в том, и в другом случае режим пытался себя оправдать, создавая иллюзию какого-то движения, улучшения. Существует прямая связь между экономической реформой, внешним долгом и последующим экономическим спадом. Это можно наблюдать, сравнив Польшу, Венгрию и Югославию, с одной стороны, и Чехословакию и Восточную Германию – с другой. Румыния – особый случай, потому что там во главе государства стоял диктатор, который хотел и мог заставить свой народ терпеть невероятные лишения, чтобы выплатить внешний долг.
Возникает вопрос: предвидели ли реформаторы результаты своей политики? Ответ весьма неоднозначен. Несомненно, реформаторами двигало прежде всего желание изменить систему, и они были готовы идти на полумеры, очень хорошо понимая, что полумеры обязательно потребуют следующих шагов. В то же время они, наверное, не полностью осознавали возможные негативные последствия, в противном случае они не могли бы так убедительно пропагандировать свою политику. Конечно, реально проводимая политика сильно отличалась от заявленной политики, но ведь реформаторы всегда могут сказать, что их рекомендации просто не были выполнены. Однако их всех засосало в процесс, представляли ли они правительство или оппозицию, и им стало казаться, что у каждой проблемы есть решение, даже если это решение порождает новую проблему. Другими словами, они стали участниками процесса и в качестве таковых преданными сторонниками дела реформирования. Даже если у них были какие-то сомнения, они не могли заявить о них во всеуслышание; им оставалось только молчать[18] . Таким образом, споры вокруг реформы стали определяться молчаливым убеждением в том, что реформа даст результаты, если процесс будет непрерывным. хотя с высоты сегодняшнею дня совершенно очевидно, что это убеждение ошибочно.
Необходимо осознавать, что реформа означает распад косной, закрытой, неизменной системы и чем дальше развивается реформа, тем более очевиден ее распад. И только если вдруг в процессе реформы где- то происходит разрыв, процесс может повернуть вспять, и тогда возможно появление новой системы. Я попытаюсь показать далее, что момент разрыва должен быть привнесен извне, с Запада, потому что местных сил недостаточно, чтобы породить новую систему. За процессом дезинтеграции должен следовать процесс интеграции в западное общество, а этот процесс невозможно осуществить без помощи с Запада. В случае ее отсутствия процесс дезинтеграции будет продолжаться и мировая закрытая коммунистическая система распадется на ее составляющие части, но не сможет приобрести и сохранить ни институты, ни
