верхушки…
Кеннет направился к Лили и О'Деллу, но потом остановился, засунул руки в карманы и сказал уже без тени улыбки:
— Отправляйся в Миннеаполис. Проклятье, найди что-нибудь для нас.
Глава
19
Лукас в одиночестве сидел в самом неудобном ряду в самолете. Место эконом-класса оказалось за переборкой, и вытянуть ноги можно было только в проход. Стюардесса обратила на него внимание еще до того, как они пролетели над Ниагарским водопадом.
— С вами все в порядке? — наконец спросила она, коснувшись его плеча.
Он опустил свое кресло до упора и закрыл глаза, как пациент, которому должны обработать зубной канал.
— Шасси уже на земле? — хрипло спросил он.
— Еще нет, — сказала она, скрывая улыбку. — Как насчет виски? Двойного?
— Не работает, — ответил Лукас. — Если только не положить туда девять таблеток фенобарбитала.
— Сожалею, — сказала она. Ее лицо оставалось серьезным, но она явно сдерживала улыбку. — Всего два часа…
— Замечательно…
Перед его мысленным взором появилась отчетливая картина: обрывки алюминиевой обшивки и куски двигателя разбросаны на канадском пшеничном поле, головы, руки и пальцы валяются, точно мусор, огонь пожара тонет в клубах маслянистого темного дыма; женщина в эластичных брюках бродит среди обломков и собирает деньги. Кукла Тряпичная Энни, разрезанная надвое, продолжает бессмысленно улыбаться. «Образы, навеянные кинематографом», — подумал Лукас. Он никогда не видел авиакатастрофы, но нужно быть полнейшим идиотом, чтобы не уметь их себе представить.
Он сидел и потел, сидел и потел, пока к нему не вернулась стюардесса.
— Мы уже почти на месте, — сообщила она.
— Сколько еще? — прохрипел он.
— Меньше часа…
— Господь милосердный…
Он молился, рассчитывая, что осталась одна или две минуты; он был в этом уверен.
Самолет летел над сетью оранжевых огней и голубых полос ртутного света. Фюзеляж несколько раз тряхнуло, и Лукас вцепился в подлокотники. В иллюминаторе он видел проносящиеся машины, черные дыры озер тянулись к западу от Петли Миннеаполиса. Лукас уставился в пол. Он вскочил на ноги, когда были выпущены шасси. Сделал ошибку и посмотрел в окно через соседнее пустое сиденье, увидел приближающуюся землю и снова закрыл глаза, готовясь к удару.
Посадка получилась самой обычной. Скучающий пилот произнес обычные слова прощания голосом деревенщины из Теннесси. Лукас не сомневался, что именно оттуда он и был родом, — такому не следовало доверять даже «шевроле» пятьдесят второго года выпуска, не говоря уже о самолете…
«Наверное, я пропах страхом, — думал Лукас, поспешно покидая салон с сумкой в руках. — Господи, это был мой худший полет».
Он читал, что аэропорт Ла Гуардиа переполнен людьми, что в самолете тебя может разорвать пополам в одно мгновение, прямо на земле. А ему придется снова подняться в воздух через день или два.
Он поймал такси, дал указания водителю и откинулся на спинку заднего сиденья. Машина медленно катила вдоль реки, на север, мимо завода Форда. В окне дома Лукаса горел свет. Таймер.
— Приятно возвращаться домой? — спросил таксист, делая пометку в путевом листке.
— Вы даже не представляете себе насколько, — ответил Лукас.
Он протянул водителю десять долларов и вышел из машины.
По набережной прошла пара.
— Привет, Лукас, — сказал мужчина.
— Привет, Рик, привет, Стефани!
Соседи — он разглядел ее светлые волосы и его очки в металлической оправе.
— Ты оставил разбрызгиватель на заднем дворе. Мы его выключили и убрали шланг за гараж.
— Спасибо.
Лукас поднял лежащую за дверью почту, собрал рекламные объявления и каталоги, выбросил в мусорную корзину, принял душ, чтобы избавиться от запаха страха, пропитавшего тело, и рухнул на постель. Через тридцать секунд он уже спал глубоким сном.
— Лукас?
Квентин Даниэль выглянул из своего кабинета.
Под глазами у него появились темные круги, он заметно похудел. Даниэль был начальником полиции Миннеаполиса в течение двух сроков, но его мучило совсем другое. Из-за него умерли невинные люди, он был преступником, но об этом никто не знал, за исключением самого шефа полиции и Лукаса. Лукас решил для себя эту проблему и простил Даниэля. Впрочем, сам Даниэль так и не сумел забыть о том, что произошло.
— Заходи, — продолжал шеф. — Что случилось с твоим лицом?
— На меня напали, ну, или вроде того… Мне нужна помощь, — коротко ответил Лукас, усаживаясь на стул для посетителей. — Ты знаешь, что я работаю в Нью-Йорке.
— Да, они мне звонили. Я сказал им, что ты мистер Замечательный.
— Мне нужно отыскать сокамерников Беккера или людей, которые разговаривали с ним, пока он находился здесь.
— Похоже, ты хватаешься за соломинки, — заметил Даниэль, играя с коробкой для сигар, стоящей на столе.
— Именно поэтому я сюда вернулся, — ответил Лукас. — Мерзавец хорошо спрятался, и мы никак не можем до него добраться.
— Хорошо, — сказал начальник полиции, поднял телефонную трубку и быстро набрал номер. — Слоун на месте? Пришлите его, пожалуйста, ко мне в кабинет. Спасибо.
Прошло несколько минут неловкого молчания, а потом Лукас сказал:
— Ты выглядишь паршиво.
— Я себя паршиво чувствую.
Даниэль развернул коробку для сигар так, чтобы ее сторона оказалась параллельна краю стола.
— Твоя жена?..
— Мы расстались. Сначала я подумал, что мне станет легче, но я ошибся. Каждое утро я вставал, видел ее и мечтал, чтобы она ушла, а теперь я смотрю на постель, а перед глазами — пустота.
— Хочешь, чтобы она вернулась?
— Нет. Но то, что мне нужно, получить невозможно. Я скажу тебе одну вещь, между нами: я ухожу отсюда. Через два месяца я достигну пенсионного возраста. Может быть, уеду на север, куплю дом у озера. Деньги у меня есть.
Раздался стук, дверь приоткрылась и секретарша сказала:
— Слоун…
Лукас встал.
— Искренне желаю тебе удачи.
— Спасибо, но я проклят, — ответил Даниэль.
