— Нет. Проклятое крысиное гнездо.
— Ладно…
Лукас собрался уходить, но тут Картер спросил:
— Ты видел газеты?
— С Беккером? Да…
— Нет, это было в утренних выпусках, а я имею в виду дневной…
Уэрта сложил газету, которую они изучали, и протянул ему. На первой полосе Лукас увидел женское лицо с широко раскрытыми глазами; и еще до того, как понял смысл надписи, его поразил исказивший лицо ужас. Лишь через несколько мгновений он сумел прочитать заголовок: «Жертва № 8 — Беккер фотографирует смерть».
— А это законно? — спросил Лукас.
— Это медсестра Карсон, — мрачно сказал Картер. — Беккер отправил свои записи и фотографии в три газеты и на два телеканала. Они их используют.
— Господи…
Из коридора послышался голос.
Лили.
Лукас свернул за угол и в полумраке нашел кабинет с приоткрытой дверью. Он постучал, но сразу входить не стал.
— Да? — раздался голос Кеннета.
Лукас заглянул внутрь.
— Дэвенпорт.
— Заходи, — пригласил его Кеннет. — Мы говорили о тебе.
Он сидел на стуле для посетителей перед стандартным металлическим столом, задрав ноги вверх. Воротник рубашки был расстегнут, а яркий полинезийский галстук лежал на стопке телефонных справочников, на краю стола.
— Мерзкие фотографии, — сказал Лукас.
— Мы крепко влипли, — угрюмо сообщил Кеннет. — Сначала неудача в Новой школе, а теперь эти снимки. Мэр вызвал на ковер начальника полиции. Крики были слышны даже в Нью-Джерси.
Лукас передвинул третий стул и задел Кеннета.
— Подвинься-ка, чтобы и я мог положить ноги.
— Это я-то с моим проклятым больным сердцем, — пробормотал Кеннет, давая ему место.
— Ты рассказал Фелл, что Беккер — трансвестит, — начала Лили.
Она отодвинула в сторону телефонные справочники и взяла галстук.
Лукас пожал плечами, сел и задрал ноги на стол.
— Мы обсудили с ней такую возможность и решили, что это весьма вероятно.
— И очень вовремя. Мы заявили, что Карсон станет последней жертвой и мы близки к его задержанию, — сказала Лили.
— Нам бы следовало раньше догадаться о переодевании, — хмуро заметил Кеннет. — Предыдущая жертва была лесбиянкой, мы об этом знали. Мы могли бы сообразить, что она не подпустит к себе странного мужчину, да еще возле бара для сексуальных меньшинств.
— Проклятье, ты все делал правильно… — начала Лили.
— Все или не все, но мы его не поймали… — прервал ее Кеннет.
— Но он обложен со всех сторон.
— Это лишь наши жалкие надежды, — вздохнул Кеннет.
Лили принялась завязывать узел на галстуке, и перед ее глазами оказалась полинезийская женщина с обнаженной грудью.
— Совершенно безумный галстук, — покачав головой, проворчала она.
— Береги буфера, — сказал Кеннет, хлопнул себя по коленям и рассмеялся собственной шутке, а Лили закатила глаза.
— Ты разыграл меня, когда говорил о Гогене и Кристиане Диоре, — напомнил Лукас Кеннету и повернулся к Лили. — Он меня убеждал, что они были партнерами по производству галстуков.
Лили рассмеялась, а Кеннет спросил:
— А откуда ты узнал, что это не так?
— Проверил, — ответил Лукас. — Гоген умер в тысяча девятьсот третьем году. Он был связан с символистами.
— Если бы ты знал, кто такие символисты, то давно бы достиг процветания.
— Они использовали цвет для воздействия на эмоциональную и интеллектуальную сферы, — сказал Лукас. — И в этом заключен глубокий смысл. Некоторые камеры в тюрьмах выкрашены в розовый цвет жевательной резинки именно по этой причине. Цвет помогает успокоить человека.
Кеннет с удивлением посмотрел на Лукаса.
— Проклятье, мне это и в голову не приходило.
— Картер заверил меня, что вы возьмете Беккера в ближайшие три дня, — сказал Лукас.
— Придурок. Именно из-за таких разговоров у нас и возникают проблемы, — проворчал Кеннет. — Да, скоро мы должны до него добраться, но я бы не стал утверждать, что нам удастся уложиться в три дня. Если у него есть вода и пища, он может затаиться.
— И все-таки…
— Думаю, недели нам хватит, — сказал Кеннет. — Он сломается. Мне лишь остается надеяться, что я все еще буду работать в полицейском департаменте, когда это произойдет. Все сильно напуганы. Да еще эти отвратительные фотографии — неудача в Новой школе перед ними меркнет.
— Все думают, что копы… — начал Лукас.
Но Лили покачала головой.
— Дело не в простых гражданах, а в политиках. Обычные люди понимают, что невозможно сразу поймать этого типа; во всяком случае, так думает большинство. Но власти считают, что они должны что-то делать, поднимают шум и угрожают нам увольнением.
— Ммм. Неделя, — сказал Лукас. — Это большой срок для мелких политиканов.
— Торопишься домой? — спросил Кеннет.
— Нет, я получаю удовольствие. И хочу находиться здесь, когда вы его арестуете.
— Или прикончим, — сказал Кеннет.
— Как получится.
Лили встала со стула, потянулась и взъерошила волосы Кеннета.
— Давай пойдем и посмотрим на реку.
— Боже мой, эта женщина не знает усталости, а у меня больное сердце, — пожаловался Кеннет.
Лукас, слегка смутившись, встал и направился к двери.
— Увидимся завтра, ребята…
В отеле его поджидала записка от Фелл:
Лукас держал листок в руке, пока поднимался на лифте к себе в номер. Потом бросил его на тумбочку и пошел в ванную. Он умылся и, пока стекала вода, стал рассматривать себя в зеркало.
У него были многолетние отношения с женщиной, родилась дочь. Теперь, оглядываясь назад, Лукас понимал, что их связь основывалась лишь на общем цинизме. Дженнифер работала репортером, слишком много времени проводила на работе, стремительно приближаясь к истощению физических и духовных сил. Ребенок стал для нее путем к спасению.
С Лили его связывали более короткие, но весьма напряженные отношения. Брак Лили распадался; возможно, у них все могло сложиться по-другому, живи они в одном городе и будь у них больше общего. Получилось иначе, и обоих до сих пор преследовало чувство вины.
