практически прямо у меня под носом взболтал ее и выпил. Нет, выпил – это неправильное слово. Скорее, над сказать, он просто влил ее внутрь, через глотку как через воронку. И раньше, чем я успела дернуться и рвануть к нему, живительная влага уже была размещена внутри его телесной оболочки, а вернуть деньги борщу оказалось невозможно. В течение следующих пятнадцати минут папу медленно накрывало: целая бутылка за пару секунд была выше его возможностей. Всю ночь отца по району с фонарями вылавливали, а мама материла почем зря, проклиная как его алкоголизм, так и свою собственную наивность.
– Ведь вот же дура-то! Нашла, кого послать! – воздевала руки к небу она, а папа, скорее всего, спал где-то с чувством выполненного долга. Так что вы понимаете, что я думала о всех маминых попытках заставить отца бросить пить.
– Мам, только без порошка, ладно? Отравишь же его.
– Его отравишь, – покачала головой она. – Он такое пил…
– Ладно, только все-таки лучше к врачу. Хочешь, я денег дам?
– Богатая? Добрый твой Владимир, повезло тебе, – назидательно посмотрела на меня мать. – Ладно, денег давай. Поведу к врачу.
– Ладно. А мне за Мусякой пора, – ретировалась я под благовидным предлогом. Весь этот разговор с мамочкой только усилил головную боль. Я испугалась, что, может быть, Володька прав и надо мне быть поосторожнее с такой наследственностью? А то потом и мне порошочек подсыплют.
– Мама, а знаесь, засем танки? – спросил меня ребенок, стоило мне показаться в дверном проеме их группы. Он был красным, довольным, грязным с ног до головы. Любимым.
– Танки? – сосредоточилась я.
– Ага?
– Чтобы стрелять?
– Неть!
– Неть? Чтобы воевать?
– Неть, – продолжал гордо мотать головой он. Я натягивала на него сухие колготки и улыбалась.
– А для чего? Скажи мне, а то я не знаю.
– Они везде ездют, – развел ручками он. – И где даёжки нет, тоже ездют.
– Где нет дорожки? Правда?
– Да.
– И что? – Я еле сдерживалась, чтобы не начать целовать его в щечки.
– Они могут пиццу ва-азить везде! – с умным видом пояснил он.
– Да ты что! – хлопнула в ладоши я.
Всю дорогу до дому мы обсуждали, куда именно можно доставлять пиццу на танках. Действительно, в этом была определенная логика. На танке оно ведь – хоть куда.
– А на дно морское можно пиццу на подводной лодке возить, – добавила я от себя.
Мусяка подумал и согласился:
– Да. Губке Бобу.
– Отлично. Вот мы и пришли, – улыбнулась я, впихивая Мусяку в лифт. Дома, как ни странно, нас ждал Владимир.
– Привет, – удивленно поздоровалась я. – Ты не на переговорах?
– Нет. Отменились, – помотал головой он. Вид у него был весьма довольный.
– Да? Здорово. Или нет? Это хорошо или плохо, что они отменились?
– Это неважно, – отмахнулся он. – Слушай, я тут думал весь день над нашим разговором и…
– И что? – замерла я. Что он хочет сказать? Что большая любовь существует? О, что-то я была не готова сейчас ни к каким разговорам о любви.
– Я думаю, что ты действительно устала и должна отдохнуть. Ты сидишь дома два года, ты уже замучилась только с нами возиться. Тебе необходимо отвлечься! – заявил он. Я была в недоумении.
– Ты считаешь? Отвлечься? И как?
– Хочешь поехать куда-нибудь?
– Поехать? – еще больше удивилась я. – Куда?
– Да хоть в Питер. Ты была в Питере? – невозмутимо продолжал он.
– Нигде я не была. Ты серьезно считаешь… А как же Мусякин?
– Да что там Мусякин? Он в садике. Я его отведу и заберу. Можно захватить выходные, тогда мы вообще будем дома. Нет, правда, Дин. Тебе надо съездить. Поселим тебя в центре города, номера там не слишком дороги. И потом, это ж только несколько дней. Посмотришь Неву. Зимний дворец, Петропавловскую крепость. Знаешь, это очень красивый город.
– Но…
– Ничего не хочу слышать. Едешь? – радостно улыбался он. Было видно, что Владимир в полном восторге от своей идеи. Я не знала, право, почему он считает мысль выпихнуть меня куда-то на несколько дней такой уж заманчивой. И к тому же я почему-то не чувствовала, что это хорошо – взять и куда-то вот так уехать. С другой стороны, у меня действительно в последнее время шалят нервы. Володя, кажется, просто загорелся. Не стоит его расстраивать, наверное. Может, и вправду мне понравится? Я же действительно нигде не была, весь мир для меня, по сути, сводится к одному кусочку Москвы и паре мест в пригороде.
– Ну, если ты так считаешь…
– Решено, я сниму тебе номер. Гостиниц полно. Позвоню одному своему другу детства, он что-нибудь подберет и тебя встретит.
– Правда?
– Да, никаких проблем. Я думаю, его не затруднит моя просьба, – продолжал демонстрировать энтузиазм он. Кончилось все тем, что мы ринулись к компьютеру и даже нашли справочную, где заказали билеты. Если бы с Володей дома не оставался Мусякин и если бы речь не шла всего о нескольких днях, я бы подумала, что Володя с какой-то специальной целью пытается выпихнуть меня и бросить на амбразуру питерских достопримечательностей. Но его намерения были, кажется, чисты, так что, неожиданно для себя, я поняла, что через неделю, в четверг, пока осень еще не стала окончательно мерзкой, холодной и промозглой, в восемь тридцать по московскому времени я еду в Санкт-Петербург смотреть на разводные мосты и прочие культурные вещи, список которых Володя обещал составить и выдать мне прямо к отъезду с соответствующими инструкциями.
– Ты уверен, что это нужно? – спросила я, когда он на следующий день приехал с выкупленными билетами.
– Дина, я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответил мне он.
Я вздохнула и взяла билеты. Ну, если он так видит мое счастье…
Глава пятая,
Странно вообще, что я в итоге все-таки уехала. Чем ближе приближался час икс, тем меньше оставалось во мне энтузиазма. Мусякин ходил в садик, обнимался, целовал меня в щеки и требовал, чтобы я признавалась ему в любви. Он был здоров, весел и игрив, и когда я на него смотрела, то совершенно переставала понимать, какое именно удовольствие я должна получить от предстоящей поездки и зачем вообще я должна уезжать. Видя такое мое настроение, Володя злился. Выглядело это не как у обычных, нормальных людей. Он не ругался, не кричал, не говорил мне, что уже куплены билеты и что вообще-то после таких трат я обязана хотя бы носить маску удовольствия и наслаждения. Володя просто сжимал губы и уходил к себе в кабинет. И молчал целыми днями после моей случайно оброненной фразы:
– И куда только меня несет!
– Мам, а ты меня юбишь? – пропитанный за неделю насквозь моим нежеланием ехать, спросил меня Мусяка.
Володя присутствовал при этой сцене номинально, он читал какую-то немецкую статью, сидя около окна, и был погружен в себя. Но, кажется, краем уха наш разговор слушал.
