покупных пельменей. И в доме, и в кухне должно быть все в порядке. «Я только из-за тещи на тебе бы женился», – однажды вдохновенно сказал Шкирка, еще из прихожей принюхиваясь к запахам, доносившимся из кухни, где колдовала мама. «Женись, – разрешила Лариса. – Я тебя на девять лет моложе, мама – на десять старше, оба варианта вполне проходные». Пообедал Шкирка с удовольствием, однако предложения так и не сделал никому.
– Ну, что? – выглянула из кухни мама.
– Пирог с мясом? – засомневалась Лариса.
– Пицца! С грибами и ветчиной. Хоть поешь нормально, нельзя все-таки ничего не готовить.
– Мамочка, а я не понимаю, зачем стоять у плиты, если можно заняться чем-нибудь другим? Ну смотри: человек вяжет – остается свитер. А ты полдня в кухне: съели – и забыли.
– Ничего-ничего, выйдешь замуж, еще прибежишь ко мне рецепты записывать.
– О! Старая песня о главном. Мам, у нас с тобой разговор всегда, как компас: крути – не крути, одно направление – замуж, замуж, замуж!
– Ты выйди замуж, Ларочка, я и замолчу.
– Угу. Вот третьего вернусь – и сразу в загс.
Мама вздохнула, ушла в комнату и вернулась, неся за уголок стодолларовую купюру.
– Это тебе. И еще я сегодня заплатила тысячу за твой мобильник. У тебя вечно до копейки все тратится, роуминг дорогой, а я буду звонить тебе два раза в день.
– Ты же мне запретила ехать!
– Но ты ведь все равно поедешь.
– Мам, ты себе противоречишь. Чтоб выйти замуж – надо найти мужа. Вот я и ищу. Может, вот как раз и нашла.
– Чем тебе плох Александр Сергеевич? – Мама называла всех мужчин дочери по имени-отчеству, в знак уважения. Шкирку она уважала за хозяйственность и рассудительность, Сергея Петровича – за золотые руки и безотказность.
– Он жмот.
– Александр Сергеевич – жмот, Сергей Петрович – подкаблучник, Алексей Константинович, насколько я помню, маменькин сынок. Если хочешь видеть в людях одни недостатки, только их и увидишь. Давай ешь, а то остынет.
– Мама, а если достоинства не просматриваются? Ой, вкусно! По-моему, все мужчины состоят из недостатков. Викин муж женат на своей машине. У Иркиного оказался ребенок на стороне, причем ровесник ее собственного. Машин – мало того что электрик, при ее кандидатской по философии, да еще и лентяй. Попов не дурак выпить. Танькин третий год выкладывает ванную плиткой, я у них была – еще и половины нет. Ольгин не ночует дома, в будни работает, в выходные рыбачит. Этот, пожалуй, близок к идеалу. Если он правда рыбачит, рыбы-то я у них не видела.
– Не иронизируй. Зато у твоих подруг все в норме. Дом, муж, дети. Ты не представляешь, как важно, когда у тебя все как у всех. Может, плохо, а может, и терпимо, но как у всех. Нет у тебя чего-то – проживешь всю жизнь, как голая на морозе, уж поверь мне. Ведь заметь: подружки твои ноют, стонут, а на развод ни одна не подала; даже Ира, когда узнала про ребенка, смолчала ведь, и правильно. Там он – приходящий, а здесь – хозяин, та – любовница, а она – жена.
– Мам, я не смогла бы, как Ирина, меня половинка от половинки не устраивает. И что попало не устраивает. Я хочу, чтоб меня любили, баловали, чтоб я им хвастаться могла! Чтоб меня вот так – бах! – и в Турцию на Новый год. Ведь никто из их мужиков так не смог бы.
– Вот это меня и пугает. Господи, может, ему пятьсот лет и у него три ноги? А вдруг он маньяк?
– Мамочка, в агентстве его знают. Ну ты же меня сама в агентство посылала! Если бы он мне в «Мак пике» свидание назначил, тебе было бы спокойнее? Видишь, до чего мы дожили – нас с тобой подарок дороже ста рублей уже пугает.
– Да не в этом дело! Почему он по-людски-то не хочет? Пришел бы, познакомился…
– Вот мы там и познакомимся. Мне кажется, это вот как раз и по-людски. Ну мамочка… Есть обратный билет, и потом, мы же не вдвоем там будем. Ты пойми, я тоже хочу все как у всех, и я не желаю в тридцатый раз встречать Новый год вдвоем с тобой, хотя я тебя очень люблю. Знаешь, какой в этом агентстве лозунг над входом висит? «Семья – как родина, она просто должна быть!»
– Ну, не так уж это и смешно. – Мама помолчала. – А Александр Сергеевич знает?
– Мы с ним в ссоре, – пропела Лариса.
– Что ты купила на сей раз?
– Да ты же знаешь, шубку норковую в кредит. Он ведь в магазин со мной поперся, советы давать, чтобы меня не надули. Эксперт по мехам! Я чуть со стыда не умерла, черт дернул меня ему сказать, что за шубой иду. Там ценники увидел, узнал, что я двенадцать месяцев буду платить по четыре с половиной тысячи, да еще взяла не длинную коричневую, как он хотел, а свингер голубой, только что у виска пальцем не крутил. Знаешь, на меня как продавщицы смотрели? Мужик рылся-рылся, выбирал, на меня примерял, на мех дул, всех до белого каления довел, а потом я на себя кредит оформила и десять тысяч заплатила. Он меня даже домой не повез, так разозлился. Да пошел он!
– Ой… Я тоже не знаю, зачем тебе шуба, пуховик отличный и легкий.
– Возраст. Хочется уже кутаться в меха.
– Да ну тебя! А Сергей Петрович?
– Пока он нужен жене. У нее в магазине проблемы с проводкой, а он же у нас дипломированный инженер-электрик.
– Умеют мужей держать! – восхитилась мама. – Ведь ты ему очень нравишься, это заметно.
– Он подкаблучник.
– Просто они умеют, а мы с тобой нет. Ларочка, доченька, эти знакомые, понятные, а там неизвестно что. Ну, сходи еще раз в агентство, может, тебе кого-нибудь подберут.
– Угу, дедушку лет семидесяти или социального инвалида, ты хочешь его всю жизнь содержать и верить в перспективы? Мам, я все равно поеду. Хватит об этом, мы уже все обсудили. За денежки спасибо, но у них же там «олл инклузив», моя задача – успеть объесть их на всю стоимость путевки.
– Тогда купишь себе что-нибудь.
– Ой, мам, это не важно.
– А как ты в аэропорт доберешься?
– За мной наш водитель приедет, Иван Васильевич с ним договорился. Все, мамочка, мне пора, еще собираться.
– Свитер возьми. Куртку. И зонтик.
– И одеяло… Да не волнуйся, мамуля, я же не в первый раз еду, все будет в порядке, я буду звонить тебе даже три раза в день. И ты мне два. На пять дней тысячи хватит, гулять так гулять.
Пока Лариса одевалась и крутилась перед зеркалом, любуясь на свое отражение – нет, новая шубка однозначно стоит любых жертв! – мама успела сунуть ей в сумку завернутый в фольгу кусок пиццы. Потом стояла на площадке, не закрывая двери, пока лифт не доехал до первого этажа и не стукнула дверь подъезда. Лариса точно знала, что теперь мама побежала к окну и станет смотреть ей вслед, пока Лариса не повернет за угол, к остановке. Она обернулась, нашла мамин силуэт на фоне ярко освещенного окна, помахала рукой и заторопилась на подходивший троллейбус. И не заметила, что вслед за ней мягко и бесшумно вырулил со двора огромный, как корабль, серебристый джип «Тойота Лендкрузер».
Вообще Лариса предпочитала ходить пешком. Во-первых, часто не было денег на билет (а на проездной не было никогда), во-вторых, она ненавидела процесс ожидания в замерзшей понурой толпе, когда все смотрят в одну сторону и тихо ненавидят конкурентов. К тому же люди в общественном транспорте, как правило, были плохо одеты, они ехали с окраин, там женщины до сих пор носили длинные мутоновые шубы весом в центнер и твердые норковые кокошники, а мужчины – дешевые пуховики и вязаные шапочки. В конце дня женщины свирепо толкались, чтобы занять место на сиденье и не держать на весу пакеты с продуктами. От мужчин всегда пахло по€том, дешевым пивом и скверным табаком, они с трудом стояли на ногах, тяжело обвисая на поручнях, и при первой возможности плюхались на сиденье, никогда и никому его не уступая. Лариса в своей норковой шубке и без головного убора выглядела неуместной деталью, и если приходилось протискиваться к выходу сквозь толпу, ей непременно советовали «ездить на такси, а не
