трудом переводя дыхание, принялась сбивчиво объяснять ему, что она пережила и как поступит дальше, и бормотала бы эту бессвязную чепуху еще долго… Если бы Сергей Петрович просто не взял ее лицо в свои ладони – ей показалось, что она и вправду щенок, про которого он тогда сказал, теплопузый, неуклюжий щенок, уместившийся на ладони у хозяина, который наконец нашелся и теперь уж точно защитит и покажет всем врагам, – и не закрыл ей рот поцелуем. Лариса поняла, что ей совсем не хочется говорить, объяснять ничего не хочется, она будет просто молчать и слушать эти давно, а может, и никогда не слышанные слова. Глупые, вечные и важные, важнее всех прочих слов на свете. Она тоже изо всех сил обхватила его голову здоровой рукой и прижала к себе, чтобы никто-никто на свете не смог ее разлучить с единственным нужным человеком, самым главным, которого она никому больше не отдаст…
Утром Лариса влетела в офис в половине восьмого, переполошив охранника, потому что раньше девяти на работе никто не появлялся и он мирно досыпал остаток ночной смены. Она специально назначила встречу так рано: не хотела, чтобы были свидетели ее встречи с Вадимом, к тому же прекрасно понимала, что сойдет с ума, если придется ждать дольше. Всего два часа предутреннего сна, пережитое волнение и напряжение последних дней, предстоящая встреча с малознакомым человеком, ставшим ее мужем, заставили глаза Ларисы гореть особенным блеском, даже черты лица заострились, и смуглый оттенок кожи не скрыл лихорадочного румянца. Впрочем, в зеркало утром Лариса не смотрелась, не до того было. Проснувшийся позже нее Сергей Петрович долго и сладко потягивался, включил телевизор, потом, когда, наконец, решил обратить внимание и на нее, высказался в своем духе:
– Все-таки красота – это страшная сила! Помощь нужна?
– Нужен водитель. Зимой я редко езжу, а с загипсованной рукой и вовсе не пробовала. Вставай, хватит валяться!
– Может, еще зарядку сделать? А завтрак? А в постель? – капризничал Сергей Петрович, но, заметив выражение ее лица, быстро оделся, допил в кухне ее остывший чай, сморщился от отвращения – без сахара! – и они спустились во двор.
Хорошо, что в такую рань никого из дорогих соседей не было дома, а к вечеру Лариса успеет придумать подходящее объяснение вчерашним маневрам ОМОНа под ее окнами. Кстати, что она должна начальнику ОМОНа за вчерашний спектакль?
Возле конторы Сергей высадил ее, клятвенно пообещав уехать по делам и ни во что не вмешиваться, но Лариса знала, что он останется в Центре до тех пор, пока не убедится, что ничто ей не угрожает. Вадима она почему-то не опасалась, но все же разговор предстоял неприятный, и она нервничала. Оставшиеся полчаса бегала из угла в угол по своему крошечному кабинету, каждый раз натыкаясь на проклятого кенгуру, который панибратски подмигивал ей и, когда его толкали, издавал странные звуки, не то икал, не то хихикал. Через полчаса предупрежденный охранник впустил в кабинет двух мужчин, в одном Лариса с трудом узнала Вадима.
Нет, внешне он изменился не настолько, чтобы не узнать, разве что такой щетины на его лице она никогда не видела. «Хотя для столь милых подробностей мы были совсем недолго знакомы с мужем», – вдруг подумала Лариса. Она даже не помнила, какой бритвой он брился – электрической или станком, вот беда, что же она стала бы дарить ему на 23 февраля? Под глазом Вадима красовался синяк, очевидно, его похожий на Хрюшу кредитор все же не сумел сдержать эмоций при долгожданной встрече. Странно, но исчезла седина, которая придавала тому, трехлетней давности Вадиму непередаваемую импозантность. Неужели он тогда подкрашивал волосы? А она-то, глупая, нафантазировала себе всякую чепуху о таинственных трудностях в жизни любимого мужчины. Кроме того, Лариса почему-то всегда и совершенно необоснованно недолюбливала представителей сильного пола, злоупотреблявших услугами салонов красоты и дорогих парикмахерских. Хотя теперь они в почете, и даже слово для них выдумано – «метросексуалы». Но дело даже не в синяке, не в щетине и не в шевелюре. Просто внушительный, уверенный в себе, неторопливый в движениях и улыбчивый Вадим (она запомнила того, любимого, а не странного суетливого субъекта, который ненадолго появлялся после возвращения из Парижа и которого куда-то увел Игорь) походил на скомканный чьей-то рукой лист дорогой хорошей бумаги. Отброшенный в сторону, лист постепенно избавляется от следов постороннего сокрушительного воздействия, расправляется, превращаясь из бесформенного комка в прихотливую объемную фигуру, но прежнее совершенство, гладкость и безукоризненность больше недостижимы.
В голову лезла всякая чушь, однако возникшая пауза позволила Ларисе взять себя в руки. Молча указав посетителям на стулья, она поздоровалась лишь с адвокатом – пожилой и вежливый, дорогой Хрюшин адвокат отлично знал свое дело, и через несколько минут они уже обо всем договорились. Адвокат попрощался, правда, тоже почему-то только с Ларисой, стараясь не смотреть на Вадима, положил на стол визитку и ушел.
Лариса и Вадим остались вдвоем. Повисло молчание, они не знали, о чем говорить и как начать беседу.
– Наверное, я должен тебя поблагодарить, – глядя в пол, произнес Вадим.
– Хочешь – поблагодари. А если должен, то не надо – я тебе прощаю.
– Какая ты стала…
– Какая?
– Другая. Жесткая.
– Я и была такая, просто не знала об этом. Вот, выяснила. Благодарить тебя за это тоже не стану. Деньги твои в целости и сохранности, я пообещала их отдать тем, кто тебя… привез из Финляндии. Отдам в ближайшие месяцы.
– Сколько?
– Что – сколько?
– Сколько ты ему пообещала отдать?
– Два миллиона. Но, по-моему, он не должен быть в претензии.
– У тебя есть такие деньги? – изумился Вадим.
– Как видишь, иначе бы здесь не сидел.
– Мне рассказывал Игорь, что у тебя неплохо идут дела. Но я не предполагал, что настолько.
– Да, я еще человек года, про это он тебе не сообщал? А он рассказывал тебе, как он тебя тут продавал? Сначала мне, потом этим ребятам? Рассказал, что тебя никакая милиция не искала тогда, когда мы находились в Париже? Что те, у кого вы украли деньги, тоже не достали бы ни тебя, ни меня, если бы он их не надоумил? – По выражению его лица Лариса поняла, что он до сих пор не знал о роли, которую сыграл в его жизни друг детства. На мгновение ей стало жаль Вадима, и она сбавила тон: – Теперь ты здесь, сам разберешься. Твоя ошибка в том, что ты большую скотину выбрал себе в друзья.
– Зато я выбрал себе хорошую жену.
– Кстати, о жене. Я хочу вернуть тебе твое имущество. – Лариса выдвинула ящик стола, нагнувшись, пошарила в глубине и показала Вадиму перчаточную куколку би-ба-бо, того самого зайца, который разбудил ее утром после первой с Вадимом ночи и остался «заместителем», когда исчез хозяин. – Вот, хранила, как видишь.
Вадим смотрел на нее настороженно, пытаясь сообразить, куда она клонит.
– Ты хотел купить преданность, да? За штампик в паспорте – какое счастье для засидевшейся в девках корректорши, правда? Да, еще бесприданнице полагалась квартира и машина. И гараж. То есть полцарства плюс кое-что наличными на первое время.
Лариса надела зайца на руку, повернула к Вадиму и сообщила укоризненным «заячьим» голосом, разводя руками-лапками:
– Мало дал, хозяин, мало дал! Пожадничал… На! – Она бросила зайца на колени Вадиму, он поймал куклу, тряпочное тельце бессильно повисло. – Я не кукла. Я же не смогла за два миллиона долларов купить простую благодарность.
Вадим молчал.
– Это хорошо, что ты молчишь. Я боялась – начнешь что-нибудь объяснять. Но ты прав, я была бы хорошей женой. Жаль, что не вписалась в твою схему. Тогда все было бы совсем по-другому.
– Жалеешь?
– Нет. Теперь уже нет. И вот еще что – паспорт у тебя есть?
Вадим недоуменно кивнул.
