Стратегия и тактика в военном искусстве

большей власти, но если вместо этой гармонии возникает разброс мнений, это может привести лишь к плачевным результатам.

Сообразно этому, я думаю, можно сделать вывод, что наилучшие средства организации командования армией при отсутствии проверенного в деле генерала состоят в том, чтобы во-первых, дать командование человеку, доказавшему свою отвагу, смелому в сражении и непоколебимо твердому в опасности;

во-вторых, назначить начальником штаба человека выдающихся способностей, по натуре открытого и преданного, так чтобы между ним и командующим могли сложиться прекрасные, гармоничные отношения. Победителю достанется столько славы, что он может поделиться ею с другом, который внес свой вклад в его успех. Так Блюхер при поддержке Гнейзенау и Мюффлинга приобрел славу, которой он, вероятно, не смог бы добиться самостоятельно. Это верно, что такая двойная команда менее желательна, чем один, заменяющий ее человек, как это было с Наполеоном, Фридрихом II или Суворовым, но если нет великого полководца, который повел бы армии, то вышеупомянутая система, конечно, предпочтительна.

Прежде чем оставить этот раздел темы, следует упомянуть о еще одном средстве влияния на ход военных операций, а именно о военном совете на заседании правительства. Лувуа длительное время руководил из Парижа армиями Людовика XIV, и не без успеха. Карно (1753–1823, французский государственный деятель и математик) также из Парижа управлял армиями Республики: в 1793 году он действовал успешно и спас Францию; в 1794 году его действия были сначала весьма неудачными, но он по счастливой случайности впоследствии исправил свои ошибки; в 1796 году Карно был в полнейшем замешательстве. Однако следует обратить внимание на то, что как Лувуа, так и Карно, каждый в отдельности, контролировали армии и что не было никакого военного совета. На придворный совет, заседавший в Вене, часто возлагали обязанность руководства операциями армий; и не было ни одного мнения в Европе в пользу его катастрофического влияния. (Гофкригсрат, который страшно мешал, в частности, Суворову. – Ред.) Справедливо это мнение или нет, могут решить только сами австрийские генералы. Мое личное мнение состоит в том, что функционирование такого органа в этой связи должно ограничиваться принятием генерального плана операции. Здесь я не имею в виду план, в котором детально прослеживалась бы кампания, ограничивая генералов и принуждая их давать сражение, не считаясь с обстоятельствами. Речь идет о плане, который должен определять цель кампании, характер операций, будь они наступательными или оборонительными, материальные средства, которые будут задействованы в этих предприятиях, а потом для резервов и, наконец, для призывов в армию, которые могут быть необходимы, если страна подвергнется вторжению. Эти вопросы, несомненно, должны быть обсуждены на совете как военачальников, так и министров, и этими вопросами контроль совета должен быть ограничен. Потому что, если он будет не только приказывать военачальнику, принявшему командование, идти на Вену или Париж, но и иметь наглость указывать, каким образом тот должен совершать маневр для достижения этой цели, несчастный полководец будет, конечно, бит. А вся ответственность за его неудачи должна ложиться на плечи тех, кто, находясь за сотни миль, взял на себя обязанность управления армией – обязанность трудную для кого бы то ни было, даже при нахождении на месте боевых действий.

Параграф XV Боевой дух наций и моральное состояние армий

Принятие наилучших правил организации армии будет напрасным, если правительство в то же время не будет культивировать в своих гражданах боевой дух. В случае с Лондоном, расположенным на острове и защищенным от вторжения огромным английским флотом, титул богатого банкира будет предпочтительнее военных знаков отличия. Однако континентальная нация, проникнутая настроениями и привычками торговцев Лондона или банкиров Парижа, рано или поздно станет жертвой своих соседей. Именно благодаря сочетанию гражданского мужества и военного духа, выпестованных их институтами, римляне завоевали свои богатства. Когда же они в массе утратили свои древние добродетели и когда, уже не считая военную службу и делом чести, и долгом, уступили места в своей армии корыстным наемникам, готам, галлам и другим, падение империи стало неизбежным. Нет никакого сомнения в том, что ко всему, что повышает благосостояние страны, не будут относиться ни с пренебрежением, ни с презрением; необходимо также уважение к отраслям промышленности, которые являются основными инструментами этого благосостояния. Однако они всегда должны быть вторичными по отношению к великим институтам, которые укрепляют мощь государств, прививая такие качества, как мужество и героизм. Политика и правосудие согласуются с этим пунктом, потому что, как сказал бы Буало (Никола Буало (1636–1711), французский поэт и теоретик классицизма. – Ред.), конечно, больше славы в том, чтобы смотреть в лицо смерти, следуя по стопам Цезаря, чем жиреть на несчастьях общества, играя на превратностях национальной веры. Несчастье определенно свалится на страну, в которой богатство сборщика налогов или жадного азартного игрока на бирже в глазах общества выше униформы храбреца, который жертвует своей жизнью, здоровьем или удачей, защищая свою страну.

Первый способ поднятия боевого духа состоит в том, чтобы вкладывать средства в армию (при всех возможных социальных и общественных обсуждениях). Второй способ состоит в том, чтобы отдавать предпочтение тем, кто исполнил долг воинской службы перед государством в занятии всех вакантных мест в административных департаментах правительства, или даже потребовать определенную продолжительность военной службы в качестве обязательной квалификации для определенных учреждений. Сравнение древних военных институтов Рима с такими же институтами в России или Пруссии является предметом достойным серьезного внимания. Будет также интересно сравнить их с доктринами современных теоретиков, которые призывают не привлекать армейских офицеров к другим общественным функциям, не желая видеть в важных административных учреждениях никого, кроме краснобаев[4]. Это верно, что многие виды деятельности в обществе требуют прохождения специального курса обучения, но разве не может солдат при избытке свободного времени в мирное время подготовиться к той карьере, которую он предпочел бы, выполнив свой долг перед страной в профессии военного? Если бы эти административные учреждения были открыты для офицеров, уволенных в запас из армии в ранге не ниже капитана, разве это не было бы стимулом для офицеров в получении этого звания и не побудило бы их, находившихся в своих гарнизонах, проводить свое свободное время где-то еще, а не в театрах и общественных клубах?

Не исключено, что эта возможность перехода от военной к гражданской службе принесет скорее вред, чем благо, для военного с его высокими духовными качествами, и чтобы способствовать воспитанию этих качеств, было бы целесообразно возвысить профессию солдата над всеми остальными. Это вначале практиковалось у мамлюков в Египте и янычар в Османской империи. Семилетних мальчиков покупали, чтобы сделать из них воинов, и их обучали так, чтобы они были готовы умереть под своими штандартами. Даже у англичан – так ревниво относившихся к своим правам – в контракте при наборе солдат предусматривалось обязательство служить на протяжении всей жизни. Русские же, набирая солдат на службу сроком в двадцать пять лет, делают почти то же самое (с 1874 г. в России была введена всеобщая воинская обязанность со сроком службы в шесть лет и еще девять лет в запасе. – Ред.). В таких армиях и в тех, в которых на военную службу записывались добровольно, пожалуй, было бы нежелательно мириться с этим слиянием военных и гражданских учреждений. Иное дело, если военная служба является временным, но обязательным для граждан исполнением долга. Так что старые римские законы, которые требовали предварительного прохождения десятилетней военной службы для всякого кандидата на работу в общественных учреждениях, похоже, были лучше рассчитаны на сохранение боевого духа, особенно в таком возрасте, когда достижение материального благополучия и процветания явно преобладает в устремлениях людей.

Однако, и это, может быть, только мое личное мнение, при любых формах правительства должна быть мудрость в уважительном отношении к военной профессии для поощрения воинской славы и доблести, иначе такое правительство рискует получить упреки от потомков и подвергнуться оскорблению и унижению.

Но еще более важно, чем воспитание воинского духа у народа, укрепление этого духа в армии. Какая польза в том, что в стране будет почитаться военная форма и служба в армии будет считаться долгом при отсутствии воинской доблести? Вооруженные силы будут многочисленными, но им будет недоставать отваги.

Воодушевление армии и ее боевой дух – две совершенно разные вещи, и их не следует смешивать,