минимально отвечала предъявляемым требованиям и поддерживалась бы определенными социальными слоями. Говоря без преувеличения, этой предпосылке уделялось большое внимание в доктринах и директивах Коминтерна.
По свидетельству Коминтерна, коммунистическая партия становится авангардом революционного движения во всем мире. Без ее лидерства революционное движение не может быть успешным. Партия должна иметь определенную организационную структуру, как Коммунистическая партия Советского Союза. Она должна принять марксизм-ленинизм и продемонстрировать владение этой теорией, ставшей официальной идеологией КПСС. И она должна была «правильно», то есть благоприятно, относиться к Советскому Союзу и принимать его политику, его прошлое, настоящее и будущее. Это исключало возможность, что где-либо и когда-либо могла существовать какая-нибудь коммунистическая партия, критикующая Советский Союз или недружелюбно относящаяся к нему. Враждебность по отношению к СССР была явным показателем неправильного понимания марксизма-ленинизма.
Согласно теории Коминтерна, коммунистическая партия не считалась сама по себе эффективной силой. Она должна была завоевать широкую популярность и поддержку, сначала со стороны пролетариата, а затем других трудящихся – крестьянства, мелкой буржуазии и национальных меньшинств. Но сколько (какое количество такой поддержки) должны были получить коммунисты? Данные здесь довольно расплывчатые. Рассмотрим проблему поддержки со стороны пролетариата. Термин «большинство пролетариата» использовался для выражения необходимой степени поддержки коммунистической партии, но далее термин конкретизировался, потому что имелось в виду не большинство этого класса, а большинство «решительных слоев населения». Эти решительные слои, как говорилось, надо было найти в важных ключевых отраслях промышленности и городах. Они представляли собой очень расплывчатую категорию, не поддающуюся количественному измерению.
В дополнение к пролетарским союзникам партия нуждалась в поддержке со стороны крестьянства, мелкой буржуазии и, там, где они существовали, со стороны национальных меньшинств. Поддержка от этих групп считалась наиболее важной в более отсталых обществах, чем в более развитых обществах. И снова встает вопрос: сколько же требуется такой поддержки? Кажется, с уверенностью можно сказать, что в случае с крестьянством Коминтерн добивался поддержки большинства беднейшего крестьянства. Но каковы основные черты отличия беднейшего, среднего и зажиточного крестьянства? Опыт советской истории показывает, что в разные времена эти черты были различными. О степени поддержки, требовавшейся со стороны мелкой буржуазии и национальных меньшинств, говорилось в гораздо меньшей степени.
Следует заметить, что Коминтерн не требовал массовой поддержки программы-максимум компартии, а выступал с требованиями поддержки программы-минимум партии, ставящей ближайшие цели во время кризиса. Поддержка населения не означала поддержки главных коммунистических идеалов и конечных целей. Различные социальные слои могли бы оставаться неосведомленными относительно этих целей вплоть до захвата власти.
Все же один пункт ясен: Коминтерн не верил в путч или государственный переворот. Он полагал, что массовые беспорядки и поддержка широкими массами трудящихся коммунистической партии были главными предпосылками захвата власти. Акт захвата власти партией должен был быть осуществлен не изолированной от всех политической элитой, а скорее партией, имеющей тесные связи с населением и поддержанной, во-первых, рабочими, а во-вторых, другими «тружениками». Вряд ли можно сомневаться в искренности Коминтерна, высказывавшего озабоченность по поводу массовой поддержки населения. Массы были необходимы, но должны занимать отведенное им подчиненное положение.
Подготовка к осуществлению на практике эти предпосылок (усиление и укрепление коммунистической партии и завоевание значительной поддержки масс) должна быть предпринята на фоне изменяющейся ситуации в национальном и международном масштабе. С 1928 по 1943 год происходили значительные перемены, изменения и коренные повороты в стратегии и тактике Коминтерна. С 1928 по 1934 год Коминтерн придерживался курса, который можно охарактеризовать как твердый фракционный курс. Стратегия и тактика единого фронта «снизу» разделила коммунистов и другие политические группировки, назвала социал-демократов главным врагом и серьезно недооценила фашизм (который был расценен как тщетное усилие капитализма по предотвращению неминуемой угрозы революции). С 1935 по 1939 год единый фронт «сверху» предоставил коммунистам большую свободу действий, сняв ограничения предыдущего периода. Сотрудничество с другими антифашистскими политическими группировками поощрялось, но признавалась возможность, что в результате такого сотрудничества могли появиться правительства народного фронта с участием коммунистов. Такие правительства открывали беспрецедентные возможности для коммунистов, которые могли получить министерские портфели до захвата власти коммунистами. Они (правительства) должны были направить главный удар против фашистов, названных самыми ужасными представителями «финансового капитала». Коминтерн говорил, что ближайшая цель такого правительства – незамедлительное создание «новой демократии», которая в результате дальнейшего развития будет способствовать расширению коммунистического влияния и поэтому облегчит достижение конечных целей Коминтерна. С ноября 1939 года до июня 1941 года народный фронт был назван народным фронтом «снизу», и война фашистской Германии и Италии с другими капиталистическими странами была представлена просто как еще одна империалистическая война. Коммунистам предписывалось создавать народные фронты, которые будут противостоять не фашизму, но войне как таковой. Ближайшими целями народного фронта «снизу» будет не социализм, а создание «новой демократии». Со времени вторжения нацистов на территорию России в 1941 году до роспуска Коминтерна в мае 1943 года модель стратегии и тактики в основном включала в себя реставрацию модели 1935 – 1939 годов, народный фронт «сверху» имел целью немедленное свержение держав оси (ось Берлин – Рим; гитлеровская Германия и ее союзники. –
Объясняет ли теория Коминтерна такие шатания из стороны в сторону? С 1928 по 1934 год как фашистские, так и социал-демократические силы вызывали критику, но самая жесточайшая критика была направлена на социал-демократов. Коминтерн утверждал, что новый, «третий период» в послевоенном развитии мирового капитализма уже начался и что этот период явится свидетелем нового витка войн и революций. Революция была уже не за горами. С 1935 по 1939 год Коминтерн настаивал, что те же самые тенденции продолжались и что перспективы революции становились все лучше и лучше, но были сделаны следующие поразительные выводы: 1) фашизм стал сейчас главным врагом и должен был стать объектом главного внимания со стороны коммунистических партий, 2) коммунисты и социал-демократы, так же как буржуазные антифашистские партии, могли бы выгодно сотрудничать в общей антифашистской борьбе и 3) первостепенной целью должен был стать захват власти «новой демократией», а не коммунистами. Напрашивается вопрос: если перспективы революции постоянно улучшались в период с 1935 по 1939 год, почему коммунистические партии ставили перед собой менее амбициозные цели, чем в предшествующий период? Если рабочий класс, по утверждению Коминтерна, становился с каждым днем все более революционно настроенным, почему же тогда союз с социал-демократами, не говоря уже о буржуазных партиях, на котором так сильно настаивали, стал частью необходимой стратегии? Если капитализм становился все более и более ненавистным «трудящимся массам», почему же Коминтерн тогда говорил лишь просто об ограниченной чистке рядов, а не о полном свержении капитализма?
Конечно, международная ситуация в 1935 – 1939 годах и международная политика Советского Союза проясняет стратегию и тактику Коминтерна в те годы, но дело в том, что документальные свидетельства Коминтерна не дают убедительных объяснений, почему в 1934 – 1935 годах произошел поворот в его политике. Если основные тенденции в капиталистическом мире в 1935 – 1939 годах оставались такими же, как и в 1928 – 1934 годах, отличаясь лишь степенью интенсивности, тогда в 1935 – 1939 годах модель стратегии и тактики должна была оставаться неизменной, как и в 1928 – 1934 годах. Изменение стратегии и тактики в 1934 – 1935 годах можно было бы логически обосновать, если бы в мировом капитализме появились новые, совершенно другие тенденции, открытые Коминтерном, о которых не было заявлено ранее, или если бы Коминтерн полностью осудил основную модель стратегии и тактики, проводимую им в 1928 – 1934 годах, а это не было сделано. Коминтерн в действительности критиковал «сектантство» периода 1928 – 1934 годов и недооценку фашизма в те годы, но никогда не утверждал, что основные направления его стратегии и тактики были ошибочными или нанесли какой-либо вред. Конечно, осуждение
