2. Возможное расширение восточной границы Франции до левого берега Рейна. По этому пункту Сталин тоже сделал комментарии, подчеркнув, что подобное действие может идти вразрез с планом формирования Рейнско-Вестфальской зоны международного контроля, который сейчас обсуждается. По этому пункту он тоже попросил американских и британских друзей высказать свое мнение.
Вскоре после первой беседы с де Голлем Сталин известил Черчилля и Рузвельта, что де Голль поднял эти вопросы, и изложил свои ответы. Он подчеркнул необходимость тщательно изучить положения франко-советского пакта и обратить внимание на вопрос ратификации этого пакта во Франции. Что же касается расширения границ Франции до Рейна, Сталин заявил, что ввиду сложности этого вопроса не может решать его без ведома и согласия всех основных союзников. Отчет об этой беседе, который передал Бидо, французский министр иностранных дел, сопровождавший де Голля, Гарриману и британскому поверенному в делах в Москве, отличается от доклада Сталина и дополняет его. Бидо сказал, что во время этой первой встречи Сталин предложил военный альянс с Францией, объяснив, что имеет в виду взаимную защиту от возможной немецкой военной агрессии в будущем. Де Голль согласился с ним. Далее Бидо писал, что позже французская делегация представила на обсуждение предварительный вариант договора, подобный англо-советскому договору, но не идентичный ему. Бидо объяснил, что этот договор будет вписываться в общую схему международной организации безопасности.
Чья бы версия этой беседы, Сталина или Бидо, ни была верна, необходимо отметить поразительную разницу в тоне и политике Сталина по отношению к де Голлю сравнительно с теми, что были в Тегеране год назад. Прежняя насмешка над лидерством де Голля, якобы не представлявшего реальную Францию, теперь сменилась полной благожелательностью. Мнение, что Франция должна долго и тяжело расплачиваться за сдачу немцам, смягчилось. Идея отнять у Франции многие колонии потонула в молчании.
Черчилль 5 декабря первым отреагировал на послание Сталина. Он информировал советского маршала, что британское правительство не возражает против франко-советского пакта, подобного англо-советскому, напротив, считает его желательным и рассматривает в качестве дополнительного звена между тремя союзниками. Он также сказал, что британское правительство считает правильным, чтобы союзники заключили между собой трехсторонний договор, который включил бы в себя существующий англо-советский договор с какими-нибудь улучшениями. Таким путем обязательства каждого из союзников стали бы тождественными и скоординированными. Решение вопроса о перенесении восточной границы Франции на левый берег Рейна или о создании Рейнско-Вестфальской зоны международного контроля с другими альтернативами следовало бы отложить до мирной конференции, тем самым дав шанс для обсуждения между ними самими, Рузвельтом и Сталиным. Он также добавил, что. по мнению британского правительства, было бы целесообразно поручить Европейской консультативной комиссии, членом которой является Франция, рассмотреть вопрос об участии Франции во встрече союзников, не связывая каким-либо образом глав правительств.
Рузвельт, прежде чем ответить на послание Сталина, проконсультировался с Черчиллем, поэтому его ответ совпал с ответом премьер-министра. Пересказав Черчиллю ответ, который он дал Сталину, президент, отметив свое несогласие с преимуществами трехстороннего договора, выразил опасение относительно влияния, которое тот может оказать на образование международной организации безопасности. Однако он понимает, что это предмет первоочередной заботы для стран, которых это касается.
В тот же день, 6 декабря, Гарриман имел долгий и откровенный разговор с де Голлем. Ни Сталин в своих посланиях Рузвельту и Черчиллю, ни Бидо в беседе с Гарриманом не определили, какую цель преследует советское правительство. За идеей действенного военного пакта скрывалось соглашение, обеспечивающее обоим участникам быстрый доступ в Германию: Франции с помощью контроля над рейнскими землями, Советскому Союзу с помощью контроля над Польшей. Де Голль признался, что надеялся, уступив желанию Советского Союза передать Польше всю территорию к востоку от Одера, получить согласие Сталина сделать Рейн восточной границей Германии и на осуществление плана подчинить Рур международному контролю. Он подтвердил, что у Сталина есть резервный вариант решения по этим притязаниям Франции.
Затем он рассказал Гарриману о просьбе Сталина направить представителя в польское правительство в Люблине, что явилось новым условием возможной сделки. Де Голль был не уверен в правильности ответа, который он дал на это предложение. Гарриман внушал ему, как сильно встревожатся американское и британское правительства, если он признает люблинскую группу.
Когда тем же вечером Гарриман снова увиделся с ним на приеме, де Голль сообщил ему о дополнительном разговоре со Сталиным, в котором он дал понять, что хочет подождать, пока не уладятся разногласия между различными польскими фракциями. Но в любом случае он не сделает этого шага, не посоветовавшись сначала с американским и британским правительствами.
Де Голль сказал о своих опасениях относительно намерения советского правительства не только распространить свое влияние в Восточной Европе, но и включить некоторые соседние государства в состав Советского Союза. Он предупредил, что это встретит сопротивление и что, хотя советское правительство будет успешно навязывать свою волю некоторым или всем этим странам, в них еще надолго сохранится политическая неуверенность и нестабильность. Потом, снова вернувшись к Франции, он посетовал, что коммунистическая партия в его стране получает приказы из Москвы, и он полагает, если она и откажется от своих революционных целей, то под прикрытием отстаивания радикальных социальных программ продолжит сеять смуту. Однако он был удовлетворен тем, что советское правительство использует французскую партию как средство продвижения собственной политики, а не для превращения Франции в коммунистическую страну.
Пребывая во власти дурного предчувствия в отношении намерений Советского Союза, де Голль по- прежнему хотел заключить альянс с ним. Сталин, вероятно под влиянием ответа, который дал ему Черчилль, предложил альтернативу трехстороннего пакта, включая Великобританию. Это, возразил де Голль, было бы преждевременно, потому что британскому и французскому правительствам надо еще обсудить слишком много вопросов. Сталин не настаивал. Но он и Молотов изо всех сил старались заставить де Голля уступить в отношении Польши, игнорировать польское правительство в Лондоне и согласиться, в связи с франко-советским пактом, назначить в люблинский комитет официального представителя.
На обеде, данном Сталиным в Кремле 9 декабря в честь французов, Гарриман заметил хорошее настроение Сталина и натянутость и мрачность де Голля. Сталин решил развеселить его с помощью вина и грубоватого юмора, когда позвал Булганина и сказал: «Принесите автоматы. Будем уничтожать дипломатов». Молотов снова настаивал на признании люблинского комитета. Де Голль и Бидо снова отказывались. Де Голль покинул Кремль вскоре после окончания обеда, собираясь следующим утром вылететь из Москвы с пустыми руками: не заключив договора, которого он так желал. Бидо остался для беседы с Молотовым, в то время как Сталин потчевал других гостей. Поздно ночью он послал за де Голлем и попросил его вернуться в Кремль. Когда тот появился, Сталин еще раз стал просить его поддержать люблинский комитет, подчеркнув необходимость предотвратить в будущем возможную угрозу со стороны Германии для дружественной Польши. Но де Голль твердо стоял на своем. Равносильно Сталин продолжал сохранять свою позицию в отношении восточной границы Франции. Оба предложения в конце концов провалились. В половине седьмого утра 10 декабря было подписано франко-советское соглашение.
Это скорее был просто пакт о взаимопомощи. Главная его ценность для каждой стороны заключалась в защите от возможности совершения во время или после войны сомнительной сделки с Германией, затрагивающей интересы другой стороны. Соглашение приветствовалось народами обеих стран и тем самым снискало популярность его авторам. Но общая работа не сблизила Сталина и де Голля и их коллег и не породила истинного доверия. Ни одному из них не удалось возобладать над другим, как они надеялись. Де Голль остался недоволен, поскольку не заручился поддержкой Советского Союза своих притязаний в Германии, и от советской политики у него сложилось неблагоприятное впечатление. Сталину де Голль показался тяжелым и упрямым человеком; и, если вспомнить презрительное отношение Сталина к французам, он. вероятно, счел их претензии слишком самонадеянными. Но официальное сообщение о пакте и его толкование в прессе обеих стран было отмечено дружественным удовлетворением.
Может быть, де Голль надеялся, что новый договор с Советским Союзом обеспечит ему доступ на следующую предстоящую встречу глав государств. Черчилль отнесся к этой идее благосклонно; Сталин был
