– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро» [83].

Несколько по-другому описывает последнюю мирную ночь начальник института Военной истории и советник Б.Н. Ельцина генерал-полковник Д.В. Волкогонов в своем труде «Триумф и трагедия». В частности, он пишет: «В 3 часа ночи Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на безлюдные улицы. Он еще не знал, что немецкие самолеты уже летят бомбить советские города и аэродромы, что экипажи немецких танков выводят свои машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на циферблаты своих часов. Их стрелки приближаются к роковой отметке. Но едва Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче, где он работал и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло самое худшее. Неужели он просчитался? Сталин вышел. Начальник охраны доложил:

– Генерал армии Жуков просит вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к телефону!

Сталин подошел к аппарату.

– Слушаю…

Жуков коротко доложил о налетах вражеской авиации на Киев, Минск, Севастополь, Вильнюс, другие города. После доклада начальник Генерального штаба переспросил Сталина:

– Вы меня поняли, товарищ Сталин?

Сталин молчал. А из трубки вновь последовал вопрос:

– Товарищ Сталин, вы меня поняли?

Было четыре часа утра 22 июня 1941 года. Началась Великая Отечественная война…»

Далее Г.К. Жуков пишет, что «в 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе в кабинете И.В. Сталина. Меня и наркома пригласили в кабинет…»

Происходит некоторое несоответствие с Журналом посещений И.В. Сталина в его кремлевском кабинете. В соответствии с этим документом, первые посетители (В.М. Молотов, Л.П. Берия, Л.З. Мехлис, С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков) вошли в кабинет вождя только в 5 часов 45 минут). К тому времени агрессия Вооруженных сил Германии против Советского Союза продолжалась уже два часа, и доклады об этом поступили со всех западных военных округов, по линии НКВД и от флота. В этих условиях прямой обязанностью начальника Генерального штаба было отдать приказ о передаче сигнала боевой тревоги. Но, как ни странно, Г.К. Жуков этого не сделал. Он терпеливо дождался, пока вместе с С.К. Тимошенко будет принят Иосифом Виссарионовичем в Кремле, и оставил следующие впечатления об этом первом военном совещании:

«И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В.М. Молотову.

Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну.

И.В. Сталин опустил голову и глубоко задумался.

Наступила длительная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И.В. Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа…» [84]

И опять неточности. Первая: среди приглашенных в кабинет И.В. Сталина в 5.45 генерал Н.Ф. Ватутин не значится. Но вполне допускается, что он в то время сопровождал Г.К. Жукова и находился в приемной. Вторая: докладывать обстановку И.В. Сталину должен был лично начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, а не ограничиваться репликами. Третья: утром 22 июня Г.К. Жуков находился в кабинете И.В. Сталина с 5.45 до 8.30 (почти три часа!). Непонятно, чем там занимался начальник Генерального штаба в то время, когда рушились советские границы и должен был вводиться в действие план их прикрытия?

Объясняя свое бездействие в это время, Г.К. Жуков пишет: «Генеральный штаб… не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное командование и Генеральный штаб в затруднительное положение».

Дохлый аргумент. Оперативные планы действий войск в случае войны годами разрабатываются в мирное время только для того, чтобы при необходимости быть приведенными в действие по короткому сигналу, буквально по одному слову, которое стремительно веером должно быть передано с самого верха до самого низа. По этому сигналу солдат хватает свое оружие и становится в строй. Подразделения, боевые машины, орудийные расчеты, экипажи, штабы оставляют места постоянной дислокации и перемещаются в запасные районы. Вводятся в действие запасные средства и линии связи. Войска в боевом порядке занимают указанные полосы, районы, позиции… Поэтому всякая ссылка на непередачу установленного сигнала боевой тревоги из-за плохого знания частной обстановки в условиях начавшейся войны из уст начальника Генерального штаба звучит более чем неубедительно.

Отслеживаем хронологию первого дня войны дальше. Г. К. Жуков пишет, что к 8 часам утра Генеральному штабу удалось прояснить сложившуюся на то время оперативную обстановку и то, что «поднятые по тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступили в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций». Это жестко наталкивало на вывод о том, что все предвоенные планы прикрытия государственной границы требуют самой серьезной коррективы, а директива № 2, переданная в округа в 7 часов 15 минут, оказалась явно нереальной.

Что должен был делать в такой обстановке начальник Генерального штаба? Ответ один – отменить все предыдущие указания и приказать еще не связанным боем войскам перейти к обороне на выгодных рубежах под прикрытием тех частей, которые уже вступили в сражение, с тем чтобы разобраться в сложившейся обстановке и подготовить новую оборонительную операцию. Г. К. Жуков не сделал этого, фактически «благословив» на разгром армии прикрытия государственной границы.

Возможно, Георгий Константинович в это время решал другие не менее важные вопросы в соответствии со своими должностными обязанностями. В своих мемуарах Г.К. Жуков пишет, что в 9 часов утра он вместе с С.К. Тимошенко снова поехал к И.В. Сталину для того, чтобы «доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного Командования, а также ряда других вопросов». И.В. Сталин их принял через полчаса.

Еще один важный свидетель первых часов начала войны – заместитель Народного комиссара обороны СССР и бывший в недавнем прошлом начальник Генерального штаба К.А. Мерецков. В первой половине 22 июня 1941 года он находился в пути в Ленинград. В своих мемуарах «На службе народу» он пишет: «Днем 22 июня я включил радио и услышал выступление Народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова о злодейском нападении фашистской Германии на нашу страну.

Прибыв в Ленинград, я немедленно отправился в штаб округа. На месте были генерал-майор Д.Н. Никишев и корпусной комиссар Н.Н. Клементьев, вскоре назначенные соответственно в качестве начальника штаба и члена Военного совета этого округа… Командующий войсками округа М.М. Попов в момент начала войны инспектировал некоторые соединения округа… Мы не знали планов врага и поэтому могли ожидать чего угодно… К вечеру 22 июня положение в Прибалтике не улучшилось. Тем не менее округ наряду с другими округами и фронтами получил третью директиву Наркома обороны. Сражавшимся соединениям предписывалось перейти к наступлению и разгромить агрессора…» [85]

Возвращаемся к мемуарам Г.К. Жукова. Он пишет: «Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И.В. Сталин и сказал:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату