другу-любовнику «убираться восвояси». Правда, в шутливой форме.
– Когда же мы увидимся вновь? – спросил Всеволод Аркадьевич, крепко сжимая её ладони.
«Никогда», – пронеслась в голове у Ксении мысль, и она ее едва не произнесла вслух. Но вовремя спохватилась…
– Завтра я буду целый день занята, а вот в субботу, после девяти вечера, я всецело в полном твоем распоряжении, – сказала она, целуя его на прощание. И добавила, подпустив в голос хитринки: – Вполне возможно, что я разрешу тебе остаться у меня на всю ночь…
Бывший «червонный валет» ушел счастливый. А через три четверти часа приехал Серафим. Он молча и с деловым видом выслушал рассказ Ксении, принял от нее саквояж с бумагами Скалона и остался на ночь.
Любились они тоже молча. Серафим, как бы мстя Ксении за соития с Долгоруковым, любил ее жестко и неистово. Она громко стонала, он же в определенные моменты лишь скрипел зубами, словно ему было мучительно больно. Или мучительно сладко. Наконец, зарычав, он замер.
– Что с тобой? – тихо спросила Ксения.
– Ничего, – не сразу ответил Серафим и рывком вышел из Ксении. – Давай спать.
Во сне женщине почти ничего не снилось. Лишь под самое утро привиделся Всеволод Аркадьевич Долгоруков. Был он почему-то в шлеме, металлической кольчуге и с мечом в руке. Лицо было хмурое, если не сказать, злое. Завидев ее, он взмахнул мечом и произнес:
– Кто с мечом к нам придет – от меча и погибнет…
А затем опустил меч на ее голову.
Удара она не почувствовала, потому что проснулась.
Ксения скинула с себя остатки сна, посмотрела на Серафима, который спал, некрасиво раскрыв рот, и впервые в жизни подумала о том, что все могло быть совершенно иначе. Очевидно, чище и лучше. Но потом эта мысль прошла…
Часть II
Огонь-Догановский И «граф» Давыдовский
Глава 6
Хандра и как ее лечить
– Минутку, минутку. – Алексей Васильевич взял юношу за кисть и повернул ее. Веер карт, что молодой человек держал в руке, повернулся лицевой стороной наружу. – У вас же пять козырей!
– Да-а, – протянул юноша, – пять. А что вам не нравится?
– А почему вы пошли с масти?
– Ну…
– Я же не далее как на прошлом занятии говорил вам: «Когда вы имеете пять козырей, непременно ходите с них, пусть даже остальные восемь карт не принесут вам ни одной верной взятки»! Говорил или не говорил?
– Говорили.
– Почему же вы не послушались?
– Я думал…
– Не надо вам думать, – Огонь-Догановский устало вздохнул и принялся тасовать карты. – Пока не надо, конечно. Сейчас вы должны только соблюдать основные правила виста. Без знания этих правил, будете вы думать или не будете, вам и вашему товарищу никогда не выиграть. А стало быть, вы профукаете все денежки…
Алексей Васильевич знал, о чем говорит. Если можно так выразиться, он был потомственным картежным игроком, так как приходился родным сыном того самого Василия Семеновича Огонь-Догановского, столбового смоленского дворянина и профессионального игрока, которому светоч российской поэзии Александр Пушкин проиграл почти двадцать пять тысяч рублей, сумму более чем внушительную. В имении Алексея Васильевича, в ящичке бюро, обычно закрытом на замок, и по сию пору хранилось в бархатной папочке письмо Александра Сергеевича со следующим содержанием:
– Итак, продолжим. – Огонь-Догановский раздал по тринадцать карт. – У кого пять козырей?
– У меня, – отозвался молодой человек с едва намечавшимися усиками.
– Хорошо, – промолвил Алексей Васильевич. – Что за козыри?
– Дама, валет, шестерка, тройка и двойка.
– Если пять козырей, то надобно ходить… – Огонь-Догановский замолчал и уставился на парня.
– С козырей, – неуверенно сказал молодой человек с пробивающимися усиками.
– Верно. С какого начнете?
– С двойки.
– Снова верно. При таком раскладе: дама, валет и три мелких козыря следует ходить с самого мелкого. А если бы были туз, король и три малых?
– Я бы сходил с малого, – сказал молодой человек постарше.
– Почему? – поднял на него взор Огонь-Догановский.
– Потому что, возможно, мой партнер имеет даму, валета или десятку.
– Так, – кивнул головой Алексей Васильевич. – А ежели у вас на руках туз, король, валет и два малых?
– Надобно начинать с туза или короля, – ответил тот, что постарше.
– Хорошо, – констатировал игрок. – А если дама, валет, девятка и два малых козыря?
– С дамы…
– Таким образом, при подобном раскладе и козырке вы выиграете семь партий из десяти и останетесь в несомненном выигрыше. – Огонь-Догановский помолчал, так как эта учеба начинающих игроков ему порядком надоела. – Еще вы останетесь в выигрыше, ежели будете соблюдать следующие правила: имея секанс – играйте старшую карту. Не ходите никогда с короля, если он у вас один. Не радуйтесь явно хорошим картам и не морщитесь от худых, ибо противник будет считывать это у вас с лица. Не ходите никогда, – произнес он с нажимом, – с тринадцатой карты. В противном случае вам гарантирован неуспех. Постоянно меняйте расположение мастей, но придерживайтесь системы. Этим вы запутаете противника и не дадите сбиться себе. И еще запомните, – Алексей Васильевич оглядел всех своих учеников и сделал серьезное лицо, – если вы проиграете подряд три роберта, не продолжайте игры с теми же игроками. В крайнем случае, пересядьте за другой стул или потребуйте переменить колоду. Если вы проиграли три раза подряд по двадцать пять рублей, не садитесь играть дешевле, иначе никогда не вернете проигрыш. Если вы выиграли троекратно по двадцать пять рублей, сыграйте в четвертый, и в случае выигрыша можете играть потом гораздо дешевле. Скажем, по красненькой. И никогда, – Огонь-Догановский выдержал значительную паузу и повторился: – Никогда не говорите о своих ошибках вслух…
– У-уф! Я больше так не могу. – Алексей Васильевич в сердцах бросил карты, и они веером легли на ломберный стол. – Тоска же смертная.
– И что ты предлагаешь? – спросил «граф». Он зашел к другу уже под вечер, когда ученики разошлись по своим и чужим гостиным усваивать уроки мастера.
– Что угодно, но только что-то делать, понимаешь? Обрыдло учить сопляков картежной игре, к которой у них нет никакого таланта. Игра, брат, это как писать стихи или музыку сочинять… Дар нужен, вдохновение. Или хотя бы душевный порыв…
Огонь-Догановский посмотрел на «графа» Давыдовского, как собака, которую только что побили или обварили кипятком из ближайшего кабака. Такого затравленного взгляда Павел Иванович не видел у «старика» ни во время суда над «Червонными валетами», ни во время долгой и нудной сибирской ссылки.
