рядом.
Те кивнули и принялись разводить костер. Ивар поворотил обратно к остальным. «Уговор у них, видите ли! – недовольно подумал он. – А мы время теряем! Ладно, передохнем, перекусим. Все равно, в сущности, останавливаться на ночь пришлось бы, какая разница – за тем холмом или за этим?»
Пока разбивали лагерь и устанавливали палатки, Нэрис выбралась из опостылевшей повозки и с наслаждением размяла мышцы. Весь день сидеть скрючившись – радости мало, тело затекло немилосердно. Она огляделась, ища глазами Томаса. Надо непременно дать ему целебной настойки – вон как носом хлюпает! Еще того и гляди кашлять начнет, а ему скоро приветственный пиброх[10] исполнять, там здоровые легкие нужны!
– Бесс! – позвала она. – Поди сюда! Как шатер наш поставят, одеяла туда перенеси и мешок с пледами. И найди мне мой сундучок с лекарствами!
– Сундучок прямо сейчас, госпожа?
– Да. Нужно кое-кого привести в чувство, – сказала девушка, глядя на чихающего во все стороны волынщика. – Они, конечно, другими средствами лечиться привыкли, но моя настойка все равно посильнее будет!
– Да уж конечно, – весело фыркнула служанка, роясь среди тюков, которыми была завалена повозка. – Она ж, настойка-то, на спирту! Глядите, моя госпожа, как бы про это остальные не прознали. – Бесс покосилась в сторону препирающихся между собой в отдалении близнецов. – А то ведь никаких лекарств не хватит.
– Тоже верно, – кивнула Нэрис, с трудом удержавшись от улыбки.
Том шмыгнул покрасневшим носом и с подозрением поглядел на пузатую склянку мутного стекла в руке Нэрис:
– Это что?
– Настойка, – ответила она, вытаскивая пробку. – Я вам еще днем про нее говорила. Тонизирующая и укрепляющая, от простуды очень помогает. Нет, нюхать не надо!
– Значит, гадость, – проницательно резюмировал рыжий. – Может, не стоит? Я лучше вот виски…
– Ничего не «лучше»! – решительно сказала девушка, извлекая из сундучка большую деревянную ложку. – Виски – это, разумеется, хорошо, но поможет плохо. Ну, Том, не кукситесь, всего одну ложечку – и через час будете как новенький! Давайте открывайте рот!
– Не буду! – Он с недоверием посмотрел на маслянистое, почти черного цвета содержимое злосчастной ложки. Даже его заложенный нос без труда уловил ядреный аромат трав вперемежку с чем-то знакомым и очень высокоградусным. – У меня желудок слабый!
– На ваш желудок это никак не повлияет, – терпеливо сказала девушка, поднося к его лицу лекарство. – Давайте же, Томас, будьте паинькой! Выпейте одним глотком, и все! Вы же препираетесь дольше. Ну?
– Эх, не умею я женщинам отказывать! – тоскливо вздохнул волынщик, зажмурился и открыл рот. Черная жидкость обожгла язык и горло, в нос ударил резкий запах полыни. Господи, ну и дрянь!
– Не смейте плеваться! – строго предупредила она, вытирая тряпочкой пустую ложку и закупоривая пузырек. – Сидите и дышите. Я знаю, приятного в этом питье мало, но зато чихать вы точно перестанете.
– Да я… – прохрипел несчастный, утирая выступившие на глаза слезы, – я же… не только чихать… я же чуть дышать навсегда не перестал! Что вы такое… мне тут подсунули?!
– Ну вот, – удовлетворенно кивнула Нэрис, укладывая склянку с настойкой обратно в сундучок. – Уже нос прочистило! Сейчас и до остального доберется. Ну, не смотрите вы на меня, как на убийцу, Том! Сами же потом спасибо скажете. Лекарство проверенное.
– Проверенное? – прохрипел тот, едва сдержавшись, чтобы не начать отплевываться. – А вы сами-то это пробовали?!
– А как же, – пожала плечами Нэрис и улыбнулась. – Поэтому и говорю – средство просто чудодейственное! Всю хворь как рукой снимет. – Она повернулась уходить, но, вдруг что-то вспомнив, приостановилась: – Да, и еще. Лучше бы вам в ближайшие несколько часов ничего алкогольного не пить.
– Ну вот, снова здорово! – возопил болящий. – Это почему же?!
– Во-первых, с двух глотков так захмелеете, что ходить не сможете, а во-вторых, во рту такой мерзкий привкус останется еще на день, что ни есть, ни пить не захотите, и полоскание не спасет. У меня папа один раз хватил стаканчик виски после настойки – двое суток потом плевался и святым духом питался! Так что имейте в виду, я вас предупредила.
– Эх, леди, – горько вздохнул волынщик и бессильно махнул рукой. Вечер сегодня не удался ни на йоту. А ведь сейчас будет ужин, и к нему как раз полагается стаканчик, для сугреву! Эх, женщины… Томас грустно посмотрел на румяных братьев Мак-Тавишей, потирающих ручищи в предвкушении ужина и всего последующего. Им-то сегодня повезет! А вот ему… Тут Том замер и шкодно хихикнул себе под нос. – А ну- ка, вот и проверим! – пробормотал он и бросился следом за бессердечной врачевательницей.
Ивар поднял голову и прислушался. Ему почудилось, или он действительно услышал дробный стук копыт по дороге? Он привстал с бревна и вгляделся вдаль. Там, где алым маячком подрагивал костер проводников, в воздухе замаячила горящая ветка. Нет, значит, не почудилось.
– Творимир, пойдем! Они прибыли.
– Лорд, – сидевшая рядом Нэрис смущенно улыбнулась, – а можно мне с вами?
– Почему нет? – пожал плечами он, подавая ей руку. – Если вам интересно… Том, где ты ходишь? Чуть Макинтошей не прозевал.
– Но ведь не прозевал же! – весело отмахнулся рыжий, поудобнее устраивая на груди волынку и перебирая игральные трубки. – Пойдемте! Я готов! Эйнар, а ты зачем здесь?
– Затем, – сурово отрезал норманн, не удостоив волынщика даже взглядом, и зашагал следом за дочерью лэрда Вильяма. Он выполнял свой долг, как бы ему ни хотелось обратного. Но что уж тут поделаешь? Сказано – охранять, значит – охранять. Как бы ни было противно думать о том, что из воина он, похоже, скоро превратится в няньку для девицы, у которой для защиты вообще-то есть собственный муж. И которая так и норовит своим любопытством спутать все планы! Сидела б себе в шатре, как положено, а не лезла, куда не надо, и не усложняла бы другим жизнь!
Тягучий, заунывный мотив пиброха летел над пустошью. Томас, надувая щеки, важно шествовал впереди, полностью оправдывая свое высокое звание кланового волынщика лорда Мак-Лайона. «В отличие от литературного творчества, – невольно подумалось Ивару, – с музыкой дела у него обстоят куда лучше!» Несмотря на все свои недостатки, коих, если уж не кривить душой, у каждого было в избытке, музыкантом Томас был от бога. Даже не будь он таким славным парнем, уже за одно только умение управляться с волынкой его стоило бы уважать. Потому лорд Мак-Лайон и предложил ему в свое время место у себя в отряде. «Несомненно, – с легким чувством самодовольства подумал бывший королевский советник, – во всей Шотландии не найдется лучшего волынщика, чем Том! Это признал даже его величество, а уж какой он в этом плане разборчивый, все знают…»
Они приблизились к костру проводников. Горцы опустили ветку, которой подавали условный знак, и повернули голову в сторону дороги.
– Едут, – сказал старший. – Как и обещали.
– Наконец-то, – не без удовольствия проронил второй проводник. Ему явно хотелось поскорее вернуться домой.
Лорд Мак-Лайон всмотрелся в темноту. Он узнал расцветку тартана [11] приближающегося всадника. Зрение у него было острое, да и выглянувшая из-за облаков луна немало помогла – крупная красно-зеленая клетка с продольными и поперечными синими полосами разной толщины. Макинтош, несомненно. Только вот…
– А чего это он один-то? – удивился старший из проводников клана Макферсон.
– Второй отстал, верно. Грязища какая, – пожал плечами его собрат. – Ну, что я говорил? Вон и
