Девушка ответила таким же резким кивком и встала, собираясь уходить. Когда Фурий Лициний открыл перед ней дверь, на пороге возникла худая и длинная фигура желтолицего епископа Геласия. Эафа опустилась на одно колено в глубоком саксонском поклоне, а Фидельма и Эадульф встали, приветствуя номенклатора папского двора.
Геласий вошел, рассеянно улыбнувшись сестре Эафе, та быстро поднялась и поспешно убежала. Фурий Лициний почтительно застыл, потому что следом за епископом в комнату шагнул Марин, супериста, военный комендант.
— Я решил, что должен навестить вас и узнать, пришли ли вы к какому-либо заключению, — сообщил Геласий, глядя то на Фидельму, то на Эадульфа.
— Если вы хотите знать, решили ли мы это дело, — ответила Фидельма, — то ответ будет отрицательный.
Епископ выглядел разочарованным. Он прошел к стулу и тяжело сел.
— Я должен вам сказать, что Его Святейшество желает получить ответ как можно скорее.
— Так же как и я, — ответила Фидельма.
Геласий нахмурился и уставился на нее тяжелым взглядом, словно спрашивая, не забывается ли она. Но потом вспомнил, сколь прямы и резки бывают ирландки. Вздохнув, он сказал:
— Много ли вы успели разузнать?
— Трудно сказать, — пожала плечами Фидельма.
— Вы хотите сказать, что вы не уверены в виновности брата Ронана? — спросил Марин, изумленно взглянув на нее. — Но мои
Геласий посмотрел на военного коменданта и снова на Фидельму.
— Это правда? Вы сомневаетесь, что Ронан Рагаллах виновен?
— Неразумен тот, кто судит прежде, чем собраны все улики и опрошены все очевидцы.
— Но какие же еще нужны свидетельства? — спросил Марин.
— Улик в нашем распоряжении не так и много. Если их взвесить, они оказываются столь несущественны, что по ирландскому закону ни один уважающий себя брегон, судья по-нашему, не стал бы и рассматривать их.
Геласий обратился к Эадульфу:
— Вы думаете так же?
Эадульф бросил на Фидельму поспешный и отчасти виноватый взгляд.
— Я думаю, что, несмотря на косвенность улик, Ронану Рагаллаху есть за что отвечать перед законом. Я не верю, что он вполне невиновен. У нас есть, помимо ваших стражников, еще один свидетель тому, что Ронан Рагаллах проявлял интерес к Вигхарду и его окружению.
Фидельма сдержала досадливый вздох. Незачем до поры рассказывать то, что они услышали от Эафы.
Но расстроенный Геласий не стал расспрашивать Эадульфа об этом втором свидетеле.
— Этого-то я больше всего и боялся. Ваши мнения разделились. Ирландец убил сакса — епископа Римской церкви. Саксонский судья полагает, что вина доказана, ирландский — что нет. Не признак ли это скорой войны между Ирландией и саксонскими королевствами?
Фидельма замотала головой.
— Это не так, Геласий. Мы с Эадульфом согласны в том, что наше разбирательство еще далеко не закончено. Много над чем еще следует подумать. Но то, что мы не пришли к заключению сегодня, не означает, что мы не придем к нему завтра.
— Но ведь вы уже допросили всех, за исключением виновного…
Эадульф сухо кашлянул.
— Мне кажется, что покуда следует называть Ронана Рагаллаха только подозреваемым, а не…
Марин раздраженно присвистнул.
— Слова! Сейчас не время для игры слов. Я знаю, что вы хотите сказать. Но вы уже допросили всех и должны были прийти к какому-то заключению.
Лицо Фидельмы приняло жесткое выражение. Она не любила, когда от нее пытались добиться преждевременных выводов.
Заметив напряжение в ее лице, Геласий примирительно поднял руку:
— Вы хотите сказать, сестра, что вам просто требуется больше времени? Это так?
— Именно, — твердо ответила Фидельма.
— Вы его получите, — согласился Геласий. — Прежде всего необходимо, чтобы дело было расследовано правильно — так, чтобы виновным был признан тот, кто действительно виноват.
— Это хорошо, — одобрила Фидельма, — и ни на что иное я бы не согласилась. Прежде всего нам нужно узнать правду, а не просто найти козла отпущения.
Геласий с достоинством поднялся.
— Не забывайте, — медленно сказал он, — это дело очень важно для Его Святейшества. Посланник саксонских королевств уже ждет от него решения о том, что именно следует доложить о смерти Кентерберийского архиепископа-дезигната.
Фидельма подняла бровь.
— Вы имеете в виду Путтока?
— Настоятеля Путтока, — мягко поправил Геласий. И добавил: — Ввиду того, что настоятель является непосредственным представителем Освиу Нортумбрийского, который оказался властителем над всеми саксонскими землями, получается, что ответ на ваш вопрос утвердительный.
— И, несомненно, у настоятеля Путтока есть причины требовать скорейшего решения, — язвительно улыбнулась Фидельма. — Возможно, он даже предлагал свою персону на пост архиепископа?
Геласий посмотрел на нее, затем устало улыбнулся.
— Да, сестра, видно, вы успели поговорить с настоятелем. И он, надо полагать, высказал предположение, что он как никто другой подходит на роль архиепископа. Однако у Его Святейшества другое мнение. По правде говоря, дух тщеславия, веющий от Путтока, не украшает его. Именно он два дня назад даже подвергал сомнению кандидатуру Вигхарда, на том основании, что тот когда-то был женат и имел детей.
Эадульф удивленно переглянулся с Фидельмой.
— Путток хотел, чтобы Вигхарду отказали в посвящении в сан, только потому, что у него когда-то была семья и дети? — пораженно спросил он.
— Он не говорил всех этих слов, но изящно намекнул. Как вы знаете, никто из духовенства начиная с настоятеля и выше не может быть женатым. Но на самом деле Рим не одобряет плотских отношений среди членов Церкви и ниже настоятеля, хотя им это не запрещено. В любом случае, вы можете быть уверены, эта тема тщательно обсуждалась и была окончательно закрыта, когда выяснилось, что вся семья Вигхарда погибла много лет назад. Однако сами подобные речи Путтока поставили под сомнение его пригодность на место архиепископа.
— Значит, есть другой кандидат? — уточнила Фидельма.
— Его Святейшество думает над этим.
Эадульф удивился.
— Я думал, что сейчас здесь очень мало саксов, которые подходили бы на этот пост?
— Так и есть, — согласился Геласий. — Его Святейшество склоняется к тому, что нынешние времена не способствуют тому, чтобы церковное главенство в земле саксов было доверено саксу.
— Но саксам это может не понравиться, — вырвалось у изумленного Эадульфа.
Геласий повернулся к нему, хмурясь.
— Смирение — первая заповедь веры. — В его голосе слышалась угроза. — Саксы должны смириться перед решением Рима. В этот час и в этих стенах я не могу сказать ничего более, но можете быть уверены, что кандидатура настоятеля Путтока на сей пост не рассматривается. Однако это должно пока что оставаться в тайне.
— Конечно, — дипломатично согласился Эадульф. — Я всего лишь думал вслух. — Он помолчал и добавил: — Интересно, знает ли об этом решении сам настоятель Путток?
