У меня нет сомнений, что Мольто подробно обсуждал со свидетелем ответ на этот вопрос, однако он очень удачный. Политическое самосохранение, говорит Эдгар. Он не хотел, чтобы его имя публично связывали с «УЧС». Однако в какой бы красивой упаковке это ни преподносилось, здесь впервые узнается Эдгар той, прежней, поры. Он был всегда способен принять холодное, расчетливое решение. Так и теперь. Джун мертва, ей все равно уже ничем не поможешь, так зачем пачкать свою репутацию?
Томми прохаживается некоторое время в молчании, устремив взгляд вниз.
— Сенатор, разрешите мне затронуть одну из последних тем. Я уверен, что мистер Таттл все равно поднимет ее. Насколько мне известно, вы сказали полиции, что вам не известны мотивы, которые могли бы побудить вашего сына причинить вам какой-либо вред. Это верно?
— Такова моя точка зрения.
Томми ритмично кивает так, словно ответ его полностью удовлетворяет.
— Сенатор, позвольте мне еще раз вернуться к вашей встрече с лидерами группировки организованной преступности в лимузине. Вы проинформировали вашего сына, что собираетесь предложить Ти-Року и Хардкору придать их деятельности политический характер…
— Он заявил, что я ничего не упоминал об этом. Как я уже сказал, я достаточно часто обсуждал с ним эту тему за последние годы, однако нужно думать, что он оказался менее внимательным, чем мне хотелось бы.
— Впоследствии он говорил вам, что ваше намерение оказалось для него совершенно неожиданным?
— Да, говорил.
— И каково было его эмоциональное состояние, когда он сказал вам это?
— Он был вне себя.
— Вы не можете припомнить, что он сказал?
Эдгар немного напрягается. Очевидно, эта линия у них с Томми не была обговорена заранее.
— Он сказал, что я использую Хардкора. Это я помню точно.
— Вы вступили с сыном в спор?
— У нас с Нилом всегда бывали моменты разногласий. Там, на улице, между нами произошел довольно возбужденный обмен мнениями, но через день-другой мы оба успокоились.
— Но в тот момент он очень рассердился на вас?
— Сначала.
— Сначала, — повторяет Томми.
Хоби перестал делать пометки в блокноте и теперь напряженно наблюдает за Мольто. Похоже, не только для Эдгара, но и для него такой поворот в допросе оказался неожиданным. Нил, сидящий рядом с ним, опустил голову и уставился на свои руки, играющие с резинкой для бумаг. Трудно определить, слушает ли он вообще.
— Хорошо. Сенатор, вы сказали нам, что с Хардкором вас познакомил Нил. Правильно?
— Да.
— А чья была идея?
— Думаю, моя. Как-то раз мы с Нилом завели разговор о его профессиональной деятельности, о том, чем ему приходится заниматься. Я интересовался его успехами, короче говоря, обычный разговор между отцом и сыном. И тогда он упомянул об озабоченности по поводу условно-досрочного освобождения Кан- Эля. Я сказал: «Нил, а почему ему не поговорить со мной? Вдруг я смогу помочь?» Что-то в этом роде.
— И как он отреагировал на это предложение?
— Я уже не помню.
— Вы поднимали эту тему снова?
Эдгар смотрит в потолок.
— Думаю, что да.
— Значит, вы не один раз высказывали предположение, что было бы неплохо встретиться с Хардкором?
— Да. Наверняка так оно и было. У меня своя теория насчет организованной преступности. Я уже упомянул о ней в предыдущих показаниях.
Томми делает шаг в сторону свидетеля.
— Нил часто разговаривал с вами о своей работе?
— Все время. Как я уже говорил, эта тема интересовала меня.
— Нил говорил вам, что он попросил передать ему все дела по Грей-стрит?
— О да.
— Вы, случайно, не припомните, сенатор, не вы ли предложили ему объединить в своих руках все пробационные дела?
— Возможно, и я. — Эдгар кивает безмятежно, однако на него уже снизошло определенное просветление. Он пытается вспомнить все, о чем мог необдуманно поведать Томми в их беседах, которых было не так уж и мало. — Думаю, это была моя идея.
— А теперь относительно его работы в качестве инспектора по пробации. Сенатор, вы не припоминаете, кто посоветовал Нилу выбрать именно эту профессию?
— Как не припомнить, если это был я.
— Вы?
— Да. Нил находился на перепутье. Как и многие другие молодые люди, которые не могут в начале своего жизненного пути найти себя. И тогда я предложил ему это. Я сказал: «Возвращайся в колледж на отделение социальной работы. Тебе понравится».
— И сколько же времени ему понадобилось для завершения образования?
— Восемнадцать месяцев, насколько я помню.
— Он писал дипломную работу?
— Да, он написал ее.
— Какова была тема работы?
— «Уличные организованные преступные группы».
Мольто внимательно смотрит на Эдгара.
— Да, именно я предложил ему эту тему.
— И вы помогли ему устроиться на работу, не так ли?
— Пришлось сделать пару звонков.
Томми по-прежнему не сводит взгляда с Эдгара.
— И могу я спросить у вас, сенатор, не возникало ли у вас когда-либо чувство, сэр, что Нил пошел по этому пути — колледж, работа, курирование пробационных дел на Грей-стрит, контакты с Хардкором с целью устройства вашей с ним встречи — в определенной степени потому, что хотел угодить вам? То есть оправдать надежды, которые вы на него возлагали?
В то время как Эдгар обдумывает ответ, Хоби вскакивает из-за стола:
— Ваша честь, я сижу здесь и думаю — на чьей же он стороне, в конце концов? — Его рука, огромная, размером, наверное, с булыжник, негодующе указывает на Томми.
— Это протест, мистер Таттл?
Хоби пытается подать Эдгару сигнал: «Будь осторожен! Это ловушка». Сенатор до сих пор не соображает, что обвинение набирает очки за его счет.
— Я бы сказал, замечание, ваша честь. Суть же моего протеста заключается в том, что сенатор Эдгар не может давать показаний относительно мыслей и чувств моего подзащитного.
— Хорошо, мистер Таттл. Тогда я скажу вам следующее: держите свои замечания при себе. Вопрос поставлен иначе. Обвинение хочет знать мнение сенатора. И я считаю, что линия допроса направлена на опровержение предыдущих показаний. Продолжайте, мистер Мольто.
Эдгар достаточно владеет нашей профессиональной лексикой, чтобы уловить, куда дует ветер. Привыкнув повелевать, он поворачивается вместе с креслом в мою сторону. Он выглядит растерянным и в то же время не лишенным властности. Вопрос зачитывается снова.
— Я не уверен, что мне приходилось когда-либо задумываться об этом.
Томми окидывает его оценивающим взглядом, затем кивает с тем же глубокомысленным видом.
