красивая, и вообще, единственная и неповторимая на всём белом свете!» Это Ева была единственной: Бог создал ее для Адама в единственном экземпляре. А сейчас выбор есть, женщин вокруг много — их даже больше, чем мужчин. Но только все они одного роду — племени… Не будь у нас этого досадного дефекта, то не мы бы гонялись за юбками, а как раз наоборот: женщинам пришлось бы немало потрудится, чтобы заслужить доверие мужчин и занять свое скромное место у ног своих повелителей. Как, например, в арабских странах… Вот там мужчины держат своих жен в ежовых рукавицах. Те рта раскрыть или сесть за стол рядом с мужем не смеют без особого разрешения. И между прочим, в парандже ходят, чтоб посторонние не пялились. Очень разумная традиция… А так, конечно…»
Яша снова вздохнул: «Дали им волю, совсем от рук отбились и вертят теперь мужиками как хотят. Впрочем, по нашей жизни не всегда угадаешь, кто перед тобой: мужик или баба? То в штанах шастают, то чуть не наголо обреются, то кольцо в нос вставят, то матерятся как сапожники… Пойди разберись: кто из них кто? То мазохистки, то лесбиянки, а то и того хуже — феминистки проклятые! У тех с гормонами бардак, а у этих, вообще, сдвиг по фазе идет. Всё права качают и пыжатся доказать, что они ни в чём не уступают мужчинам. А чего тут доказывать? Разденься и встань перед зеркалом! Только слепые и не увидят различий. Уж так им хочется сравняться с мужиками, так хочется! До того договорились, что скоро и рожать будем по очереди: одного ребенка — баба, а второго — мужик. Зато полное равноправие. Радуйтесь, что женщинами родиться сподобились… Куда там! Все плачут: не всегда им место уступают, редко комплименты говорят и еще реже цветы дарят. Большие проблемы! Нам, между прочим, цветы если и дарят, то раз в году — на День рождения. Ну, а чтобы вы место уступили в троллейбусе — это только если мужик сознание потеряет и грохнется прямо на пол. Да и то вряд ли: посчитают, что пьяный…»
В гостиной появилась молчаливая женщина, и Давиденко снова принялся ее разглядывать. Определенно, у нее была неплохая фигура: не худая и не толстая, в самом соку и всё при ней — такой тип женщин ему нравился: «Соблазнительная дамочка… ? оценивал он ее. ? Но все же это самый дорогой и быстро преходящий вид удовольствия. За пять минут сомнительного блаженства, мужчина будет до самой своей смерти в должниках числится. Вот что значит основной инстинкт. Никакие доводы тут не помогут….Лучше бы уж почковались или делились как инфузории. Не так досадно бы было: все одинаковые и никаких половинок по жизни искать не надо. Пришло время, дозрел до кондиции — вот вам два маленьких, новых Давиденки вместо одного, большого и старого. И при этом никаких измен, ревности, семейных сцен и скандалов, чужих детей и пресловутых «треугольников». Всё пополам и всё по — честному! И сама собой осуществилась бы заветная мечта о вечной жизни: мы только раздваивались и множили свои точные копии, но не умирали. Правда, эти бесконечные раздвоение личности чем — то смахивают на обыкновенную шизофрению, но в принципе, вечная жизнь обеспечена. Только не понятно, где будет копия, а где оригинал…»
В комнате появилась та же официантка и принялась исполнять свои обязанности, по — прежнему, не раскрывая рта. В гостиной было тихо, в углу негромко отсчитывали время большие напольные часы красного дерева, и только изредка игроки обменивались репликами. Давиденко — младший со своего дивана следил за молчаливой женщиной: кокетливо завязанный бантик от передника на ее талии привлекал его мужское внимание. Форма бедер у нее была довольно пышная и все эти бантики — завязочки только подчеркивали соблазнительность ее фигуры.
«Кучеряво живет мой родственник, ничего не скажешь, — с завистью думал Яша. — И скромную виллу в три этажа себе отгрохал, и официанточку с хорошей фигурой завел. Умеют устраиваться некоторые… Одним словом, всё лучшее — боссам! Но всё же интересно: где он раскопал эту женщину, которая за целый час слова не проронила? Такие, вообще, одна на тысячу встречаются. Может быть, и в самом деле, немая? Вот на такой мне нужно было жениться…»
Увлекшись своими мечтаниями, он на время упустил из виду симпатичную ему официантку. И неожиданно получил из ее рук чашку чая с куском бисквитного торта…
«Фантастика! — заметил про себя Давиденко — младший. — И самое удивительное, что и на этот раз она обошлась без слов! Нет, если и существует в природе идеальная женщина, то только вот в таком, «бессловесном исполнении». И не смотря на то, что одним нравятся блондинки, другим — шатенки или брюнетки, но в одном все мужчины были бы солидарны: чем меньше слышишь от них слов — тем лучше и тем ближе к идеалу!»
Часы пробили половину первого ночи, игроки, наконец, закончили свою партию и стали расходиться. Вскоре остался только хозяин дома и высокий незнакомец со шрамом на сухощавом, волевом лице. Все перешли в малую гостиную и устроились в мягких креслах вокруг низкого столика. Молчаливая служанка подала черный кофе и, вильнув бедрами, исчезла за плотно закрытой дверью.
— Александр Ефимович Мельников, ответственный работник ФСБ, подполковник и мой хороший знакомый; Яков Ильич Давиденко, мой дальний родственник, — представил их друг другу Давиденко — старший и оставил наедине, посчитав свою миссию выполненной.
Такого поворота Яша Давиденко никак не ожидал, и даже самые худшие его опасения оказались недостаточно плохими по сравнению с действительностью. Это не милиция или прокуратура, это было значительно хуже и, соответственно, опаснее.
«Чекистам — то чего от меня надо?» — со страхом и беспокойством думал Яша. — Я что, и этим дорогу перешел? Если еще и Мельников окажется каким — нибудь племянником Донцова, то мне конец. Тут уж мебелью не откупишься. Вот черт! Похоже и в самом деле, мы не того «обули». Сначала шуваловская мафия, а теперь и того чище — ФСБ… Что — то в нем есть опасное, надо быть начеку».
— Собственно говоря, — начал ответственный работник ФСБ, — эта встреча была устроена по моей личной просьбе. У нашего ведомства есть к вам кое — какой интерес…
— Помилуйте, Александр Ефимович! — едва не подскочил на своем кресле Давиденко. — Я человек маленький и в такие опасные дела никогда не был замешан. Даже фильмы про шпионов — и те не люблю смотреть, — приврал он на всякий случай. — Не знаю уж, что вам там наговорил про меня Борис Павлович, но к делам вашего ведомства я никогда не имел и не имею никакого отношения, — запинаясь, выдавил из себя Давиденко — младший.
— Борис Павлович здесь не причем. Вы сами, совершенно самостоятельно, попали в поле зрения нашей службы оперативного наблюдения. Может — по глупости, а может — и нет, — с этими словами он вытащил из кармана пачку фотографий и веером рассыпал их по столу перед опешившем Давиденко.
Противный и липкий страх снова накатил на владельца риэлтерской конторы — этого он уж никак не ожидал. На фото были запечатлены некоторые моменты его слишком бурной в последние дни жизни. И самое скверное, что все они так или иначе были связаны с той злополучной квартирной аферой. Вот он едет на «Мазде» в больницу, вот бандиты передают ему новый счет у входа в отделение травматологии, а вот и сцена на улице, рядом с черным «Мерседесом»…
Такого опасного поворота он не мог себе представить даже в самом кошмарном сне. Ладони рук мгновенно стали мокрыми, а правое веко непроизвольно задергалось.
«Если от бандитов почти удалось откупиться — осталось завтра оплатить их новый счет, то от чекистов так просто не отмажешься. Трех часов не прошло, как я приезжал в больницу, а фотографии уже готовы…» — лихорадочно соображал Яша, но мысли его уже начали путаться.
— Собственно говоря, я даже выписал на ваше имя повестку на допрос. Пока — в качестве свидетеля, — с заметным нажимом на слове «пока» сказал Мельников и положил перед ошалевшим Давиденко казенный бланк, заполненный по всей форме: имя, адрес, печать, подпись…
Мысли окончательно спутались в голове у Давиденко — младшего и он тупо таращил глаза на зловещий листок бумаги. Ошибки не было: имя и адрес были указаны правильно.
— Но поскольку, вы являетесь родственником Бориса Павловича, — продолжал подполковник, — разговор наш происходит на его даче, а не в следственном изоляторе ФСБ.
— Большое сп — спасибо, — заикаясь, выдавил из себя Яша. — Но только я не знаю никаких секретов: ни государственных, ни военных. Вообще никаких… Человек я маленький, жизнь веду тихую, а работа у меня самая обычная и несекретная…
— Ну — ну! Бедненьким и глупеньким решил прикинуться… Я не я и лошадь не моя! Вспомни еще, как макулатуру в пионерском отряде собирал и писал заметки в школьную стенгазету. Авось зачтется! Только со мной этот дешевый спектакль не пройдет. И не надейся! — резко переменил тон Мельников, и теперь в его голосе слышалась угроза.
