ходить в черных одеждах, застегивать верхнюю пуговицу рубашки, с выражением постоянного благочестивого ужаса короткими межхрамовыми перебежками передвигаться по улицам городов…
Значит: если в твоем окружении принято умеренное пользование косметикой, если оно входит в правила приличия (нормы) в той среде, где живет и работает христианин, — то не стоит нарочито из нее выламываться. Кстати, св. страстотерпица императрица Александра Федоровна косметикой пользовалась…
Во-вторых — мотив «окосмечивания». Да, церковь отрицательно относится к таким изменениям внешности, которые призваны делать человека более сексуально привлекательным. Но представьте себе обычную школьную учительницу. В школе у нее чисто женский коллектив. Есть один мужик — да и тот одноногий военрук… Ясное дело, не за ним она идет ухаживать и не его идет поражать своим внешним видом. И если эта училка просыпается на полчаса раньше, чтобы помучиться при работе над своим образом — то она делает это отнюдь не ради своего удовольствия и не ради флирта. В ее среде так принято, и она просто не хочет выделяться.
Если мотив такой, то в этом нет греха. Она просто исполняет часть своего профессионального долга — ей нужно «быть в форме». Ничего греховного в этом случае в ее действиях нет.
Что же касается запахов… В древней житийной литературе есть выражение о подвижниках: «уста их дышали постом». От людей высокой духовной жизни, даже если они давно были лишены возможности менять одежду и посещать баню, не исходило неприятных запахов. Так что можно надеяться на то, что если мы станем подражать им, нам тоже не понадобятся ни шампуни, ни зубные пасты. Но если мы еще не в той мере духовного возрастания — то лучше не отпугивать от себя людей.
В итоге у меня три совета на тему об одежде и косметике.
Первый обращен к женщине, которая просто проходит мимо храма. В ее утренних замыслах посещения храма не было. Но вот проходила мимо и в сердце шевельнулось желание зайти. Одежда ее «нецерковная»… Что делать? — Зайти. Если женщина знает, что у нее такая одежда, что может вызвать нарекания прихожанок, и тем не менен заходит на минутку в храм ради молитвы о своих детях — то это своего рода исповедничество и юродство: готовность принять неприятности и оскорбления ради того, чтобы помолиться.
Второй совет к женщине, которая специально идет на службу. Ей я советую одеться «по церковному». Нет, дело не в том, что если на вас будет юбка не того фасона, то Бог вашу молитву не услышит. Просто наше спасение — от наших ближних, от того, какой мы оставляли след в их жизни. Ранили или исцеляли. Открою тайну: молиться трудно. Несколько часов держать свой ум в состоянии постоянной молитвенной сосредоточенности — очень трудно. «Мои мысли — мои скакуны» разбегаются при каждом удобном для них случае. Конечно, человек отвлекается. Конечно, осуждает себя за эти отвлечения. И, конечно, ищет возможности оправдать хотя бы некоторые из них. И так — на всех уровнях. Стоит бабушка, сама себя назначившая старшей дежурной по третьему подсвечнику справа, и всю службу играет в бесконечный пасьянс со свечками. Понимаете, она нашла дело, которым она сублимирует свою немолитвенность. А в алтаре можно вести какую-нибудь бесконечную чистку кадила или неотложный разговор со старостой или с регентом хора. «Отмазки» можно любые найти, но все это будут попытки подменить дело тем, что святой Феофан Затворник называл «приделком». Дело одно, а приделков много.
И тут вы даете нам такой прекрасно-законный повод заняться чем-то другим помимо молитвы. Мы, церковные люди, больны: молитва далеко не всегда идет «в охотку». А в этом случае — «и выхода другого нет: если в душе не лежит Евангелие, то в эту пустоту надо положить Типикон, тем более, что эта книга гораздо больше. И Типикон нужен Церкви. Дело не в нем, а в потере чувства духовной меры: относительности и вечности»[293].
А раз так — то зачем же задирать больных? Зачем давать повод ищущим повода? Зачем помогать входить во грех?
Третий мой совет — к самим прихожанам. Снова представим первую ситуацию: женщина случайно проходила мимо храма и у нее появилась мысль о том, чтобы в него зайти. Но тут уже другая мысль остерегла ее: «ты не так одета! Тебе туда нельзя!». Вопрос: какая из этих мыслей — от Бога, а какая — от лукавого? Кто позвал эту женщину в храм, а кто — отпугнул? Убежден, что мысль о посещении храма была от Господа, а другая, пугливая мыслишка — пришла «слева». Так зачем же нам-то становиться союзниками этого «левого»?
И еще нам очень важно помнить золотую формулу христианской этики: не я терплю — меня терпят. Все мы в церкви только еле терпимы. Никто из нас не хозяин в храме. Домовладыка тут — Господь. Он позвал нас к Себе. Вспомним притчу о званых на царский пир (Мф. 22). Почетные гости не пришли. Царь тогда приказал позвать бомжей. Вот мы и есть эти бомжи. Сижу я, значит, в Грановитой палате, озираюсь и думаю про себя «Скажи кому из наших, где я сегодня оказался — не поверят! Подумать только: вот я — а вот царь… вот царь — а вот он я!». И вдруг нить этих моих сладких рефлексий прерывается. Входит новый гость. Так имею ли я право сказать на при виде его воскликнуть: «Да хтой-то там приперся! Государь, да ты глянь! Это же Гришка с Павелецкого вокзала! Да он же такой козел вонючий! Он мне вчера бычок не оставил! И вообще он павелецкий, их в нашу приличную кампанию брать нельзя, тут все только с Курского!»?
Так что не надо в церкви хозяйничать и изгонять из нее тех, кого позвал сам Владыка.
— Можете ли Вы обосновать обязательное ношение длинных юбок и платков православными женщинами?
— В Посланиях апостола Павла сказано, что у жены должна быть покрыта голова как знак власти мужа над нею. Что за этим стоит? В каждой культуре есть свой язык жестов и символов. Даже жесты приветствия разные. Мы с вами кланяемся или целуемся, у светских людей больше принято руки пожимать, в Шумере было принято при приветствии потирать нос. Так вот в культуре Ближнего Востока во времена апостолов плат на голове женщины был знаком её замужнего статуса: не девица носила платок, а замужняя женщина (поэтому, кстати, неверно требовать ношения платка от девочек). Сегодня ни в церковном мире, ни в народной культуре платок уже никак не указывает на семейный и социальный статус. Это фарисейство, когда требуют исполнить обряд, не понимая его смысла, не понимая, говоря языком святых отцов, «в каком разуме» сказал это апостол. Так получается своего рода глоссолалия: слово или действие, не имеющее значения для тех, кто стоит рядом с нами. Апостол же Павел в своих наставлениях на тему женского платка сказал — «Рассудите сами».
Если же мы «рассудили» и уразумели смысл апостольского совета, то следующий вопрос — вопрос о том, в какой форме его лучше донести до современного человека. В сегодняшней культуре тот же самый смысл несёт другой обряд, другой внешний символ. Если бы апостол Павел сегодня писал свои Послания, то на языке современной культуры он написал бы: жёны, носите обручальные кольца, даже когда едете в Сочи.
Впрочем, у апостола Павла при обосновании платка есть очень странный аргумент: он говорит, что женщина должна носить платок ради ангелов. Может быть, это отголосок раввинистического предания, согласно которому ангелы, чье падение упоминается в шестой главе книги Бытия, прельстились именно видом длинных женских волос… Я, конечно, не специалист в ангельской психологии, мне трудно понять, почему ангела будет соблазнять вид женской макушки. С другой стороны, мне трудно понять, о ком мы беспокоимся. Если речь идет о безопасности добрых ангелов, так они точно не падут. А злые уже пали. Свобода ангелов в православном понимании как бы одноразового пользования: ангел только раз может сделать свой выбор, и этот выбор был сделан ими еще до грехопадения человека.
Впрочем, в третьем веке Климент Александрийский, а позднее блаж. Феофилакт Болгарский под ангелами понимали «праведников Церкви» — чтобы те, видя женскую непокрытость, не впадали в блудные помыслы… Но разве именно вид женских волос вызывает такую реакцию? Значит, речь идет о покрывале, которое прикрывает собой не только волосы на голове, но и все тело. Да, в апостольском тексте речь идет совсем не о платочке или шляпке. Речь идет о чадре. Там все время употребляется слово «покрывается» — katakaliptete — которое имеет оттенок закутываться. И в Византии женщины носили именно чадру[294]. У женщины, покинувшей стены своего дома, не должно быть открытых участков тела, которые могли бы провоцировать в мужчинах мысль о «доступности» этой женщины. Как это ни странно, женщина в чадре социально защищена — она всем своим видом показывает,
