вымолить себе какую-нибудь поблажку в земной жизни, и ему абсолютно все равно к кому по этому вопросу обратиться. «Батюшка, у меня сын пьет, скажи, какому Господу Богу я молиться должна?». То есть ровно с той же легкостью и по тем же мотивам, по которым такой человек шел в храм православный, он пошел бы в любую секту, к любому целителю, в любую языческую общину, попадись ему тогда другая литература или другой проповедник.
Что касается второй части вашего вопроса, то я могу назвать прекрасный пример антимиссионерской литературы. Недавно ко мне в руки попала книга одного грузинского архимандрита под названием «Адамов грех», автор которой на двухстах страницах доказывает, что все некрещеные младенцы идут во ад. Читая ее, я внутренне благодарил Господа за то, что пришел в Церковь 20 лет назад, а не сейчас. То есть, если бы сейчас я находился в числе сомневающихся, то увидев подобную книгу, я бы не пришел в такую Церковь точно. Кстати, у оптинских старцев, в частности, у Варсонофия был совершенно иной взгляд на участь некрещеных младенцев[333].
— А Богослужение на миссионерско-молодежном приходе может чем-то отличаться?
— Ну, прежде всего скажем, что — не обязано. Если на этом приходе будет атмосфера миссионерской приветливости, радости о вошедших, если там будут возможности для общения прихожан между собой и со священником, то и не надо в Богослужении ничего менять.
Но если уже есть согласие и прихода и настоятеля и епископа на то, чтобы и сама служба носила миссионерский характер, то тогда, мне кажется, можно было бы сделать следующее.
В таком храме раз в месяц можно было бы служить Всенощную с комментариями. Ведь многие священники совершают Крещение с комментариями, т. е. поясняют: вот сейчас мы отрежем вашему малышу волосики, и это будет означать то-то и то-то. А что мешает Всенощное Бдение совершать так же? Перед каждым действием за одну-две минуты объснять, что сейчас будет сделано и почему. Например — «Братья и сёстры, сейчас будет звучать ектенья, ектенья — это перечень наших прошений к Богу. Но это не молитва! Дьякон не молитву читает, а называет повод к вашей личной молитве, то, о чём вы должны молиться в эту минуту. И вот пока хор будет петь «Господи, помилуй», каждый из вас про себя, своими словами, должен помолиться о тех людях, о тех нуждах, о которых нам напомнил диакон в ектенье…».
Молитв на такой службе будет немного. Но из-за пояснений она все равно будет идти долго. Главное — чтобы весь город знал: в каждую первую субботу месяца в таком-то храме вам пояснят всё, что происходит на службе. Кто это уже знает, пусть идёт в другой храм. Это в селе нет выбора, а когда в городе 5-10 храмов в городе, постоянным прихожанам есть куда пойти. А сюда они могут пригласить тех своих знакомых, которые заявляют, что я бы, мол, в храм пошёл, но там ничего не понятно.
Такой миссионерский храм тогда стал бы шлюзом. Люди в него входили бы и вскоре выходили: получив навык молитвы и понимания Богослужения, они затем уже шли бы в обычные приходские храмы.
— Что еще должно быть в жизни молодежного прихода?
— Еще, конечно, при таком молодежном храме должна быть библиотека. Должны быть выставки, поездки, да и просто капустники.
Кроме того, я думаю, что и священник такого храма сам должен идти к молодежи, читать лекции в институтах города — чтобы студенты знали, что есть такой храм и священник, который в состоянии с ребятами говорить на более или менее их языке, об интересных для них сюжетах. Не надо просто ждать, когда сами придут.
— А если нет такого священника?
— Без активной поддержки со стороны батюшки миссионерский храм трудно построить. В православной церкви устроено так, что без духовенства ничего делаться не может. Надеяться на то, что будет активное миссионерство мирян при немиссионерской закрытой позиции священника, не стоит.
— Все внебогослужебные формы — общение, клубы, киноклубы, в основном, это формы досуга, воспринимаются священством как форма забавы, как то, что не очень нужно церкви, а, на наш взгляд, это реальная первая ступенька, через которую можно начать общаться с нецерковной молодежью. Что тут можно сказать и как отстоять такие формы работы с молодежью?
— Служение священника — это жертва: не только Богу, но и людям. Может, хотелось бы священнику не отвлекаться от литургии, но в самую вершинную минуту — после своего Причастия — надо прервать свою молитву и идти к людям принимать их исповедь. Только что был свет и была радость — и вдруг надо опуститься в ад. Ему хотелось бы, может быть, ввести монастырское богослужение и пение, но людям это тяжело, а потому он вынужден в чем-то сократить богослужение, и вести службу по приходскому негласному типикону, а не так, как в том монастыре, где он учился в семинарии. Может, ему больше по душе бабушкино пение: нестройное, с массой «посторонних» призвуков, но зато молитвенное… Может, ему вообще было бы по душе, если бы литургия совершалась в тишине. Но люди хотят в храме красоты. Они ожидают услышать красивое пение в достойном исполнении. И вот ради людей нужно позвать профессиональных хористов. Так что путь священника — это всегда путь жертвы. Не только то, что полезно и интересно самому священнику, должно быть в его служении.
Знаете, в аптеке есть лекарства, которые лично мне не нужны. Но если это лекарство способно помочь хотя бы одному человеку в одной критической ситуации, то и слава Богу, что оно в этой аптеке есть.
Вот так же и здесь: лекарство в виде церковных молодежных собраний, диспутов и т. п. кажется странным и совсем ненужным воцерковленным прихожанам. Но если оно способно помочь исцелению хоть одной души, то тем самым это средство уже освящено и благословлено.
Здесь важны не личные вкусовые предпочтения, а особый, даже холодный расчет: не то, что мне интереснее, а что уместнее, что принесет большую пользу другим людям. Да, холодный расчет — но питаемый любовью к людям. Знаете, современное церковное пение (голоса, разделенные на партии, поющие по линейной нотной записи) мало похоже на традицинно-православное (демественный, знаменный распев и т. п.). И заимствовано оно у католиков, с Запада. Но ввели его украинские православные для противостояния униатам[334]. Это было состязание в красоте, и в XVIII веке его выиграли православные. Это было для людей, для их спасения, а не для услаждения похотей.
— А есть у Вас совет для обычного приходского священника?
— Как богослов скажу, что Церковь может благодать Божию призывать на самые разные грани человеческой жизни. Православие — религия своего рода священного материализма (т. е. мы считаем, что материя может быть пронизана нетварным Духом Божиим), Поэтому круг предметов, которые могут быть освящены по молитвам Церкви, может быть расширен. Наши храмы полны тогда, когда в них что-то освящается. Когда воплощенную благодать можно из них изнести (освященные яблочки, водичку, куличи, мед…). Например, было бы хорошо раз в месяц проводить чин освящения лекарств, чтобы потом люди с молитвой вкушали таблеточки. При этом, правда, важно оговрить, что «фирма не гарантирует исцеления» (Церковь не занимается «целительством»). На этом молебне священник должен пояснить, что таблетки все равно надо употреблять не потому, что их сейчас батюшка окропил, а потому что их врач прописал. Но все же принимать их надо — с молитвой. В минуту приема помня не болячку, а Бога.
Как научный атеист стал дьяконом[335]
Патриарх Алексий II позволяет ему спорить с собой. А с ним самим кто только не спорил: от буддистов до староверов. Ректор МГУ Садовничий вручил ему медаль «почетный выпускник МГУ», а рериховцы заранее шлют в ректораты и прокуратуры письма с требованиями запретить его лекции. Рокеры Юрий Шевчук и Константин Кинчев называют его другом. Кто же он, человек в «спецодежде» церковника, но не священник, самый молодой персонаж словаря «Философы России XIX–XX столетий», ставший и самым молодым (в 35 лет) профессором богословия в истории России?
— Так кто же вы, господин Кураев?
