состояться второе занятие из курса ознакомления с путями Людей Люка. Она отстала на один день, но Рэйчел почему-то казалось, что она многое узнала об этих путях Люка вчера вечером, когда лежала в громадной дымной комнате, слушая звуки флейты и вторящие им песнопения. И еще там был Люк, сидевший ближе, чем следовало. Эх, если бы ей удалось припомнить хоть что-нибудь еще!
Но ведь она может спросить Люка. Скорее всего, он промолчит или улыбнется своей кроткой улыбкой, которая вызывала у Рэйчел желание хорошенько врезать ему по зубам. За всю свою жизнь она не ударила ни одной живой души. Ударить — означало к кому-то прикоснуться, и ради чего? Нет, овчинка определенно не стоила выделки.
Вот если бы они оказались наедине, возможно, тогда Люк сболтнул бы что-нибудь лишнее. С ней он вел себя по-другому, от сдержанного спокойствия, которым он одаривал свою паству, не оставалось и следа. Рэйчел собиралась воспользоваться этим различием в полной мере. Нужно было заставить его оступиться. И тогда она дала бы проходимцу хорошего пинка, пускай катится прямо в пропасть!
В столовой не было никого, кроме работников в светло-желтой одежде. Они взглянули на нее, бормоча привычное «благослови», но Рэйчел сделала вид, что их не заметила, и быстро закрыла дверь.
Коридоры тоже казались пустынными. Она знала, что в резиденции находится не менее ста человек — за завтраком в столовой сидела куча народу. Но каждый раз, когда Рэйчел совершала побег из своей «кельи» — все они куда-то девались.
Побег. Сильно сказано, зато в самую точку! Ей хотелось отсюда сбежать, и, слава Богу, если то, что она задумала, займет мало времени. Рэйчел всем сердцем ненавидела Санта Долорес.
Потерпи еще несколько дней, сказала она себе. И если за это время не удастся ничего раскопать — тогда она оставит все так, как есть. Гордость и самоуважение — это все, что осталось у нее в этом мире. Если она сейчас сбежит, как последняя трусиха, то останется ни с чем.
Рэйчел уже собиралась вернуться к себе в комнату, чтобы дождаться, когда ее позовут на обед, но что-то ее остановило. В каменной стене коридора, почти под потолком, располагались окна. Из них лился тусклый свет и доносились слабые птичьи голоса. Здесь же в стене она заметила дверь и, поддавшись внезапному порыву, открыла ее и вышла наружу.
Рэйчел сразу же окутал вечерний холод и запах пустыни.
Сад показался ей неприхотливым, даже каким-то казенным, с тщательно выложенными дорожками, вдоль которых росли чахлые низкорослые сосенки. Явное тяготение к дзэн-буддизму, усмехнулась про себя Рэйчел, ничего лишнего, дабы не нарушать спокойное течение мыслей. Она закрыла за собой дверь и с удовольствием вдохнула свежего воздуха. Казалось, она просидела взаперти целую вечность. Странно, Рэйчел никогда не считала себя любительницей живой природы.
Но именно сейчас она желала ее всем сердцем — и вечернюю тишину, и мирное дыхание пустыни, и тихое уединение. Все это очищало ей душу и придавало новые силы.
Поймав себя на этой мысли, Рэйчел чуть не рассмеялась. Она малость подзадержалась в этих местах; не прошло и двух суток, а она уже начала мыслить, как восторженная идиотка! Еще немного, и она усядется в позе лотоса, начнет распевать тоненьким голоском «о-ммм» и размышлять над какой-нибудь древней китайской загадкой!
Хотя именно сейчас она готова была примириться и с древней китайской мудростью. Лишь бы найти мало-мальски понятное объяснение всему тому, что ее окружало! Ближайшим человеком, к которому она могла обратиться с вопросами, был Люк Берделл, но скорей в Шанхае выпадет снег, чем она дождется правдивых ответов.
Рэйчел решительно выкинула из головы мысли, связанные со злополучным мессией. Она и так потратила на него достаточно времени. Следующие полчаса она посвятит исключительно себе, упиваясь одиночеством и созерцая безмолвный сад. Ей до смерти надоели страх, ненависть и бесконечная борьба.
Когда придет время вернуться обратно в лечебный корпус, она снова возьмет себя в руки.
Рэйчел показалось, что легкий ветерок пустыни донес до нее слабые звуки флейты. Сейчас она ее узнала — то была индейская музыка, легкая и мелодичная, которой вторил мерный стук барабанов, звучавших в унисон с биением ее сердца.
Беспокойным движением руки она пригладила коротко остриженные волосы и прошла дальше в сад. Интересно, гуляла ли в этом саду ее мать? Вряд ли — Стелла интересовалась природой еще меньше, чем дочь.
Но это было неважно. Стелла и ее деньги ничего не значили, по крайней мере, в этот отрезок времени. На землю опустилась тихая ночь, тени стали длинней, а Рэйчел шла по саду, все больше отдаляясь от основного здания, пока не увидела маленькое тихое озеро.
Она села на большой валун, прижала колени к груди и, положив на них подбородок, стала вглядываться в черную гладь. Должно быть, днем вода невинно сверкала на солнце, как прозрачный голубой кристалл. Сегодня ночью она превратилась в черную бездну, таившую в своих глубинах необъяснимые тайны.
Когда Люк нашел Рэйчел, она продолжала сидеть на камне, пристально глядя на озеро.
Он шел по каменной дорожке очень тихо, двигаясь с грацией, которая действовала Рэйчел на нервы. Он не скрывал своего присутствия, не пытался застать ее врасплох, но если бы она случайно не подняла глаза, то не заметила бы, как он приближается к озеру. Лучи заходящего солнца отбрасывали на его лицо странные тени, и даже свободная белая одежда в сумеречном свете потемнела и казалась серой.
— Ты меня искал? — спросила она, подняв голову и одарив его бесстрастным взглядом, подстать холодному выражению его лица.
— Нет. Я думал, что ты все еще в своей комнате, отдыхаешь после полученных травм.
— На удивление всем я выздоровела, — сказала она. — Конечно, ты не станешь делиться тайной, как тебе удалось такое чудо.
— Может, с помощью волшебной палочки? — предположил он.
— Я не верю в волшебство.
— Могла бы не говорить, — насмешливо сказал он. — Я и сам догадался. Может, все дело в сильнодействующих лекарствах, которыми тебя напичкали целители.
— А что это за лекарства?
Он усмехнулся, и Рэйчел поняла, что угодила в расставленные сети.
— Возможно также, что помогла целительная сила многих людей.
— Ну вот, опять волшебство, — фыркнула она.
— А жить вообще веселей, если ты веришь в чудеса, — заметил он.
— Жизнь задумана не для того, чтобы веселиться. И я не собираюсь слушать лекцию по философии от человека, которого судили за убийство.
Люк даже глазом не моргнул.
— Это было непредумышленное убийство. К тому же ты сюда приехала именно затем, чтобы познакомиться с нашей философией.
Рэйчел от досады прикусила губу. Ей никогда не удастся ничего выведать, тем более перехитрить Люка, если она не узнает его ближе, а единственная возможность достичь желаемого — пройти злосчастный курс обучения.
Она постаралась выдавить из себя дружелюбную улыбку, радуясь тому, что темнота скрывает выражение ее глаз.
— Я хочу научиться, — твердо сказала она.
— Так тому и быть. Можешь задавать любой вопрос, и я на него отвечу. Ты узнаешь все, что захочешь, дитя мое.
Ее тошнило, когда ее называли «дитя мое». Она уже давно перестала быть чьим-то ребенком, а если честно признаться, то за двадцать девять лет жизни она никогда не чувствовала себя таковым. И уж конечно она не считала этого современного Тартюфа своим папенькой.
— Все-все? — повторила за ним Рэйчел и притворно захлопала ресницами. — Расскажи, что случилось с Анжелой.
Казалось, вопрос вовсе не обескуражил Люка.
