Ха-ха! Я пошутил просто! Не слона увидела Лялечка. И вовсе не гуляла она, а шла первого сентября в школу. И не с куклой, а с сумкой, где лежали у нее букварь, и тетрадочки, и пенал с карандашиками — все, что нужно каждому, кто идет первый раз в школу. Тема эта столь поэтична, что хотелось заговорить о ней какими-нибудь милыми, трогающими за сердце стихами и настроить таким образом читателя на лирический лад.
На душе у Лялечки распускались цветы и гремели оркестры. Все вокруг казалось изумительным и полным значения. Уже сколько дней — да что дней! — уже не первый год она мечтала о том, как пойдет наконец в школу. Сколько раз с завистью смотрела на школьников, которые ранним утречком бодро шагали по улице с сумками. Для нее было бы счастьем хотя бы дотронуться до какого-нибудь из них. Они казались ей особенными существами. И сколько раз она расспрашивала и маму, и папу, и бабушку о школе, какие там мальчики и девочки, как они учатся, какие учителя? И мама, и папа, и бабушка рассказывали ей. И о школе, и об учителях, и о ее будущих школьных друзьях, и о том, как Лялечка будет прекрасно учиться, и как учительница похвалит ее, и о многом другом.
Еще задолго до того как идти в школу, Лялечке купили школьную сумку со всеми принадлежностями и сшили новое платьице. Лялечка не раз примеряла платьице: боялась, что как-нибудь ненароком вырастет из него, и не раз просила бабушку достать из шкафа школьную сумку, чтобы полюбоваться ею.
А когда наконец наступило долгожданное первое сентября и Лялечка, поднявшись ни свет ни заря с постели, нарядилась в свое новое платье и взяла в руки сумку со всеми принадлежностями, она была как бы на седьмом небе от счастья. Все только и говорили ей, что теперь она уже первоклассница, самая настоящая первоклассница, самая-самая что ни на есть настоящая-пренастоящая первоклассница… И само слово «первоклассница» казалось ей прекрасным и полным высокого смысла. Оно как бы говорило Лялечке, что теперь она первая. А Лялечка уже знала, что быть первой — ужас до чего хорошо. Хорошо, например, встав поутру, первой побежать умываться. Хорошо за обедом первой съесть манную кашу. Хорошо прибежать первой, когда бегаешь взапуски. Вообще во всем, во всем хорошо быть первой!
И слово «класс» тоже хорошее. И в школе есть классы. И есть еще соседский Вовка — он все, что ему очень нравится, называет классным. У него и пистолетик классный, и оловянные солдатики классные, и заводной автомобильчик классненький. А когда папа и мама спорят о прочитанных книгах, они, если писатель им очень понравился, говорят, что он классик. Это значит, очень хороший писатель, классный.
Ну, а слово «первоклассница» — это просто чудо какое слово! Оно звучит гордо и уважительно. Когда Лялечка шагала с сумкой по улице, она твердила про себя это слово, и оно было для нее, словно музыка. И теперь уже она сама себе казалась особенным существом, вроде марсианина, который каким-то чудом перенесся на нашу планету.
А когда Лялечка очутилась наконец на школьном дворе с массой других мальчиков и девочек — и таких маленьких, как она, и побольше, и совсем больших, — ее увидела тетенька с веселым улыбающимся лицом и сказала:
— Ну, иди-ка, иди сюда. Ты ведь первоклашка, я вижу.
— Я первоклассница, — с достоинством ответила Лялечка.
Тетенька засмеялась:
— Ну, первоклассница или первоклашка — это же Есе равно, глупенькая. Пойдем, я покажу тебе, где первоклашки строятся.
И она, взявши Лялю за ручку, отвела ее туда, где собирались самые маленькие ученики и ученицы, и велела, чтоб все они построились парами. Потом пришел какой-то высокий дяденька (а он был директор той школы) и, изобразив на своем лице широкую улыбку, спросил:
— А это ваши первоклашки, Ирина Дмитриевна?
— Мои первоклашки, — широко улыбнулась Ирина Дмитриевна.
— Ну, ведите, — милостиво разрешил директор.
И все маленькие ученики и ученицы, все, кто впервые пришел в этот день в первый класс, взявшись за ручки, двинулись к дверям школы.
И мы не знаем, что там было дальше.
Знаем только, что, когда Лялечка вернулась домой и все с радостным изумлением бросились к ней и закричали: «Вот пришла наша первоклассница!» — Лялечка угрюмо насупилась и сказала, что она вовсе не первоклассница.
— Кто же ты? — удивились все.
— Первоклашка.
— Первоклашка?!
— Первоклашка!
Ее милые пухленькие губки, которые самой природой, казалось, были созданы только для того, чтоб смеяться, как-то не по-детски дрогнули. Она бросила на пол свою любимую сумку.
— Не пойду больше в школу! — сердито сказала она.
И слезы закапали из ее удивительных голубых глаз.
Вот не вру, честное слово! Детишки ведь глупенькие и часто плачут по каким-нибудь совсем пустяковым поводам.
На этом с лирикой разрешите покончить и перейти к другим, более прозаическим вопросам.
Недавно иду по улице. Навстречу две девушки. Одна говорит другой:
— А Маринка-то наша, знаешь, со своими предками поссорилась.
Эта фраза сперва как-то проскользнула мимо моих ушей, а потом меня словно толкнуло.
«Предки! — подумал я. — Так они же, как бы это сказать, давным-давно перемерли все! Как могла Маринка поссориться с мертвецами, от которых, может быть, уже и костей не осталось?»
Я, конечно, тут же сообразил, что речь в данном случае шла не о предках в прямом значении этого слова, а об обыкновенных родителях, самых простых, так сказать, но горячо любимых и уважаемых папе и маме, которых девушки в силу установившейся среди них традиции называли условно предками.
В следующий момент меня уже беспокоила мысль, почему я не понял этого сразу. Ведь я не раз встречал это слово на страницах так называемых молодежных повестей и романов, молодые герои которых изъясняются не иначе как на так называемом молодежном жаргоне.
«Видно, однако ж, что к чему уже привык глаз, к тому еще не привыкло ухо, — догадался я. — Вот буду почаще слышать такие слова в жизни (хотя бы в той пропорции, в какой они встречаются в литературе) и попривыкну. Может быть, и сам начну называть себя предком. Или конем. Чего не бывает на свете! До всего можно дойти».
Могут сказать, что такие милые словечки произносятся в шутку. Да ведь в каждой шутке есть доля правды. Родители и на самом деле близки к тому, чтобы стать в некотором роде предками. Называя родителей так, пусть даже в шутку, молодой человек как бы заранее хоронит их, начинает думать о них как о чем-то уже неживом, отжившем, несуществующем, мертвом. Ему поначалу, может быть, и самому больно и неприятно так думать о своих родителях, то есть о самом святом и близком, что есть у человека в жизни, но понемногу он привыкает наплевательски относиться к подобным мыслям, а заодно и к подобным понятиям. А тут еще в модном романе прочтет он, как этакие хорошие симпатяги с элегантной небрежностью бросают это слово направо и налево: «прэ-эдки». Ему ведь тоже хочется симпатягой быть. Этаким бесшабашным удальцом, острословом, которому сам черт не брат, а не то что какие-то там папа с мамой.
Или вот конь еще. Разве не остроумно отца с конем сравнить? Ведь конь, он кто? Разве конь не тот, кто работает на нас, возит нас на своем горбу? Раз так, то и отец — конь. А может быть, еще и осел! Чего там стесняться! В древние времена один древний грек сказал другому древнему греку: «Я назвал тебя добрым отцом, потому что не знаю имени почетнее». Молодец, древний грек! Чужого человека отцом назвал. А этот родного отца зовет лошадью. Вот уж, как говорится, ради красного словца не жалеет ни матери, ни отца.
Сказать по совести, такого даже как-то жалко становится. Отец у него уже не отец, а конь или предок,
