она не существует. Здесь и сейчас только восемь человек могут быть потомками Петра, и только я твердо знаю, что он мой предок, — ответил Никита.
— Ни Олег Муромец, ни Железная Мышь, ни Коробок никогда не говорили ни слова об императоре! — не выдержал Вадим.
— Иннокентий Петрович — Железная Мышь! — засмеялся Никита, — Он умрет от смеха!
— Мы гордимся таким вождем, а враги трепещут, услышав его имя, — серьёзно заявил Окунь.
— Я уже слышал о великом вожде — Железная Мышь, — поддержал его Сом.
— Когда мы вернёмся в Карачев, то вы сможете спросить у всех шестерых подтверждения моих слов, — завершил обсуждение Никита.
— Шесть и один — семь, а не восемь, — уточнила купчиха.
— У Коробова в Карачеве родился сын, — отбил выпад Никита.
— Под знамена потомка императора собирать войска будет гораздо легче, — подвел итог Моргулька, старший из чехов.
До Берестье судно доплыло удачно, буквально спустя час на пристани пришвартовалось огромное военное судно поляков. Внешний вид шестидесяти человек команды ясно говорил, что шансов в бою у Никиты не было ни одного. Устроить сражение на пристани для поляков было опасно, местный воевода сразу же поставил караул, «во избежание недоразумений». Допустить даже малейший слух о серебре поляки не могли, шансов вывезти его из Галиции тогда бы не было. Началась игра нервов, поляки ждали от Никиты бегства его отряда, а Никита вербовал воинов. Он рискнул ослабить команду и послал Сома, Вадима и Окуня в Холм, Волынь и Владимир. В Берестье удалось завербовать только дюжину воинов. Шляхтич, командир польского отряда, об этом знал, но не волновался, он уже послал весточку в Плоцк и со дня на день ждал появления конного отряда. Поляк считал, что ловушка захлопнется. Он рассчитывал на появление пары сотен всадников, тогда можно будет не церемониться, и открывать военные действия на территории Галиции.
Серебряное богатство польки вскружило Никите голову. На следующий же день отдыха в Берестье он выпросил у Бажены два бруска по сто марок каждый, обещая вернуть через месяц, и принялся строить самый важный для цивилизованного человека аппарат, самогонный. Строил не сам, кузнец местный ковал. Серебро — металл пластичный, только золото лучше, поэтому уже на третий день, аппарат был готов. Жуткий запах не давал непривычным прохожим даже близко подойти к съемной избе, где варилось гнусное пойло. Тройная перегонка и процеживание сквозь древесный уголь, настойка на травах и мороженых ягодах, превращали самогон в годную к употреблению водку. Никита не считал себя алкоголиком, хотя разовая доза, выпиваемой им водки, могла убить любого местного любителя спиртного. Когда посланные на поиски «травки» привезли ему её целый воз, он удивился, но купил всё.
— Да! Тут можно хоть год просидеть! И травка и водочка! Привычки свои он не афишировал, поэтому вопрос Бажены застал его врасплох.
— Зачем сено так дорого покупаешь? Дороже овса получилось.
— Это сено не для лошадок, оно для людей. Дождемся, когда ветер с берега будет дуть, запалим это сено, и вся команда из Плоцка уснет, а мы повяжем врагов и захватим судно, — пошутил Никита. Бажена удивилась и ушла в недоумении. Никита недолго подумал, и решил разыграть многоходовую комбинацию по спаиванию врагов. Взял у Бажены самого сметливого слугу, и через третьи руки организовал поставку в кабак крепленого самогоном пива. Кабак находился рядом с пристанью и пользовался популярностью среди поляков из Плоцка.
Низкое, тяжелое небо, промозглый ветер, пробирающий до костей, портили настроение. Не помогали ни водка, ни травка, ни горячая Бажена. Дни тянулись, удручающе тусклые, а сердце наполнялось щемящей грустью и непонятной тревогой. Наконец выпал снег, ветер разогнал тучи, и прозрачное синее небо вселило в Никиту волнующее чувство нечаянной радости. К вечеру, морозец напомнил о близкой зиме. Весь долгий, суетливый день Никиту не покидало предчувствие важных перемен. Лишь когда один за другим приехали старший из чехов — Моргулька, и Вадим с известиями о скором прибытии пополнения из Пинска и Волыни, Никита понял, что предчувствия его не обманули. Бажена всю неделю была необычайно послушна, её характер стал «золотым». Она во всем старалась подлаживаться под Никиту, угождала ему, её гонор пропал вовсе. Несколько раз Никите казалось, что она порывается что-то сказать, но не решается. Скорое прибытие пополнения сыграло с Никитой дурную шутку, ему захотелось действия, надоело сидеть и ждать.
— Бажена, пошли слугу, пусть соберет всех на судне. Ночи стоят безлунные, темные, пора показать нашим врагам кузькину мать! Три десятка воинов собрались быстро, отдежурившая смена не успела еще уйти в город.
— Сегодня ночью возможно нападение поляков на наше судно. Увольнительные отменяются. Всем спать в полной броне. Вопросы есть? — оглядел Никита воинов. Никто не отвел взгляда, не выказал испуга.
— Вопросов нет! — Никита кивнул слуге Бажены, Моргульке и Вадиму, — вы мне нужны. Отойдем.
— Ты сможешь сейчас организовать доставку в кабак новой бочки пива? Скажем так, более крепкого, — обратился он к слуге. Тот улыбнулся, понимающе, кивнул головой, и хотел броситься выполнять указание.
— Это еще не всё! Караул на пристани уже сменился. Договоришься о «погрузке на наше судно десяти бочек пива». Таможенный сбор отдашь им натурой. Сможешь уговорить?
— Смогу.
— Вас двоих здесь не знают, подстрахуете меня в кабаке. Понимаю, устали, но это займет не больше часа, — дождавшись ухода слуги, попросил Никита Вадима и Моргульку.
Никита вернулся в свою каюту, достал заготовленный кусок сала и начал с отвращением его жевать. Оно надоело ему в дороге, но он считал, что сало замедлит всасывание алкоголя в кровь. Через полчаса, уже в кабаке, Никита начал высматривать поляков с вражеского судна. Те объявились сами, стали задирать Никиту втроём, не стесняясь своего численного преимущества. Никита, уже приготовивший десяток кружек «крепкого» пива, ловко перевел неприятный разговор в спор, в пари.
— Говорите, что я киевский слабак? Давайте для начала выпьем. Я один — дюжину кружек пива, вы втроем — свою дюжину. Кто свалится под стол, тот платит за весь бочонок! Подтянулись другие поляки, одобрительно зашумели. На насмешки и оскорбления Никита внимания обращать не стал. Никто не мог предположить, что один худой молодой «киевлянин» перепьёт трёх матерых поляков.
— Для начала обе стороны должны оплатить эту бочку пива кабачнику. Он вернет деньги победителю, — распорядился громадный поляк, явно тяжелее сотни килограмм веса. И обратился к Никите, — на замену не согласишься? Я сменю любого, на твой выбор.
— Нет! С тобой только один на один, — засмеялся Никита, — завтра продолжим?
— Посмотрим! А ты мне нравишься киевлянин.
— Тогда завтра вечером второй раунд?
— Не знаю, что такое «раунд», но если речь идет о пиве, то я не опоздаю, — снисходительно усмехнулся поляк.
Никита потягивал пиво потихоньку, стараясь растянуть процесс, чтобы как можно больше поляков подтянулось с корабля в кабак. Это таило в себе опасность опьянения. Через полчаса он покончил только с шестой кружкой и вышел во двор, как бы «отлить», а сам проблевался, снизил нагрузку на печень. Прожевав немного снега, Никита вернулся обратно. Поляки встретили его оглушительным ревом, их удивляло, что он еще держится на ногах. После второй полудюжины Никита чуть не отключился, заплетаясь ногами, вышел на мороз, продышался и повторил процедуру опорожнения желудка. В этот раз организм сам отреагировал правильным образом. Соперники-поляки пошли «отлить» за компанию и замучили Никиту насмешками. Они уже праздновали победу.
— О-че-ред-ны-е три кружки пи-ва мне! И по кружке им! — закричал почти трезвым голосом Никита,
