дверями. Таксист, возблагодарив про себя господа за такого пассажира, поклялся ждать того хоть до зимы.
Алексеев, надевший халат поверх костюма и оттого напоминавший помещика-аристократа в родовом поместье, поджидал Федорова в зимнем саду. Роскошная, сочная зелень ухоженной оранжереи и ноябрьский, облетевший сад за ее окном резали глаз диссонансом. Снега не было и облетевшая побуревшая листва, лежала между голых деревьев, на раскисшей земле. В противовес ей, в оранжерее, прямо от стеклянной стены сплошным зеленым ковром расстилалась изумрудная зелень. Матвей не был силен в ботанике, из всего многообразия опознал только папоротники и какие-то кусты, похожие на можжевельник.
Переведя глаза с растений на партнера, Матвей удивился тому, как переменился его приятель. Осунувшееся лицо, беспокойные, запавшие глаза. Лоск и самоуверенность исчезли. Даже костюм и роскошный халат не помогали. За столом сидел нервный, издерганный человек. Криво улыбнувшись, Димочка поздоровался.
Матвей опустился в кресло напротив. Повисла пауза.
— С чем пожаловал?
— Ты хоть накорми сперва, а потом спрашивай. Я ж прямо самолета, голодный как собака.
— Сейчас.
Дима махнул рукой и велел подбежавшей прислуге принести чай, коньяк и что-нибудь для перекуса. Вскоре принесли графинчик, блины и большой, умопомрачительно пахнущий, ароматный чайник. Матвей по быстрому разлил коньяк. Не чокаясь, они выпили по стопке и Матвей с аппетитом переключился на блины, попутно слушая, реплики хозяина.
Начав с московских новостей, постепенно распаляющийся Алексеев быстро перешел к единственному, волновавшему его вопросу.
Про себя Матвей решил: пусть сперва Димочка выговорится и спустит пар. Более сложные вопросы он собирался поднять позднее.
Постепенно Алексеев начал входить в раж. Начиная задавать риторические вопросы и сам же, не дожидаясь ответов, отвечать на них. В промежутках своей обвинительной речи он отхлебывал коньяк и Матвей понял, что до содержательной части, если все пойдет так и дальше, они сегодня не доберутся.
Тем временем Димочка, окончательно войдя в форму, старательно, по пунктам припоминал собеседнику все: и выгодное вложение капитала, обернувшееся грандиозным провалом, и испорченные отношения с МИДом, и чекистов, с которыми едва удалось помириться, и грандиозный кусок, благодаря этому уплывший у него из-под носа. О деньгах, которые он успел заработать, он не вспоминал, зато припомнил полученную от президента выволочку, когда его уши все-таки вылезли наружу из крымской истории. Матвей помнил этот момент — мстительный министр иностранных дел, только спустя полгода раскопал первую информацию о виновниках своего позора и сразу помчался с докладом к президенту. Отошедший к тому времени президент только благодушно пожурил Димочку. Но тогда, ему с перепугу казалось, что его готовы выкинуть из администрации, как нашкодившего кота. МО и чекисты тогда здорово помогли ему, представив ситуацию с выгодной стороны.
Матвей покончил с блинами и теперь молча пил чай и курил, ожидая, что иссякнет раньше: запал или коньяк. Коньяк и горячность собеседника подошли к финалу одновременно. Перелив в себе в рот последние капли французского напитка, Дима умолк.
Решив воспользоваться паузой, Матвей отложил сигарету и, посмотрев на собеседника, спросил.
— Ладно, Дмитрий, суть я понял. То, что наши вложения накрылись — понятно и ежу. Ты хочешь выйти из игры?
— Как! Как теперь оттуда выйти? Кому сейчас нужен это занюханный порт? Кому нужны наши заводы? Это все равно, что пытаться продать акции Сталинградского тракторного в сорок третьем! Кому я все это продам? Хоть за пол-цены, хоть за треть, хоть за четверть? Может, ты знаешь такого идиота?! — Опять начал брызгать слюной, успокоившийся было Алексеев. Его лицо опять покраснело.
— Стоп, стоп. Давай так. Идиота я не знаю, но помочь могу. Двадцать процентов от первоначальной стоимости тебя устроят? Я их для тебя найду.
Глаза Димы недоверчиво сверлили собеседника. Он быстро прикидывал все в уме.
— А ты готов сейчас подписаться под своими словами?
Матвей молча полез в карман пиджака, вынул блокнот, ручку. Дима смотрел, как Матвей не торопясь пишет расписку. Матвей закончил писать, вырвал листок и подал его Алексееву.
Молча перечитав расписку, Алексеев задумался. Матвей придвинул ему блокнот.
— Пиши расписку о продаже.
Дима облизнул губы, недоверчиво поглядывая то на собеседника, то на лежащий блокнот. Судостроительный завод, терминал и рыбный порт сейчас стоили не больше разоренного курятника. Надо брать, что дают, коли такой идиот нашелся. Вникать в то, что задумал Матвей? Очередная ересь или авантюра. К черту! Акелла промахнулся, и надо было быстрее валить с тонущего корабля. Кинув взгляд на графин и, убедившись, что тот пуст, он схватил ручку и принялся быстро строчить расписку. Остановившись и поглядев совершенно сумасшедшими глазами на Матвея, помедлил и поставил закорючку подписи. Схватив со стола расписку Матвея и откинувшись в кресле, он торжествующе поглядел на собеседника. Покачав головой и пряча ее в нагрудный карман, сказал:
— Ну и идиот же ты, профессор. Не знаю, что ты задумал и где найдешь деньги, и не хочу знать. Но лучше бы тебе их найти. Прощай.
Матвей, склонив голову набок, с серьезным видом слушал напутственную речь бывшего приятеля. Дослушал, встал.
— Прощай.
Легко сбежал по ступеням лестницы. Сел в теплый салон такси.
— Теперь давайте в сторону центра. По дороге скажу точнее
Таксист тронул педали и машина покатила к открывающимся воротам. Сброс первой ступени прошел штатно. Пора двигать дальше.
Глава 6. Москва. Осень. 201Х
На подъезде к Фрунзенской телефон Матвея зазвонил.
— Здравствуй Матвей. Говорят, ты в Москве? — Рокотнул в трубке бас министра обороны.
Матвей отодвинул трубку подальше от уха.
— День добрый, Владимир Сергеич. Как раз гадал, как с вами пообщаться.
— Заезжай на огонек, потолкуем.
— Когда?
— Если сейчас свободен, то подъезжай ко мне, на Арбатскую, через часик.
— Понял, буду.
Подъехав к белому зданию Генштаба, Матвей отпустил такси и, ежась от «фирменной» московской погоды — холодного осеннего ветра с моросящим дождем, почти вбежал в портал приемной. Назвать его подъездом, из-за его циклопических размеров не поворачивался язык. Назвавшись дежурному и получив сопровождающего, он свернул к личному лифту министра. Выйдя из сверкающего нутра подъемного механизма в довольно скромно оформленную приемную, он был встречен личным адъютантом министра и препровожден в кабинет.
Курьянов, широко улыбнулся и облапил Матвея. Адъютант, с невозмутимым лицом молча вышел.
— Здорово, крымчанин. Есть хочешь?
— Только из-за стола.
