Сейнер, как на привязи последовал следом. Через час, они превратились в едва различимые точки на горизонте.
Следующим утром, на подходе к Босфору, сейнер и корвет сбросили ход. В море перед проливом всегда полно судов. Даже сейчас, несмотря на то, что транзит через пролив уже полгода, как прекратился, с мостика корвета невооруженным взглядом было видно, как минимум десяток корабликов перед входом в пролив. Семен поднял к глазам бинокль, рассматривая скопившиеся у входа в пролив суда. Рыбаки, пара небольших каботажников под турецким флагом. Чуть в стороне ото всех, ближе к берегу, без движения замерли три судна. Два средних сейнера и приличных размеров сухогруз, водоизмещением под десять тысяч, зависли прямо в створе двух высоких скал, в полутора милях от берега. У борта самого большого судна болталась моторная яхта. Семен перевел на нее бинокль. Изящная, дорогая игрушка покачивалась на волне, отблескивая затемненными стеклами салона. На носу топтался вооруженный мужик, еще пара, уже без оружия, маячила на открытой площадке мостика. Ржавый борт сухогруза высился над ними. Семен перевел бинокль выше. За бортом обнаружились вооруженные бородачи. За ними, вдоль борта выстроились в ряд, четыре, прикрытых щитами крупнокалиберных пулемета. Семен повел биноклем вдоль борта корабля и насчитал еще шесть огневых точек. Похоже, эта посудина выполняла роль импровизированной плавучей батареи. Семен хмыкнул — для батареи вооружение было слабовато. Даже утыкай ее пулеметами и пушками от носа до кормы, «Коктебель» не напрягаясь, отправил бы ее на дно, минут за пять.
— Семен Владимирович, вас вызывают.
Семен опустил бинокль и вопросительно обернулся к подошедшему радисту.
— Вас. Радист протянул Бобкову гарнитуру. Бобков надел черные наушники, с торчащим сбоку микрофоном, став похожим на сельского ди-джея. Коротко переговорив с абонентом, он отдал наушники и, поднеся к глазам бинокль, посмотрел на забурлившую воду за кормой катера. Не отрывая бинокль от глаз, он произнес, обращаясь к капитану:
— Константин Сергеевич, меня приглашают в гости. Прикажите спустить трап.
Через несколько минут катер подвалил к борту корвета. Маневрируя рулями и тягой, он завис прямо у трапа. Подобрав пассажира, яхта отвалила и, быстро набрав скорость, понеслась к берегу.
Расположившись на безупречно белом, кожаном диване в ухоженном салоне Бобков смотрел на приближающийся берег. Меж скал, прикрытая ранее корпусом сухогруза открылась уютная бухта с аккуратной, словно игрушечной гаванью. Похоже, что когда то здесь был яхт-клуб или что-то подобное. Со стороны моря бухту отделял волнолом, длиной метров двести. Волнолом быстро приближался. Рулевой, с шиком провел корпус судна вплотную к шершавому бетону. Миновав окончание волнолома, двигатель взревел и яхта, выпустив большой пенный бурун, развернулась буквально на пятке. Нос судна нацелился на причал. Еще один рывок, неуловимая коррекция рулями и прямо у борта, с устрашающей быстротой замелькали доски причала. Рулевой дал полный реверс и доски замедлили свой бег. Задрожав корпусом, яхта остановилась.
Дверь салона откатилась в сторону. В дверь шагнул один из бородачей. С трудом подбирая слова, он отрывисто произнес по-русски:
— Хозяин ждет. В доме. Едем.
Выйдя на палубу в сопровождении бородача, Семен увидел пару джипов с распахнутыми дверцами, стоявших перед причалом и кучку очередных бородачей возле них. Провожатый жестом указал Семену на машины:
— Они тебя везти.
Гладкий асфальт дороги резко взял вверх, серпантином поднимаясь в гору. Сделав несколько поворотов, дорога вышла на скальную террасу с десятком красивых вилл, стоявших по ее периметру. Площадка перед виллами отделялась от дороги глубокой канавой с невысокой оградой за ней. Перед въездом лежали бетонные блоки. Сразу за ними торчало, обложенное мешками с песком пулеметное гнездо. Джип сопровождения тормознул перед въездом, а машина с Семеном, медленно переваливаясь на неровностях, миновала бетонные блоки и прошуршав покрышками по гравию затормозила у одной из вилл.
Здесь Бобкова уже поджидали. С крыльца сошел высокий смуглый красавец. С первого взгляда Бобков понял, что перед ним совсем другой типаж, гораздо крупнее калибром. Тщательно выбритые щеки отливали синевой, хороший серый костюм, безупречно-белая, расстегнутая на горле рубашка. Пистолет на его бедре, ощущался как неотъемлемая деталь костюма.
— Можете называть меня Дернек, я помощник господина Османа.
Рука его была крепкой и сухой, а жест, которым он отослал сопровождающих, был быстр, нетерпелив и лаконичен. Проведя гостя через дом, он пригласил Семена в просторную гостиную, выходившую окнами прямо на море. Открывающийся отсюда вид был великолепен. С высоты триста метров, не встречая никаких препятствий, взгляд летел на добрых тридцать-сорок километров. Прямо под ногами лежал порт, дальше, как на ладони были видны маленькие на таком расстоянии суда. Правее виднелся вход в пролив, входящий в него кораблик, оставляющий за кормой белую полоску пены на глубокой синеве воды. Прямо перед ним застыли на рейде три пиратских судна, за ними, в отдалении лежал серый силуэт корвета и черточка сейнера сопровождения. Дальше, до горизонта, море было чистым и пустым.
Почувствовав ветерок от открывшийся двери, Семен с сожалением оторвался от панорамы. С радушной улыбкой к нему подходил невысокий загорелый человек в светлом костюме. Сверкнула улыбка.
— Здравствуйте, меня зовут Осман Демирель. — На безупречном русском представился глава Мраморного братства.
Бобков вежливо улыбнулся в ответ.
— Семен Бобков, командующий силами обороны Крыма.
— Чай, кофе?
— На востоке предпочитают переходить к делам не сразу, но поскольку мы сейчас на Западе, — имея в виду, что они находятся на европейской стороне Босфора, — давайте перейдем сразу к делу.
Турок погасил улыбку и с непроницаемым лицом китайского мандарина обернулся к помощнику.
— Дернек, будь добр, попроси, что бы нам принесли нам бинокли и прикажи очистить море от лишних глаз.
В течение последующего получаса, Бобков и оба турка молча наблюдали, как белая яхта, как овчарка при стаде, загоняет случайных свидетелей в горло Босфора. Наконец последний корабль скрылся в проливе и в пределах видимости остались только сухогруз, три сейнера и корвет.
— Прошу вас, эфенди, можно начинать. Оба сейнера — ваши.
Бобков кивнул головой, извлек из нагрудного кармана рацию и щелкнул переключателем.
— Дельфин, вызывает Лотос, прием.
Рация голосом Лысенкова отозвалась
— Лотос на приеме.
— Дельфин разрешает начало. Цель — два маленьких, прием.
— Вас понял, начинаю, цель два маленьких.
Бобков опустил рацию и жестом пригласил турков к окну.
Крымский сейнер медленно тронулся места и, оставляя за собой полосу взбаламученной воды, начал быстро набирать ход, выходя из-за спины корвета. Под его форштевнем появился белый бурун и, набрав ход, сейнер описал плавную дугу, ложась на курс, пролегающий между корветом и тремя пиратскими судами. Турки поднесли бинокли к глазам, рассматривая сейнер.
Корма сейнера окуталась дымом, озаряемый вспышками, следовавшими друг за другом быстрой очередью. Издалека казалось, что на корме заработал гигантский пулемет. Различимые даже ярким солнечным днем, огоньки с кормы, цепочкой потянулись к правому сейнеру пиратов. Четыре первых огонька погасли в воде, у борта сейнера, подняв высокие белые султаны разрывов. Пятый огонек, соприкоснувшись с бортом мишени, образовал серое облачко. Подлетающие огоньки ныряли в него, и от соприкосновения с каждым последующим траулер вздрагивал, а серое облако над ним набухало,
