В краю, где не было революции.
Председатель райкома прислал свою жену, «открытую женщину», с приглашением к их престольному празднику:
«Пришвину М. М. Я, председатель райсельсовета Ульянцев Я. М., прошу я Вас, пожалуйста, приходите ко мне в гости, очень буду Вам благодарен. Ежели придете, и впредь буду с Вами знаком. Ульянцев».
Мы раздумывали, идти или не идти, а там, на празднике, не ждали: к 11 утра уже является сам председатель со своим кумом, сапожником Волковым, оба сильно пьяные, звать.
Я сказал:
— Край у вас какой милый, революции у вас совсем не было!
— Ни малейшей, — ответил председатель.
Волков наступил на лапу Ярику, тот взвизгнул, Волков бросился извиняться перед ним, целовать в самый нос, взасос. Ярику не понравился запах самогонки, и вдруг он сапожника тяпнул.
Кошкин (лодочник) пригнал из Усолья мой «Ботик» (в другой раз описать мужицкую работу). Мы ездили пробовать на Урёв, сидел с подсадной. Возвращались при луне.
Как чисто! Спичку я бросил на воду, Петя сказал:
— Не сори!
На отражении луны сверкали хвои, разнесенные волнами лесного озера.
Я сидел на носу и строил заграждение лесного края на двадцать верст вокруг озера, ворота выстроены в этом заповеднике из больших камней, притесанных один к одному: ворота — вход в заповедник. У ворот я поставил школу воспитания юношей, лучшие из которых удостаивались по окончании посещения заповедника для короткой работы в нем. Все рабочие там были из таких подготовленных и на короткое время. Расставаясь с заповедником, после в миру люди творили легенду об озере: оно было источником легенд и радости.
И так я, раз влюбившись, стал жить с озером, как с женой (грубость работы и чудо красоты, возмущение и смирение и т. д… как Русь…)
На лодках вместо паруса ставят березку. Заехали на середину, и вдруг вода.
— Что такое?
— Сучок выскочил.
Лодочник разулся, оторвал кусок портянки, заткнул и поехали.
Мы осмотрели все владения Михаила Ивановича: Федоровский монастырь, Даниловский, Никольский, Борисоглебский, Никитский, гор. Клещин, Александрову гору.
В Никитском монастыре: агропункт и свиньи, блудник о. Митрофаний, Иван Грозный поиграл с женой после молитвы (сын Иван). Последняя из династии игумений Георгиевская Олимпиада (Мохова): ведьма в аду (богомерзкая баба), столпы комаров над памятью Столпника (искал себе столп: «взятки брать можно на столпе»). Почему монастыри мужские разложились, а женские сильны?
Жертва революции: единственный безобидный поп.
«Вот вам косточки старые, хоть на удобрение пошли».
Фотография старца Даниила.
Даниловский — общественное значение церкви, нет грани между монастырем и церковью, тунеядцы монастырей, скудельницы. Легенда, любимая Даниилом (теснота церквей), только [раз было]: помолился на паперти, человек является — дверь откинулась, лампада зажглась; вышел и в другую — за ним: исчез. Кто же это? Даниил улыбался загадочно (он сам).
Благодетельница в Даниловском: лифт, рупор, монахи навинчивают (старуха с трясущейся головой и зеленый попугай, как их фамилия?).
Могила князя Барятинского в Даниловском монастыре… монахи обобрали.
Горицкий монастырь: последний архиерей во время революции уперся, как бык: требует звона (как князь Мещерский сказал: «Я-то пройду, да сан не проходит»).
Федоровский монастырь: дети из колонии с преступными лицами, камни через окно: фрески 18-го века, иконостас вверху 17-го, внизу 16-го и 15-го.
Могильники на городище: все исклевано. «Большая жизнь прожита, но что нажито?»
Роль Переславля: снабжение хлебом с ополья север, новгородцами до возвышения Москвы, до 16-го века, потом Манчестер, и у него (после проведена ж. д.), перенял славу Иванов-Вознесенск.
Иван Миронов — враг Никона, могила в Даниловском монастыре.
Загадка церквей, сгрудившихся на устье реки Трубеж. Динамика личности (Даниил Столпник, Олимпиада). Статика, сотворенное: Клавдия, бревнушки и пенечки, «обыватели».
N. В. Люди власти, о них едва ли можно спросить: верующие они или нет? Власть — движение.
Храмозданные плиты.
Бревнушки и пенечки.
Максимилиан.
Евгения.
Олимпиада.
Осифляне (Даниил).
Неподвижность, не верю, не люблю.
С утра пасмурно и потом дождь. Поет горлинка, цветут баранчики. После заката собралась гроза.
В кусту можжевельника на развилке сучков среди сухого болота сижу неподвижный: а потоки мысли моей бегут во все стороны. За болотом лежит озеро, такое неподвижное, посылающее из себя реки. Берендеево болото само по себе неподвижное, из него в разные стороны бегут шесть рек, и так всё: источники силы и власти неподвижны, и потому сила всех сил и власть всех властей называется в древних книгах Сидящим.
Птицы долго не летят к моему шалашу. Солнце село в серую тучу. Стало мне сиротливо одному быть в кусту, среди сухого болота, и тот Сидящий, управляющий вселенной, представился мне таким же чуждым, как Робеспьер. А сколько есть людей, думал я, считающих Робеспьера своим вождем, сколько признают его за великого человека. Может быть, да и наверно великий, я признаю, но что мне из этого? что мне этот бог, жестокий, проливший столько невинной крови? Между тем верующий в Робеспьера завтра, быть может, выйдет на площадь и скажет речь против Сидящего, что какой это жестокий Бог, несправедливый, холодный. Так он будет против Бога, как я чувствую себя холодным к вождю, и верующий в Бога никакими доказательствами не переубедит его, как не может переубедить меня никакой коммунист в оценке их вождя.
