одного из ведомств министерства иностранных дел. Провал нашей внешней политики, ставший очевидным в июле 1914 года даже непосвященному и усугубившийся во время войны, выдвинул на передний план общественного интереса вопрос о реорганизации и введении дополнительного персонала в министерстве на Вильгельмштрассе. Здесь, в Москве, я намерен выработать свое собственное мнение, освободившись от того критического отношения, которое было преобладающим в армейских кругах и до сих пор разделявшегося мною. Провал нашей дипломатии после Бисмарка[25] является фактом, который нельзя объяснить только международным положением, а также намеренными или непреднамеренными действиями какой-либо инстанции. Высокий уровень профессионализма должен подтверждаться значительными делами. Если этого не происходит, нужна реформа. Внешняя политика слишком опасная сфера деятельности, чтобы допускать в нее людей посредственных. Изменение политических средств отражается на солдате и на всем народе и вынуждает продолжать войну в неблагоприятных условиях.
Эта тема уже была однажды в январе 1915 г. предметом спора между мной и советником посольства Рицлером[26], который является сейчас главной опорой графа Мирбаха. В описываемое время Рицлер был направлен Бетман-Гольвегом[27] в качестве члена имперской канцелярии в Лодзь с целью сбора материала в 9-й армии по польскому вопросу. Он отметил тогда, что министерство иностранных дел весьма недовольно и находится в тяжелом положении в связи с тем, что армия не принесла быстрой победы, как этого требовало министерство. И хотя я был согласен с его оценкой неудач нашей армии на западном фронте, у меня был повод возразить, что упреки здесь неуместны, так как армия принимала решение под давлением политиков и в крайне неблагоприятных условиях, в коалиции с очень слабыми в военном и экономическом отношении союзниками.
Я вспоминаю об этом разговоре, поскольку он отражает различие взглядов — дипломата, с одной стороны, и представителя генерального штаба и армии — с другой. Во время войны эти отношения еще более обострились из-за недовольства всех гражданских так называемыми недопустимыми решительными мерами Верховного главнокомандования, о которых я не могу и не хочу судить.
К сожалению, и сейчас среди нас ощущается взаимное недоверие, но хочется надеяться, что в результате совместной работы и совместного проживания оно будет преодолено.
Д-р Рицлер, без сомнения, одаренный и широко образованный человек. Его восхищение и решительное заступничество за его прежнего покровителя, бывшего рейхсканцлера Бетман-Гольвега, можно считать неподдельным, а верность искренней, поскольку его подзащитный уже не у власти. Мне кажется, что под влиянием крайне демократических внутриполитических взглядов (которые заставляют Рицлера особенно ценить газету «Франкфуртер Цайтунг»), в нем выработались определенные черты немецкого либерализма, нередко останавливающие его перед решительными действиями.
В штаб дипломатической миссии входят также советник граф Бассевиц и атташе фон Лисов. Но почти вся политическая работа находится, похоже, в руках Рицлера, поскольку считается, что он особенно хорошо знаком со здешними условиями.
Примечательно, что ни один из четырех дипломатов не владеет русским языком. Если это было крайне необходимо и раньше для получения представления о жизни широких масс, то этот недостаток особенно ощутим в сегодняшней России, в которой нынешние правящие круги не владеют французским языком. Я замечаю по себе, насколько мешает мне незнание русского языка, хотя в моем случае этот недостаток не столь велик, поскольку местами мне помогает знание французского, а все русские комиссары, с которыми мне приходится общаться, понимают немецкий язык.
Наверно, правы те, кто пишет в «Гамбургер Данкшрифт» о реформе нашего министерства иностранных дел, полагая, что при подготовке дипломатов необходимо особо учитывать тот факт, что иностранное представительство должно, прежде всего, понимать народ, владеть вопросами экономики.
У нас несколько дней, свободных от заседаний, так как русские, несмотря на враждебное отношение к религии и множество срочных дел, в течение пяти дней празднуют Пасху, которая является здесь самым большим праздником года. Правительство разрешило до 1919 г. отмечать праздники православной церкви по отмененному календарю старого стиля.
На последнем заседании обсуждался щекотливый вопрос. Мы хотели бы отделить наших военнопленных от военнопленных австро-венгерской армии, с тем чтобы содержать их в отдельных лагерях. Снабжение солдат наших союзников, особенно венгров, очень плохое, поэтому они легче поддаются политической обработке. По нашим сведениям среди них часты случаи образования солдатских Советов, выступлений против офицеров. Пропаганда революционных идей, проводимая русскими всеми средствами, несмотря на Брестский договор, может оказаться очень заразительной. Именно это заставляет нас настаивать на разделении военнопленных, в то время как другая сторона стремится к их смешению.
Обе стороны, естественно, не показывают свои действительные мотивы, поэтому жонглируют понятиями «облегчение» и «усложнение» административного управления. В конечном итоге, Гиллерсон и его люди наобещали многое, хотя в исполнение обещанного мы не очень-то и верим, сегодня в смешанную комиссию вошла турецкая делегация, возглавляемая умным и энергичным Ремзи-пашой. Ее члены — всегда возбужденный майор Хакки-бей и представитель Красного Полумесяца, что соответствует нашему Красному Кресту. Теперь наши речи надо повторять еще и на французском языке.
Плохие вести из Туркестана о положении наших военнопленных, которые страдают там от голода, эпидемий и гражданской войны. В связи с этим вчера было сделано экстренное представление в Центральной комиссии по делам о военнопленных (сокращенно «Центроплен») со стороны нашей Главной комиссии. Кроме Френкеля и д-ра Ленского там присутствовал генерал Мислицкий, перешедший на службу к большевикам, где он руководит теперь отделом военного транспорта.
Только что пробило полночь, и тут же во всех 470 церквях и монастырях начался колокольный перезвон. Если я сначала сожалел, что не присоединился к своим коллегам, которые решили присутствовать на ночном пасхальном богослужении в одной из кремлевских церквей, то теперь я вознагражден полностью. Низкие и высокие колокола, медленный торжественный гул и звонкий, как бы веселым перезвоном сливаются в мощный захватывающий концерт. Над всем этим победоносно звучит колокол Спасской церкви.
Постепенно замолкают одна церковь за другой, и только та, что напротив, кажется, старается, как перезвоном, так и своим внешним видом побить всех своих конкурентов. Прекрасное волнующее воспоминание сцены из «Фауста».
В первой половине дня мы с Геннингом в гостях у балтийского дворянина, который в царское время по административному приказу вынужден был покинуть Эстонию и приобрел участок в Трубниковском переулке. У нас состоялась с ним длительная беседа. Он работал со шведами в комиссии по делам о немецких военнопленных и намеревается продолжить эту деятельность. Геннинг кажется мне человеком, хорошо разбирающимся в политике, посвящающим время также проблемам экономики.
Сегодня впервые посетил Кремль, который иногда открыт для публики из-за расположенных в нем церквей. Проходя по этому оплоту царизма в России, как бы видишь ее историю. Ряд захваченных орудий Дунайской монархии перед арсеналом завершают старое время. Мысль о том, что в Большом кремлевском дворце находятся Ленин и его Центральный Исполнительный комитет, переносит в новую Россию. Иного моста между этими двумя мирами не существует. Вся традиция вокруг нас, воплощенная в камень и бронзу, сейчас представляет собой тупик. Кажется, что только воспоминания о многочисленных кровавых делах, совершавшихся в стенах Кремля, перешли в наследство от самодержавия русско-еврейским диктаторам нашего времени, чтобы отпраздновать воскресение.
Почти каждое здание несет следы гражданской войны. Отдельные церкви и так называемый Малый дворец сильно повреждены артиллерийским огнем. Крест в память об убийстве великого князя Сергея (4 февраля 1905 г.) правительство распорядилось убрать с цоколя. То же самое произошло сразу после нашего приезда с несколько театральной фигурой Скобелева[28], что некоторые газеты странным образом сочли необходимым объяснить требованием немецкой миссии.
