— Класс.
Я предложила ему хлебцев, отодвинув тарелку так, чтобы ему пришлось к ней тянуться. При этом обнажилось его запястье. Никаких волос.
Он снова откинулся на кожаную спинку дивана, раскинул руки. Широкая грудь, размах крыльев, как у кондора, — просто изумительно.
— Секс будет безопасный, — предупредила я.
— Другим не занимаемся. — Он встал. — Мне пора на тренировку.
Я съела еще один хлебец. Уж не знаю, выдержу ли я остальные интервью без сыра.
Позвонила с их выпендрежного телефона, проверила сообщения на своем автоответчике. Обычно их не бывало, так что я просто тянула время. Но на сей раз сообщение имелось — звонившая представилась Бабулей Брюс. Сказала, что с радостью сдаст мне домик до лета. В голосе искрился смех: «Покрасьте его в веселенький цвет, протопите, и будет вам как песенка, янки-дудл-денди. — Она напела мелодию. — Ключ потерялся, так что, если хотите заглянуть внутрь, приходите с отмычкой». Продолжая напевать, она повесила трубку.
В ходе последнего интервью обнаружилось, что товарищи по команде все рассказали Сидни Уокеру, мне даже не пришлось повторять свою речь, он уже знал, что за проект я затеваю.
Не спросив разрешения, Сидни Уокер аккуратно поставил на каминную полку крошечный айпод и колонки толщиной в пару кредитных карточек. Включил «Небеса» группы «Los Lonely Boys» и начал раздеваться. Я не видела ничего занимательнее с тех пор, как при рождении Дарси над креслом повесили зеркало.
Я перестала жевать хлебцы, на языке образовалась вязкая кучка. Судя по всему, юноша репетировал у себя в общежитии, точно подгадал к концу песни — остался в одних носках.
У него было дивное тело, как у вскормленного на зерне теленка, молочное, гладкое. Он наслаждался процессом («явственно», как принято говорить).
— Заводит?
Щекотливый вопрос повис без ответа. «Los Lonely Boys» грянули куда менее задушевную песню на смеси испанского и английского.
— Нет, — ответила я решительно, пытаясь изобразить на лице приветливую улыбку и одновременно протолкнуть в горло непрожеванные хлебцы.
Глядя, как он одевается, я вспоминала, сколько раз в жизни говорила «нет», — длинный список пропущенных развилок на всех моих неверных путях.
— Расскажите о себе, — попросила я.
Он прервал свое занятие — любовно запихивал рубашку в брюки — и посмотрел на меня:
— А зачем?
А ведь и верно, подумала я, больше мне ничего знать не нужно.
— Если согласны, я вас беру на работу. Начинаем в следующем месяце, вторник и четверг с двенадцати до пяти дня.
Я выбрала это время, потому что в эти часы не было занятий физкультурой и футболом. Были репетиции оркестра и плаванье, но туда ходили только уж совсем чокнутые мамочки.
Он запихал неправдоподобно большие ступни в туфли без задников. Я подумала: а ведь это первое поколение, для которого завязывать шнурки — утраченное искусство.
— Зачем вам это? — поинтересовался он.
— Ради науки, — ответила я. Он продолжал таращиться на меня как человек, привыкший слышать неприкрытую правду. — И ради денег. — Он не сводил с меня глаз, распахнутых широко, как амбарные двери.
— В этом городе об этом забыли, — сказала я. — По крайней мере, женщины. Они принимают лекарства. Едят. Вяжут. Просто какое-то пуританство.
Он чуть качнулся в мою сторону. Похоже, мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал. Похоже, он это понял.
Я с трудом шевельнула губами:
— Я вас беру на работу.
— Да. — Он произнес это тоном человека, привычного к тому, что на него большой спрос. — У вас там музыкальная система уже установлена?
— Пока нет.
— Могу установить, только тогда сам буду подбирать музыку.
— Запросто, — ответила я.
Отмычка
Когда за последним потенциальным секс-работником закрылась дверь, я осталась тупо сидеть, вслушиваясь в гул вентиляционной системы. Тихий — видно, система дорогая. Парни оказались очень симпатичными. Избалованы, — наверное, много получили от жизни, но милы и основательны.
Тут в дверь осторожно постучали, и вошел сотрудник, отвечавший за аудиторию. Персонаж в добротном коричневом костюме, прислонившийся к кожаному дивану, мог быть как мужчиной, так и женщиной.
— Как прошло? — Голос, напевный тенор, запутал меня еще сильнее.
— Нормально, — каркнула я и подтолкнула к ней/нему почти пустую тарелку с хлебцами. — Простите, сыр закончился.
— Спасибо, я всяко не ем животного белка.
Я хотела добавить, что сыр — из последнего молока попавшей под машину коровы, но не стала.
— Аудитория вас устроила?
— Да.
— Вам еще понадобится доступ к базе данных наших ассистентов?
Я вспыхнула. Глаза наши встретились. Возможно, этому персонажу все известно.
— Нет, я закончила, — сказала я.
Смахнула крошки в мусорное ведро и похромала к машине — узкие туфли немилосердно жали.
Села за руль и в очередной раз осознала, что мне не с кем разделить эту жизнь. Вот теперь восемь дней в месяц я буду руководить домом свиданий, и никто не скажет мне вечером: «Ну, дорогая, и как прошел день?»
И как это я — а я никогда не верила, что людям нужно приносить все готовенькое, — ввязалась в торговлю сексом? Я посмотрела на простую, функциональную приборную панель своей машины — у каждого прибора свое назначение, красивый набалдашник на ручке переключения передач — и решила: я вовсе не торгую сексом, я продаю пятидесятиминутный отпуск от обыденной жизни, путешествие в мир, где все вам подконтрольно.
Нужно было съездить осмотреть домик изнутри, прикинуть, как там все будет.
Среди инструментов, доставшихся мне вместе с домом Набокова, отмычки не оказалось, пришлось заехать за ней в скобяную лавку. Я остановилась у двери рядом с каким-то фургоном. Не было еще и пяти, но уже стемнело, хорошо, что из витрин лился свет. Туфли меня окончательно истерзали, и я, прихрамывая, допрыгала на цыпочках до багажника — посмотреть, нет ли там, на мое счастье, каких сапог или тапочек.
Когда я нагнулась к багажнику, из фургона долетел знакомый басовитый лай. Я испуганно подняла голову и увидела на фоне темного неба Матильдину башку.
— Матильда! Ты как туда попала? — воскликнула я. Матильда еще раз гавкнула. — Ко мне! — Я пыталась говорить властно. Она, видимо, удрала через боковую дверцу, которую я обычно не запирала. Вот как она добралась до лавки — это другой вопрос, разве что водитель фургона приметил ее на дороге и посадил в машину, наверное, чтобы поискать хозяина.
Матильда небось соскучилась целый день сидеть в одиночестве, вот и двинула искать меня, а скорее
