Боль поутихла, но решимость не ослабевала. Здесь он нашел счастье, здесь найдет и забвение.
Кругом был мир полуночной синевы, в который с трудом проникали бледные лучи луны. Привлеченные или, наоборот, испуганные шумом торпеды, жители рифа метались вокруг него, будто светящиеся призраки. Во тьме внизу угадывались знакомые бугры коралла и лощины. Он прощался с ними отрешенно, без грусти.
Участь его решена, мешкать нечего. Франклин выжал до конца педаль скорости, и торпеда рванулась вперед, словно пришпоренный конь, со скоростью, не доступной ни одному обитателю моря. Далеко позади остались острова Большого Барьерного.
Только раз поглядел он вверх; где-то там простирался мир, из которого он ушел. Вода была на редкость прозрачной, и в ста футах над своей головой Франклин увидел серебряную лунную дорожку снизу, откуда ее мало кто наблюдал. А это размытое пляшущее пятнышко — сама луна. На секунду застынет, четкая, ясная, и опять волны ее дробят.
В одном месте за ним погналась очень крупная — он еще никогда не видел таких — акула. Сперва огромный силуэт, за которым тянулся светящийся след, возник прямо перед ним, и Франклин даже не попытался свернуть. Она промахнулась совсем немного, он успел заметить устремленный на него глаз, пластинчатые жабры и неизменную свиту — лоцманов и прилипал. А когда Франклин оглянулся назад, акула шла за ним, влекомая то ли любопытством, то ли голодом, то ли еще каким-нибудь инстинктом, — какая разница! Почти минуту она его преследовала, но скорость торпеды была слишком велика, и акула отстала. Франклин впервые встретил такую назойливую акулу. Обычно гул турбины отпугивал их; но в темное время суток жизнью рифа управляли уже не те законы, что днем.
Прикрытый выпуклым щитом от тугих вихрей воды, спеша выйти на океанский простор, он пронизывал лучезарную ночь, окутавшую половину земного шара. Франклин и теперь вел торпеду уверенно и безошибочно; он точно знал, где находится и когда достигнет цели. Знал, какие глубины впереди. Еще несколько минут — и дно круто устремится вниз, придет время прощаться с рифом.
Он слегка наклонил нос торпеды и сбавил ход до малого. Могучий встречный поток прекратился, и Франклин медленно пошел над скрытым во тьме длинным откосом, зная, что не увидит его конца.
Хилый, процеженный свет луны становился все слабее по мере того, как увеличивался пласт воды, отделяющий Франклина от поверхности. Он нарочно не глядел на глубиномер, чтобы не думать о том, сколько саженей над ним. С каждой минутой росло давление на его тело, но ему это не было неприятно, напротив, он приветствовал это ощущение, добровольно отдавая себя во власть великой праматери всего живущего.
Темнота стала полной; он был один в ночи, какой никогда не знал на суше, настолько она была осязаемой, плотной. Иногда внизу — расстояния не определишь — мелькал свет; это неведомые жители пучины занимались своими таинственными делами. Или вспыхивали целые галактики — и тут же гасли, напоминая ему, что перед вечностью и настоящие созвездия столь же эфемерны.
Ему туманило голову глубинное опьянение; еще ни один аквалангист, дышащий сжатым воздухом, не возвращался живым с такой глубины. Баллоны подавали воздух в десять раз плотнее обычного, а торпеда продолжала идти вниз, в кромешную пучину. Блаженная эйфория затопила его сознание, стирая все обязательства, все печали, все страхи.
Впрочем, нет — одна вещь его печалила в преддверии конца. Жаль Индру: с ним она могла найти счастье, а теперь ей придется снова искать.
Потом… потом было только море и неодушевленная машина, которая все медленнее шла вглубь, удаляясь от берега в океан.
В комнате было четверо; все они молчали. Начальник школы нервно кусал губы, Дон Берли отупело глядел на стену, Индра старалась удержать слезы. Только доктор Майерс сохранял невозмутимый вид, хотя в душе он чертыхался. Что за проклятое невезение! Невероятно и необъяснимо: он мог побиться об заклад, что Франклин полным ходом поправляется, все самое страшное позади. И вдруг такой срыв!
— Остается только одно, — неожиданно сказал начальник школы, — выслать на поиск все наши подводные суда.
Дон Берли зашевелился — медленно, словно у него на плечах лежал тяжелый груз.
— Сейчас двенадцать часов. За это время он мог пройти пятьсот миль. А у нас здесь всего шесть опытных водителей.
— Знаю, это все равно что искать иголку в стогу сена. Но ничего другого мы не можем сделать.
— Лучше несколько лишних минут подумать, чем искать наобум и тратить впустую часы, — возразил доктор Майерс. — Полсуток прошло, теперь минуты роли не играют. С вашего разрешения, я хотел бы поговорить с мисс Лангенбург наедине.
— Пожалуйста, если она не против.
Индра молча кивнула. Она кляла себя — это все ее вина, надо было немедленно пойти к врачу, как только они вернулись с прогулки. Интуиция обманула… Теперь эта же интуиция подсказывала, что положение безнадежно. Хоть бы она опять ошиблась!
— Послушайте, Индра, — мягко начал Майерс, когда остальные вышли, — если мы хотим помочь Франклину, надо сохранять присутствие духа и попытаться представить себе, что могло случиться. Перестаньте корить себя, вы ни в чем не виноваты. Тут вообще никого нельзя винить.
«Разве что меня, — мрачно подумал он. — Но кто мог это предвидеть? Мы до сих пор так мало знаем об астрофобии… И ведь это совсем не моя специальность».
Индра изобразила мужественную улыбку. До вчерашнего дня она считала себя вполне самостоятельной, способной выдержать любые испытания. Но это было так давно…
— Прошу вас, расскажите, что произошло с Уолтером? — сказала она. — Тогда мне легче будет понять.
Естественный и разумный вопрос; Майерс и сам уже решил, что Индре надо знать правду.
— Хорошо. Но помните, ради самого Уолтера: это строго между нами. Я вам рассказываю лишь потому, что дело идет о его жизни. Еще год назад Уолтер был космонавтом очень высокой квалификации, точнее, главным инженером лайнера, который ходил на Марс. Сами понимаете, должность ответственная, а это было только начало его карьеры. Где- то на полпути случилась авария. Выключили ионную тягу, и Уолтер вышел в скафандре из корабля, чтобы устранить неисправность. Ничего особенного, рядовая операция, но, прежде чем он ее закончил, скафандр вышел из строя. Вернее, сам скафандр был цел, он не мог управлять силовой установкой, не мог выключить ракеты своего индивидуального двигателя.
И вот он, набирая скорость, летит прочь от корабля, а до Земли и Марса — миллионы миль. Да он еще в самом начале столкнулся с лайнером и потерял антенну. В итоге Уолтер не мог воспользоваться своей радиостанцией — ни помощи вызвать, ни узнать, что делается для его спасения. Несколько минут, и корабль пропал из виду, он остался в полном одиночестве.
Кто сам этого не пережил, не может представить себе, что это такое. Вы только подумайте: предельная изоляция, летишь в межзвездном пространстве и не знаешь, спасут ли тебя. Никакие земные ощущения, скажем сильное головокружение или — еще того хуже — морская болезнь, не сравнятся с этим.
Его спасли через четыре часа. Строго говоря, Уолтеру ничто не угрожало, и он, вероятно, понимал это, но от этого легче ему не было. Его сразу нащупали корабельным радаром, но пойти за ним смогли лишь после того, как исправили двигатель. Когда Уолтера наконец подобрали, он… скажем так: он был очень плох. Лучшие психологи Земли почти год лечили его, но, как мы с вами убедились, недолечили. Правда, тут еще примешалось одно обстоятельство, с которым психологи ничего не могли сделать.
Майерс остановился. Что сейчас думает Индра? И как повлияет на ее чувство к Франклину то, что он ей скажет? Первое потрясение как будто прошло. Слава богу, она не принадлежит к истеричному типу, не то ему пришлось бы туго.
— Понимаете, Уолтер был женат. Жена и дети жили на Марсе, он их очень любил. Жена там и
