сцену.
16
Гарри знакомит меня с ребятами из оркестра.
— Генри, вот, познакомься: на трубе у нас Мертвец Фрэдди, — говорит Гарри, — в свое время он играл в одном ансамбле с бывшим отчимом двоюродного брата Майлза Дэвиса.
— Йоу, Генри, — приветствует меня Мертвец Фрэдди. — Обломись, Гар, ошибочка. Это был бывший отчим двоюродного брата Пистона ЛаФунке.
— А вот Скелет Малхолик, он у нас сегодня на кларнете. У него ангина, но он все равно пришел.
— Как деля, бля? — здоровается Скелет. — Генри, етить твою налево, не слушай его, у меня геморрой, Гар, а никакая не ангина. А у вас часом подушечки под сиденье подложить не найдется?
— А это Пит Плисотрус, — продолжает знакомить меня Гарри. — Чувак так же хорошо гладит себе портки, как и играет на басу.
— Видал, как сидят на мне, Генри? — хвастается Пит. — Такими складками можно мясо разделывать.
Гарри знакомит меня с последним чуваком — Пятерней Фингерти, — после чего я поворачиваюсь спиной к толпе и дергаю плечами и ногами, стараясь их как можно больше расслабить. Незачем даже оглядываться — и так можно понять по гулу из-за спины, что народ пришел в волнение. Оно и понятно: диджей остановил пластинку, зажегся свет, на сцене настраивает инструменты маленький джазовый оркестр, здесь же, спиной к зрителям, разминается Тухи-младший, здесь же с видом заправского продюсера бегает туда-сюда Карран-младший и хлопает в ладоши, отдавая какие-то распоряжения. Определенно что- то намечается. Кроме шуток.
Гарри тащит к сцене алюминиевый стул для Грейс и ставит его в двух футах от диджейского пульта. Оркестр расположился справа у стены. Музыканты пробуют инструменты. Я, разминая шею, трусцой бегу на свое место на сцене. Гул в зале усиливается. Диджей тем временем включает микрофон —
— Добрый вечер всем, — говорит Гарри, — как настроение? Как вы все прекрасно знаете, меня зовут Гарри Карран, и я стригу газоны по самой низкой цене. Помните, впереди осталась всего пара теплых недель. Так что торопитесь, и если вам необходима помощь специалиста по ландшафту, то, пожалуйста, стучитесь не задумываясь в дверь моего дома рядом со статуей святого Давида. Спасибо. Итак, сегодня мы приготовили специально для вас особое представление, так что усаживайтесь поудобнее и наслаждайтесь. Леди и джентльмены, для меня большая честь представить вам уже во второй раз за сегодняшний вечер единственного и неповторимого Генри Тухи.
Я срываюсь с места и подбегаю к своему другу Гарри Каррану. Улыбочка. Я беру микрофон у него из рук, и мы с Гарри крепко обнимаемся. Затем он кладет мне руку на плечо и желает в левое ухо удачи. Зал встречает нас бурными и веселыми аплодисментами. Я ищу глазами Грейс и наконец вижу в толпе лиц ее улыбку; как раз в этот момент свет в зале начинает гаснуть, и мое сердце распускается, как цветок, под косым лучом прожектора.
— Как дела, ребята? — спрашиваю я. — Лично у меня — отлично. Есть кто-нибудь в зале, у кого нет?
Бурные возгласы и аплодисменты. Мои глаза успевают привыкнуть к свету. Я бегло смотрю на наш стол. Грейс смеется. Сесилия с Сес тоже смеются. Фрэнни смеется. Бобби Джеймс и Марджи Мерфи стоят и сосутся сзади. Стивен хлопает в ладоши. Фрэнсис Младший затаскивает Донну Куни в гардероб и захлопывает дверь. Бля, начну, пожалуй, с парочки шуток, посмотрим, может, это заставит его вернуться в зал.
— Есть тут кто-нибудь, кто читает Библию? — спрашиваю я у публики. — Очень интересная книжка, хочу вам сказать. Одни Откровения чего стоят, а? Единственное откровение, которое я оттуда для себя вынес, так это то, что Иоанн Богослов частенько баловался травкой. Семиглавые чудовища, эпидемии, Страшный Суд? Мой суд, Иоанн, вот какой: завязывай с травкой и переходи на пиво. У семиглавого чудовища сразу станет на шесть голов меньше. Ну ладно, положим, на пять.
Смех. Аплодисменты.
— И еще, — продолжаю я, — к вопросу о Жирном Мэтте. — Смех в зале. — Кто-нибудь еще слышал о том, что никакой он на самом деле не итальянец? Я тут на днях попросил его сделать бутерброд по- итальянски, так он мне сказал…
Тут на сцену выбегает сам Жирный Мэтт и выхватывает у меня микрофон.
— Не заставляй меня вырубать микрофон из сети, братишка. Лучше пой свою песню — и дело с концом, — говорит он и возвращает мне микрофон, и взмахом руки приветствует аплодирующую толпу зрителей.
— Мэтт прав, — говорю я. — Сегодня я стою здесь перед вами, чтобы спеть песню для девушки, которую я люблю. И по такому случаю прошу эту девушку подняться сюда ко мне на сцену.
Сес бежит из зала на сцену и прыгает ко мне на руки. Микрофон стукается об мою голову — несильно, но через усилители звук получается громкий. Она вспрыгивает ко мне на спину и принимается махать обеими руками в зал. Я спускаю ее с себя на стул.
— Конечно, я люблю тебя, Сес Тухи, — говорю ей я. — Но я имел в виду кое-кого другого. Другую девушку. Не догадываешься, о ком я?
— О маме? — спрашивает она в микрофон.
— Нет, не о маме.
— Тогда Фрэнни?
— Нет, и не Фрэнни тоже. Кто у нас тут выступает с шутками — ты или я? Ну, коль уж ты не можешь сама догадаться, тогда, так уж и быть, скажу. Грейс Макклейн, могу я попросить тебя выйти на сцену?
Грейс поднимается из-за стола. Она краснеет и вся в смущении дымит сигаретой.
— Ну же, Грейс, иди, — зову ее я. — Иди сюда, ко мне.
Публика хлопает ей.
— Что ты задумал, Хэнк Тухи? — спрашивает она.
— Садись сюда и все увидишь, — отвечаю ей я.
Грейс садится, берет Сес к себе на колени и крепко ее обнимает. Обе они, девчонки, которых я люблю больше всего на свете, хихикают как ненормальные.
— Грейс Макклейн, — говорю я. — Я хочу, чтобы все здесь присутствующие сегодня узнали о том, как сильно я тебя люблю.
Лицо Грейс буквально горит под белым светом люстр от залившей его краски. Я никогда еще не видел таких больших зеленых глаз, но сейчас они, кажется, полны болью. На секунду я почти забываю обо всем, но снова встряхиваюсь, и настроение возвращается.
— О’кей, ребята. Песня Бобби Дэрина «Далеко за синим морем», — объявляю я. — Поехали, два, три, четыре.
Пошла музыка. Я хватаю Грейс за руку и запеваю первый куплет, текст вспоминаю по последнему слову в каждой строке:
