– пленный чувствует себя не до конца проигравшим. Что-то у него было связано с четырнадцатью часами, с цифрой шестнадцать…
– Что произойдет в четырнадцать часов? – спросил он наугад.
Всадник победно улыбнулся.
– В четырнадцать часов вашего друга убьют.
У Франсуа Селье отвисла челюсть, навигатор мерзко ухмылялся. Селье страшно ударил его в лицо, влепил в шершавую каменную стену. Придавил:
– Говори! Что вы затеяли? А?! Я говорю – твои дети умрут еще до тебя!
– Как страшно погибать от руки дураков… – тряс всадник исказившимся разбитым лицом. – Как страшно, если побеждают идиоты! – Плакал он так искренне, с таким надрывом, что Петя готов был его почти что пожалеть.
Но вместе с тем видел Петя, что нельзя отпускать этого человека: всегда, до последнего вздоха, будет он воевать со всем миром. Что же до четырнадцати часов…
– Если ты не выйдешь на связь до четырнадцати часов, твои друзья убьют профессора?
Всадник отвратительно заулыбался. Было видно, что мысль о гибели профессора ему приятна. А что? Хоть небольшая, а победа. И было без пяти два часа по местному времени. Нет, этот во что бы то ни стало продержится… Пять минут точно продержится…
Но! Но ведь Петя знает, что нужно делать! Совершенно ему не нужен этот погибший человек…
Кремешки сыпались на землю, катились, стучали… Петя не заметил, когда и как между ним и остальными появились рослые люди в остро пахнущей кожаной одежде.
– Этого? – ткнул пальцем Аах Юн во всадника.
– Нет-нет! Пока не его… На втором этаже, в этом подъезде…
– Что такое этаж? Подъезд – это такая пещера? – заинтересовался Аах Юн.
Самым трудным оказалось объяснить им вроде бы элементарные вещи: как найти нужное место. Вот другая проблема – как попасть в квартиру, не погубив этим заложника, показалась им как раз элементарной.
– Мы пошли, – коротко сказал Аах Юн, и его люди стали исчезать. Так прямо как стояли, невнятно улыбаясь, а по взмаху руки Аах Юна начали мгновенно растворяться в воздухе. И тут же в доме вспыхнула стрельба. В воздух взмыл дурной вопль, какой-то тяжелый удар… Спустя еще мгновение из подъезда пулей вылетел человек. Он мчался, не разбирая дороги, отчаянно летел, пока люди Селье не перехватили его. Он даже не пытался сопротивляться и только дико озирался, пока его обыскивали, притискивали к стене, скручивали. Вылетел второй, с окровавленным, дико перекошенным лицом. Правый глаз у него с невероятной скоростью вращался влево, левый – вправо, челюсти лязгали.
Петя чувствовал исходящий от него «запах» растерянности, злобы и страха. Стоп!!! Этого человека он знает.
– Мишель!
Старый знакомец потупился, стараясь отвернуться как можно сильнее. И Петя понял… Понял, почему он здесь, почему вылетел из этой квартиры. Когда-то Петя оставил его в пещере и еще считал себя чуть ли не преступником! Бывает… Не надо считать себя негодяем, принимая разумные решения. И надо помнить, что слабаки – самые скверные люди. Решение вспыхнуло мгновенно: Петя вскинул пистолет, почти прижав дуло к Мишелю, и выстрелил ему прямо в живот. Мишель с криком согнулся, и Петя выстрелил сантиметров с двадцати в ставшее совсем близким темя. Разлетелись темные пряди, словно розовый туман взвился в воздухе; крик оборвался.
Петя на каблуках повернулся, опять вскинул оружие. Первый выстрел пришелся в лицо. Всадник Приората непременно убил бы всех пленных, если бы имел такую возможность. Но от людей не ожидал и смотрел дико. Вторую пулю Петя положил в лоб. Французы совершенно обалдели… Если надо, он объяснит им потом.
Еще раз круто повернувшись, Петя быстро пошел, предоставляя людям Селье разбираться с первым пленным, с двумя трупами. Селье догнал его уже в подъезде.
Дверь в квартиру профессора распахнута настежь.
– Аах Юн! Ты где, Аах Юн!?
– Заходи, друг сильного человека.
Чтобы войти в комнату, пришлось перешагнуть труп человека с обломком копья в груди. Покойник лежал с перекошенным лицом, вцепившись в обломок сведенными в конвульсии руками.
В комнате Аах Юн с интересом рассматривал гравюру: на ней какой-то человек в парике и камзоле задирал платье на селянке. Пухлая девица с умопомрачительной грудью кокетливо заслонялась рукой.
Кто-то лежал ничком, вокруг принявшей странную форму головы расплывалось темное пятно по ворсу ковра. Профессор огорченно вертел в руках, созерцал обломки деревянного распятия. При виде Пети он бросился навстречу, разведя руки – прямо с обломками дерева:
– Пьер! Какое счастье, вы живы! Я вас оплакал уже много раз!
Профессор был голодный, отощалый, чудесная седая шевелюра сбилась мерзкими колтунами. Но здоровый, жилистый и сильный.
– Вас очень мучали?! Чем вас кормили?
– Что вы! Я сам готовил пищу для себя и этих… – профессор пощелкал пальцами, подбирая выражение. – В общем, для этих болванов. Если меня и мучали, то в основном идиотскими разговорами о скором наступлении то ли мирового коммунизма, то ли монархии под скипетром потомков Иисуса Христа. У меня нарушилось пищеварение от этого потока демагогии! Представляете, совершенно не мог есть твердого сыра! От пармезана сразу начинался запор, и никакие помидоры не помогали!
– Они вам покупали пармезан?!
– Конечно. Они покупали мне все, что я просил… На мои же деньги, что характерно! И вот что – расскажите мне о себе. Что происходило в мире – я же ни о чем понятия не имею.
– Он сам убил этого человека, – Аах Юн ткнул пальцем в лежащего навзничь. – Молодец! Дурак стал стрелять, и тогда старик ударил его дубинкой по голове… Дубинка сухая, поэтому сразу сломалась, – добавил он с явным сожалением.
– Да! Распятие разлетелось… Жаль, ничего другого не было под рукой… А ведь это вещь восемнадцатого века!
– Ты его убил. – Аах Юн не позволил увести себя в сторону. – Поэтому я оставляю его вам. Но того, у двери, убил я, и мы его заберем. Ты против?
– Нет… Но только зачем вам этот труп?
– Не все люди моего рода охотились, но все они хотят есть, – проницательно заметил Аах Юн.
Профессора передернуло, глаза у него потемнели.
– Лучше возьмите что-то на память! Вот, вам вроде нравилась гравюра…
– Самую лучшую память оставляет череп врага, когда муравьи съедят все лишнее. А тут, – Аах Юн ткнул пальцем в гравюру, – тут все нарисовано неправильно. – К изумлению Пети, дальше Аах Юн высказался в стиле, от которого залился бы краской самый завзятый матюгальщик. Пете сделалось крайне неловко, а вот профессор заинтересовался, кажется, даже заспорил…
– Нам пора, – бесцеремонно прервал его Аах Юн. – Если хочешь говорить, приходи к нам в пещеру. Вот он знает дорогу.
С этими словами Аах Юн ткнул пальцем в Петю и растворился в воздухе: с такой скоростью, что глаз не заметил. Исчезли и его спутники, и действительно труп, мученически запрокинувший мертвое лицо у двери.
– Какие чудесные люди! Вы нас и правда познакомите?!
– Пожалуйста… А где ваши коты, профессор?
– Коты… – Лицо профессора задрожало. – Это ужасно – они сразу убили и Ромея, и Норманна. Креста на них нет, на негодяях… А вы где были? Вы попали в Германию? Как Вальтер? Они и правда восстали? Вы остановили их, но как?!
Профессор все говорил, говорил, прыгал с темы на тему, ни на чем не задерживаясь долго. Петя понимал – ему необходимо выплеснуть кошмар этих недель, да и просто узнать – что происходило в мире? Ведь он неделями сидел под арестом, слушая только бредовые разглагольствования про мировой
