На этот раз врачи появились еще быстрее. Обошлось без обрушения тяжелых предметов, один из книжников — невысокий вихрастый мужчина, лежал у стенда, прилег, будто так захотелось выспаться, что не выдержал и заснул прямо так — на мягком покрытии, подложив руку под голову.
Медики двигались с той неспешностью, которая появляется, когда от твоих действий уже ничего не зависит.
Мы сделали это одновременно. Не надо было искать, надо было просто знать, что этот предмет здесь. Красный прямоугольник лежал в полуметре от тела. Как-то очень потянуло на корабль. И не важно, какая цифра нарисована, важно то, что где-то лежит список, и две фамилии в нем вычеркнуты.
Оказывается, майор умел размножаться делением. Рядом с ним образовались двое человекообразных в форме. Еще один неприятно материализовался у меня за спиной, причем так близко, что это раздражало на физическом уровне. Все похожие друг на друга и немного похожие на людей. Их выдавали глаза. Наверное, при приеме на службу у них забрали собственные и выдали служебные, похожие на тусклые стальные пуговицы. Все эти подчиненные были для чего-то нужны, например, сделать своего начальника умнее, быстрее и круче. Ну разве что круче. Майор шагнул мимо тела, ему не хватило миллиметра, чтобы наступить.
Полицейского интересовал лист пластмассы. Естественно, он его держал так, что было не рассмотреть номер. Наконец майор наигрался и развернул лист. Вероятно, в школе будущий следователь усиленно посещал театральный кружок. Надо было видеть выражение лица, вероятно, примерно так смотрелся великий Дворкин, когда первый звездолет с его двигателем вернулся из полета в подпространство — «вы сомневались, а я знал!».
Жирная черная единица украшала лист.
— Единичка, — майор смотрел на меня, будто вместо с цифрой нашел мои собственноручные признания в убийстве книжников.
— Вам везет.
— В чем?
— Есть шанс, что будет только семь убийств, и два уже состоялись.
На этот раз о несчастном случае говорить было неловко.
Я долго выбирал профессию. То есть не то чтобы сидел задумчиво на завалинке и перебирал возможности. Просто довелось заниматься много чем, и как-то я старался выбрать тот вид деятельности, где можно не разговаривать с идиотами. И в последнее время это мне почти удавалось. Это, конечно, несколько ударяло по кошельку, зато делало жизнь значительно комфортнее. Вероятно, перерыв в общении с умственно отсталыми был довольно большим. Майор не столько злил, сколько забавлял. Если бы не две смерти и ожидание еще пяти.
Полиция Мессе переживала свой звездный час. Когда еще на ярмарке кого-то убьют? Майор принялся за книжников. Вызывая к себе по одному выживших, он пытался ошарашить их вопросом:
— Ну, вы же конкуренты?
И пристально смотрел в глаза. Такой странный взгляд настороженного хорька — убежать или укусить?
Я понемногу уже начал привыкать к роли предмета интерьера. У меня никто ни о чем не спрашивал и ничего не просил — сиди себе в кабинете и помалкивай. Только не уходи. Элли было веселее — она хаотично передвигалась по ярмарке в поисках книг, изредка связываясь со мной.
— Майор, знаете, сколько погибшие мне должны? На моем месте вы бы пылинки с них сдували. Я понятен? Одного расплющило, а что с еще одним?
— Судя по симптомам — отравление. Скорее всего, контактный яд…
Попавший под майора книжник был мужчиной в возрасте и, кажется, на полицейского реагировал не как на личность, а как на такое особенное, не самое удобное устройство по получению информации. Книжник задумался.
— Наверное, что-то в типографской краске. Или что-то нанесенное на бумагу.
— Почему вы так думаете?
— Ну, это же очевидно. Тот, кто решил нас мочить, пытается это делать, как бы это сказать, — книжник, внимательно рассматривал два красных листа, лежащих на столе у майора, — в рамках жанра. Три признака — убить книжника, убить его с помощью чего-то, что имеет отношение к книгам, и подбросить красный лист с номером. Поэтому если яд, то, скорее всего, он был нанесен на страницы книги.
Уверенность книжника раздражала.
— Простите, а вы Лафофор, тот самый?
— Тот самый.
— Тиснение «Л» на корешках и форзацах книг — в честь вашей фамилии?
— Все верно.
— И поэтому вы так уверены в себе? Яд мог быть нанесен куда угодно и когда угодно.
— Безусловно. Я не детектив и не специалист по ядам. Но, согласитесь, было бы странно, если бы на книжной ярмарке убивали как-то иначе. Это против правил.
— Правил?
— Правил. И теперь примерно восемьдесят процентов за то, что я не следующий. Один из пяти — это неплохо. Пойдемте в кафе, надеюсь, тут можно где-нибудь съесть чего-нибудь горячего?
Кафе отыскалось на широкой балюстраде, опоясывающей Павильон. Внизу копошились читатели, коллекционеры, те, кто думали, что они коллекционеры, множество любителей купить что угодно дешево, и все они вместе ждали аукциона. Так ждут поезда, так встречают пароходы.
Лафофор заказал суп. Майор как-то ловко умудрился за счет книжника получить первое, второе и третье, я удовлетворился чашкой кофе. За свой счет.
— Вы сможете нас защитить? — поинтересовался книжник.
— Попробуем.
Было довольно трудно понять, о чем говорит майор — о блюде, до которого он еще не дошел, или о пятерых оставшихся в живых. Казалось, я мог просто выпить кофе и уйти. Если не оборачиваться и не видеть двоих полицейских у дверей кафе.
— Майор, — Лафофор отставил суп в сторону, — «попробуем» — это не совсем тот ответ, который хочется услышать от стража порядка.
— Вы можете улететь.
— И надеяться на то, что на каждом из кораблей нас не ждет по куску красной пластмассы с номером?
— Это ваш выбор.
— Я пока с вами посижу. И потом, знаете, этот аукцион… Некоторые из моих коллег, кто помладше естественно, ради того, чтобы поучаствовать в этом аукционе, отдали бы многое. Все-таки — событие десятилетия.
Майор не успел доесть, он как раз потянулся за десертом, когда его коммуникатор требовательно запищал. Майор Манин старался изо всех сил — молча выслушал и как ни в чем не бывало вернулся к еде.
— Теперь мои шансы один к четырем, — прокомментировал Лофофор. — Майор, прекратите нас держать за идиотов, имейте уважение к почти что покойникам. Кстати, вас, молодой человек, я не знаю, вы ведь не из наших. Не из книжников? И, кажется, не из полицейских. Вы тут зачем?
Сам факт, что меня заподозрили в том, что я книжник, уже радовал. Зачем я тут?
