предложу что-нибудь президенту и правительству и мирно отбуду вместе с другими спешно покидавшими Феофанию путешественниками.
Кстати, умные местные жители уже давно пили пиво далеко от панцирников и от Феофании. Умные и богатые. Боюсь, любительница крепкого и холодного не накопит средств на билет отсюда, даже если отдастся всем мужчинам этого города.
Я знаю еще одну печальную вещь. В Империи были рады, что Феофания в нее не входит. Пришлось бы в дело вступить имперскому флоту, а Император совсем не хотел из-за какой-то там планеты остаться без флота.
До панцирников оставалось километров шестьсот. Они наступали с севера на юг, и скорость их наступления была не связана с сопротивлением местной армии. Сто километров в час. Именно на такой скорости они гарантированно уничтожали все живое. Методичные ребята. Феофанию было жаль, но зато теперь мы знали о панцирниках в сотни раз больше. В сотни раз больше для того, чтобы, завидя их, тут же бежать без оглядки.
Две недели назад армада панцирников вошла в местную солнечную систему. Зачем они это сделали — пополнить припасы, остановиться передохнуть или их привлекли местные красоты, — останется неизвестно. Флагман флота вышел на связь с правительством. По уже известной традиции они были вежливы и деликатны. Они даже предупредили, что разумный вид, населяющий систему, будет уничтожен. И принялись за дело.
Вероятно, когда президент Феофании приглашал меня, он не знал, что панцирники еще никогда никому не угрожали. Это же не угроза — сообщить, что собираешься делать? Что они всерьез. И если какой-то специалист летит к планете, которой занялись панцирники, они не извиняются — прости, брат, не лети сюда, туда лети.
А может, он в суматохе забыл, что кого-то там приглашал, и сейчас, покинув родную систему, вспомнил о неудачливом специалисте по глобальным кризисам, хлопнул в ладоши, вздохнул и, кто знает, даже воскликнул: «Вот не повезло парню-то, а!»
А ведь Империи известны планеты вполне даже пригодные для жизни, кроме того, что жизни этой там близко нет. Если я прав, можно составить маршрут следования панцирников. Был бы у меня коммуникатор, мог бы порадовать живых мудрой мыслью.
— Пора и мне тебя угостить? У меня наверху уютно и тихо… И можно умыться, — для убедительности Кэрэн попыталась затолкать край юбки куда-то уж совсем высоко… и я сдался. Кто бы мог подумать, что меня так легко заманить литром воды? Что-то в глубине моего уже приготовившегося умирать мозга шевельнулось и потянулось к чистоте. Я вдруг понял, что вместо трансляции народ слушает какой-то местный хит, который ни разу не сменился на что-то еще за тот час, что я посвятил пиву и Кэрэн.
Надо понимать, что местные журналисты уже тоже либо свалили, либо готовились умирать. Остались я, Кэрэн и все те, кто при рождении не сообразил ни серебряную ложку в рот запихнуть, ни рубашку накинуть…
По крайней мере я себя напоследок увижу — там, где есть вода, должно быть и зеркало.
Меня ждал сюрприз. Оказалось, что достаточно снять с уха корку засохшей крови, как слух ко мне вернулся во всей красе стерео. А всё горячая вода — бережно выливаемая на меня Кэрэн. Огромное махровое полотенце задумывалось как предмет коллективного пользования, но я справился сам. Мне было хорошо. Чистый, теплый и уверенный в своем будущем. Чего еще? Кэрэн знала чего еще — объем сосуда не оставлял сомнений в крепости напитка. Я не ошибся. Мне стало еще лучше, а потом Кэрэн совершила чудо. Я как раз закончил формулировать просьбу дать мне просто поспать, когда в комнату вошла ОНА. То есть я даже знал, как её зовут… Вероятно, Кэрэн тоже умылась. Или дело было в том крепком, чего я выпил много?
Ну ведь не в длине же ног? И на самом деле — никто не знает, в чем именно. Потому что есть ведь такие — никаких изысков и глаз косит, а ты уже дышишь через раз, и все неважно, дайте дверь заколочу гвоздями, чтобы не убежала никуда.
Кэрэн меня любила. Это неважно, любил ли я её. Любовь такая штука, что если её много у кого-то одного — этого хватает обоим. Она хотела меня и хотела моих денег. Она могла забрать всё, но по неведомому мне тарифу высчитала сумму и аккуратно спрятала остаток в почти целый карман моих штанов. Эти деньги сгорят вместе с нами еще до рассвета, но Кэрэн — все равно. Как я сразу не заметил у нее эту чудесную родинку сантиметров на пять ниже пупка?
В этой жизни Кэрэн умела делать только две вещи — считать деньги и любить.
Это хорошо, что меня скоро убьют. Любовь — худшая из зависимостей, я не вышел бы отсюда до тех пор, пока Кэрэн своими маленькими пальчиками не отсчитает последнюю купюру. Я вышел бы отсюда ненадолго, чтобы обчистить первого попавшегося лишь для того, чтоб вернуться.
У президента Феофании была теория. То есть теория была у спецов, но, как это часто бывает, после того как президент её услышал, теория поменяла хозяина. Она была простой и понятной. Настолько, чтобы в неё можно было поверить. Спецы предположили, что панцирники — очень сильные эмпаты.
Панцирники чувствовали чужие эмоции. И, что нормально для эмпатов, не отличались сдержанностью.
Можно вообще не моргать. Можно заморозить мимические мышцы. Но нельзя не ужаснуться при виде панцирника. И панцирники чувствовали этот ужас. И отвечали. Примерно так мог бы ответить опарыш, прочувствовав гамму чувств барышни, только что обнаружившей личинку у себя в супе. По счастью, у опарышей нет космического флота.
Теория хорошая. Жаль, на практике она буксовала.
Президент начал с местного общества любителей животных. Я видел фотографии местной фауны. Я понимал президента, такое нельзя защищать, если только по какой-то странной прихоти не полюбить.
Делегация встречала флот панцирников на дальних подступах системы. Недолго встречала, секунд пятнадцать. Вероятно, именно столько понадобилось, чтобы панцирники поздоровались и уничтожили делегацию. С корабля велась трансляция, так что мы точно знаем, что панцирники поздоровались.
Потом опыт поставили на поклонниках местного культа. С учетом того, что их верховное божество сильно смахивало на черепаху и местное писание велело его любить сильнее жизни, — можно было на что- то надеяться. Но не нужно было. Служители культа сплоховали. Вероятно, они больше боялись, чем любили… В религиях так бывает.
Делегацию политиков собирали долго, набралось два человека. В это время нормальные политики уже были довольно далеко от родной планеты. Не знаю, почему президент Феофании решил, что политик в состоянии кого-то полюбить. Разве что в ванной перед зеркалом. Политики продержались не дольше остальных.
У меня был свой план. Не такой красивый, как теория президента, но все же. Теперь уже неработающий, но был.
Когда на подлете к системе я обнаружил, что меня никто не встречает… То есть не встречают представители клиента — панцирники были уже тут как тут — я решил, что аванс все же получен, а значит, нужно хотя бы попытаться его отработать.
Я не верил в теории, но у меня был план. Мне казалось — простой и безопасный.
Обычно панцирники вступали в контакт в пределах поражения своим оружием. План был простой — вступить в контакт и тут же оторваться от преследования. Мне казалось, что если бы удалось чуть-чуть дольше пообщаться с панцирниками — могло бы что-то получиться. Мой корабль был действительно очень быстрым. Недолго.
Вероятно, предел поражения оружия панцирников был больше, чем расстояние, которое им нужно было для контакта. Я не успел ничего сказать.
Простые планы часто бывают не лучше хороших теорий. Мы с президентом ошиблись. Только он далеко и в безопасности, а я падал на его родную планету.
С другой стороны, я видел панцирника — он со мной поздоровался — и все еще жив. Нас таких мало. Скоро снова не останется ни одного.
