покойного, взявшись за руки, сидели жених с невестой.
Снова зазвонил звонок, доктор Родигер поднялся и пошел открывать: между тем, Марианна еле слышно прошептала, глядя в пол:
— Я люблю тебя.
Фридолин в ответ не без нежности просто назвал ее по имени. Родригер вернулся в комнату вместе с пожилой супружеской парой. Это были дядя и тетя Марианны. Со смущением, обычно возникающим в подобной ситуации, они обменялись соответствующими обстоятельствам словами. Небольшая комната стала казаться переполненной, и Фридолин почувствовал себя лишним. Он поспешно произнес слова благодарности и надежды на новую встречу, и доктор Родигер проводил его до двери.
Глава 3
Выйдя из дома, Фридолин взглянул на открытое окно комнаты, которую он только что покинул. Створки окна слегка покачивались на весеннем ветру. Оставшиеся там люди, как живые, так и мертвые, казались ему одинаково нереальными и призрачными. Ему почудилось, что он только что ускользнул от неких меланхолических, грустных чар, в плен которых не следовало попадаться. Единственное, что осталось, — это странное нежелание идти домой. Снег на улицах таял, то тут, то там виднелись маленькие грязно-белые сугробы, мерцали огни фонарей, в церкви поблизости пробило одиннадцать. Фридолин решил посидеть полчаса в каком- нибудь кафе неподалеку перед тем, как отправиться домой, зашагал по парку, находившемуся около ратуши. Там, на укромных скамейках сидели, прижавшись друг к другу, парочки, словно уже наступила весна, и обманчиво-теплый воздух не таил в себе никакой опасности. На одной из скамеек, вытянувшись во всю длину и надвинув шляпу на лоб, лежал одетый в лохмотья человек. «Что если я его сейчас разбужу и дам ему денег на ночлег? — подумал Фридолин. — Ах, но что это решит! Тогда я должен буду позаботиться о нем и завтра, иначе в этом нет никакого смысла, и в конце концов буду заподозрен в преступной связи с ним». Фридолин ускорил шаг, чтобы как можно скорее уклониться от любого вида ответственности и искушения. «Почему именно этот? — спрашивал он себя, — в одной только Вене еще тысячи и тысячи таких же нищих. Заботиться о них всех?!» Он вспомнил о мертвеце, которого недавно оставил, и с некоторой дрожью отвращения подумал, что в этом худом теле, лежащем под коричневым фланелевым одеялом, вечные законы гниения и распада уже начали свою работу. И тогда Фридолин ощутил радость от того, что еще жив, и что, по всей вероятности, от него все эти трагические вещи еще далеки; от того, что он находится в самом расцвете своей молодости, что у него есть привлекательная, прелестная жена и что, если он пожелает, может иметь еще одну или даже несколько. Правда, для этого понадобилось бы больше времени, чем он мог себе позволить; и тут Фридолин припомнил: в восемь часов утра он должен быть в клинике, с одиннадцати до трех навещать частных пациентов, после обеда до пяти у него приемные часы, а вечером — еще несколько пациентов. И еще хорошо, если не придется задерживаться до поздней ночи, как сегодня.
Он пересек ратушную площадь, мостовая которой тускло светилась, словно коричневатая поверхность илистого пруда, и направился в район Йозефштат. Фридолин услышал гулкие мерные шаги и увидел, как вдалеке небольшая группа студентов, человек шесть- восемь, огибают угол здания и движутся по направлению к нему. На молодых людей упал свет фонаря, и Фридолину показалось, что он узнал в них «голубых алеманнов». Сам он никогда не входил в это общество, но в свое время участвовал в паре поединков на шпагах. Фридолин вспомнил студенческие годы, и сразу же — двух девушек в костюмах домино, которые вчера заманили его в ложу, а потом самым подлым образом бросили. Студенты подошли уже совсем близко, они громко разговаривали и смеялись; может, он знает кого-нибудь из них по работе в госпитале? Но при таком тусклом освещении невозможно было четко разглядеть лица. Фридолину пришлось прижаться к стене, чтобы не столкнуться с молодыми людьми — и вот они уже прошли мимо. Однако шедший последним высокий парень в расстегнутой зимней куртке и с повязкой на левом глазу, казалось, нарочно отстал и толкнул его локтем. Это не могло быть случайностью. «Что это взбрело парню в голову?» — подумал Фридолин, невольно остановившись. Пройдя еще пару шагов, парень тоже остановился, и некоторое время они, находясь уже на весьма значительном расстоянии, смотрели друг другу в глаза. Внезапно Фридолин резко развернулся и продолжил свой путь. Позади послышался короткий смешок — и Фридолин уже было обернулся, чтобы осадить парня, но почувствовал, как по-особенному стало биться его сердце. Совсем как тогда, двенадцать или четырнадцать лет назад, когда кто- то сильно колотил в дверь его дома, в то время как у него была молодая особа, которую постоянно разыскивал любимый, но постоянно отсутствующий, и не исключено, что вовсе не существующий жених. Тот, кто так грозно колотил в дверь, оказался всего лишь почтальоном. Сейчас его сердце билось совсем как тогда. «Что это? — сердито спросил он себя и заметил легкую дрожь в коленях. — Трусость? Вздор, — ответил он сам себе. — Пристало ли мне, человеку тридцати пяти лет, практикующему врачу, мужу, отцу, связываться с пьяными студентами? Поединок! Секунданты! Дуэль! И в завершении этого вызывающего поведения — ранение в руку? Невозможность в течении двух недель работать? Или выколот глаз? Или заражение крови? И через восемь дней — оказаться под коричневым фланелевым одеялом, совсем как господин с Шрейфогельгассе? Трусость?!»
Фридолин участвовал в паре дуэлей на шпагах и однажды был готов поучаствовать в дуэли на пистолетах, и не по
В этот момент Фридолин понял, что отдалился от своей цели, очутившись в маленьком узком переулке, по которому в поисках клиентов брела лишь пара оборванных проституток. «Странно, что я оказался здесь», — подумал он. И студенты в голубых беретах, и Марианна со своим женихом, дядей и тетей, которых он представил себе плечом к плечу стоящих у постели старого советника, показались ему призрачными и далекими. Как и Альбертина, которая сейчас уже наверное спит, как обычно, положив руки под голову, и даже его ребенок, свернувшийся калачиком в узкой белой латунной кроватке, и розовощекая горничная с родинкой на левом виске — все они были где-то очень далеко. В этом ощущении, немного ужасавшем Фридолина, было одновременно нечто успокаивающее. Что-то, что освобождало от любого рода ответственности, что, казалось, сводило на нет любые человеческие связи.
Одна из слоняющихся неподалеку девушек заговорила с Фридолином. Это было изящное, совсем еще юное создание. Очень бледна, губы ярко накрашены. «Это тоже может закончиться смертью, — подумал он, — только не
— Не хочешь прогуляться со мной, доктор?
Фридолин невольно обернулся.
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.
— Я не знаю вас, — сказала она, — но в этом районе каждый встречный — доктор.
Со времен гимназии он не имел никаких дел с подобными женщинами. Вернуться в годы своей ранней юности, куда завлекает его это существо? Фридолин вспомнил одного молодого элегантного человека, с которым был мимолетно знаком: как-то раз после бала они сидели в ночном кафе, и тот рассказывал о великолепных и счастливых моментах, проведенных с женщинами подобного рода. Вскоре он удалился с одной из таких профессионалок. На вопросительный взгляд Фридолина юноша ответил:
— Это всегда останется самым удобным и не самым плохим выбором.