Черта прикрытия

Ей оставались считанные часы. До недавних пор она отсчитывала время с точностью до минуты, но потом жара стала давить на мозг, и она сбилась со счета. Теперь даже для исчисления остатка жизни она бы не смогла его возобновить. В какой-то момент, думала она, ее труп остынет до нормальной температуры тела, охладится после самоиндуцированного температурного скачка. Она не знала, когда это случится. В корабле очень тепло, а двойной слой доспехов сам по себе — прекрасный термоизолятор. Чтобы улетучиться наружу, такому количеству тепла потребуются дни.

Она начала плакать. Даже не поняла, когда. Страх, разочарование, первобытный ужас зверя, пойманного в ловушку, навалились на нее. Слезы скопились в уголках глаз — в мертвом, наглухо закупоренном костюме им не нашлось иного места. Если бы костюм функционировал в нормальном режиме, они бы уже давно стекли по капиллярным отводным трубочкам наружу. Она продолжала дышать, но очень медленно и неглубоко; на спине костюма были резервуары, соединявшиеся с остальными системами механически, а запасов регенерирующих поглотителей в них ей хватило бы, чтоб выжить в течение десятков дней. Проблема заключалась в том, что костюм облегал ее слишком плотно: она не могла нормально дышать, потому что грудные мышцы бессильны были полностью расширить легкие. Но так и должно было быть, иначе бы она получила несовместимые с жизнью травмы при огромных перегрузках. Костюм просто сделал свою работу, обездвижив ее в гелепенном коконе, но тогда он еще был исправен.

Она чувствовала, как мозг отнимает кровь от остальных частей тела, а те понемногу отмирают, лишенные питательных веществ. Теперь потребление кислорода упало до минимально допустимых значений, но этого все еще было недостаточно; через некоторое время клетки мозга тоже начнут умирать от удушья, а следом и целые участки ткани. Она непрерывно секретировала размягчитель, чтобы не сорваться. Нет смысла паниковать, если это заведомо бесполезно; если ей суждено умереть во тьме и безмолвии, нужно сделать это с некоторым достоинством. Спасибо вам, наркосекреторные миндалины.

Она от всей души пожелала, чтобы виновников всей этой заварушки нашли и хорошенько выебали. Кто угодно. ГФКФ или Культура. Возможно, кому-то ее мечты о воздаянии показались бы детскими, незрелыми. Ну и хер с ними. Пускай эти гребаные ублюдки умрут ужасной смертью.

Да любой смертью, что уж там. Без разницы. Она уж как-нибудь смилостивится над ними.

Зло победило, если ты ведешь себя так, как ему от тебя и было надо, и тыры-пыры.

Ей было очень, очень, очень, очень жарко. Накатывала слабость. Сознание то и дело меркло. Она подумала, что это от кислородного голодания — или от перегрева, или от того и другого вместе? Неважно. Ей было очень одиноко. Она чувствовала себя брошенной, затерянной. Мысли плыли и двоились, личность словно бы распадалась. Смерть. Вот что это такое. Она умирает.

Ее ревоплотят, теоретически это несложно. Резервная копия у нее есть, она не забывала сохраняться точно по графику, каждые шесть часов с перезаписью поверх прошлой копии. Но разве это имеет значение? Это же будет не она. Другое тело, свежевыращенное, заполнят ее воспоминаниями, восстановлено будет все, кроме последних шести часов. И что с того?

Она здесь. Она умирает и умрет окончательной смертью; сознание и самосознание нельзя переписать, душу не переселишь. Восстановят только общую схему поведения.

Все, чем ты была, — лишь маленький, неощутимо крохотный кирпичик Вселенной, подумала она. Очень своеобразный кирпичик; он был здесь и прямо сейчас.

А все остальное — вздорные выдумки. Нет двух абсолютно совпадающих вещей, потому что их пространственные координаты всегда различаются. Ничто не может полностью соответствовать чему-то еще, потому что уникальность не воспроизводится. Ну и тыры-пыры.

Она поплыла куда-то вдаль и вглубь. Вспомнила детство, давно, казалось бы, стертые из памяти уроки в начальной школе.

— Что проис...

Сколь патетичны сии предсмертные слова.

Она стала думать о Лане.

Ее любовник, ее возлюбленный, ее любовь. Наверное, он умирает сейчас такой же смертью, в сотнях или тысячах кликов, задыхаясь от невыносимой жары в самом сердце холодного мрака. Она подумала, не поплакать ли ей напоследок, и вдруг почувствовала, как на коже проступил обильный пот. Сразу по всему телу. В кожу словно вонзились сотни крошечных колючек. Системы болеподавления сразу же активизировались и приглушили это чрезвычайно противное ощущение, помогли к нему как-то притерпеться.

Все ее тело плакало навзрыд.

Наступило время прощального поклона.

Спасибо всем. Спокойной ночи...

— Это ты тот чувак, с которым мне надо побазарить?

— Я не уверено. С кем конкретно вы бы хотели поговорить?

— С тем, кто у вас тут главный. Это ты?

— Я Адмирал-Законотворец Беттлскруа-Бисспе-Блиспин III. Моя привилегия — командовать силами ГФКФ в этом секторе пространства. А вы кто?

— Я военный корабль Культуры в-человечьей-шкуре, мое имя За пределами нормальных моральных ограничений.

— А, так это вы тот самый корабль класса «Палач», которого, как нам сообщалось, сюда направили? Как вы кстати! Мы — ГФКФ и наши друзья из миссии Культуры на Цунгариальском Диске — находимся под непрерывной и тяжелой атакой. Мы отчаянно нуждаемся в любом подкреплении, так что мы вам очень рады.

— Слышь, так это же был я. Я просто притворялся «Палачом».

— Притворялись? Я...

— Чувак, тут вот какая непонятка вышла. Вы меня обсели со всех сторон. Совсем недавно. Целая блядская эскадра: один флагманский корабль, четырнадцать поменьше и прорва кораблей поддержки плюс несамостоятельные оружейные платформы. Ну, мне пришлось их всех вырубить на хер. Извини.

Беттлскруа уставился в лицо похожему на человека существу, которое обращалось к нему с экрана.

Адмирал-Законотворец разместил свой штаб на Мечте, превосходящей ожидания — то был его флагман, один из трех кораблей класса «Глубочайшие извинения», которыми он командовал. Беттлскруа лично приказал Множественному натиску и его вспомогательной флотилии открыть огонь по кораблю класса «Палач», подоспевшему на поле боя. В ходе выполнения этой команды связь со всеми кораблями внезапно оборвалась; сперва все шло как будто бы по плану, но потом, очевидно, возникли проблемы. Корабли выпали из сети так быстро, что казалось невозможным, чтобы за столь краткое время их все могли уничтожить, поэтому в штабе Беттлскруа предположили, что пострадали сами коммуникационные устройства. Бесплодные попытки наладить связь с кораблями флотилии продолжались все время, что он вел этот разговор.

Хуже всего было то, что они потеряли из виду Вепперса на Сичульте. Согласно последним сведениям, поступившим буквально за минуты до этой неприятной беседы, в поместье Вепперса случился мощный взрыв, подробности происшествия уточнялись. Скорее всего, катастрофа имела место на пути флайера назад в главный дом. Беттлскруа пытался держать нервы под контролем и не думать о том, что эта новость может для него значить. Но теперь у него возникло ощущение, что держит себя в руках и старается не думать о неприятностях кто-то другой.

— Вырубить их всех? — повторил Беттлскруа осторожно. Это ведь не то, чего он боялся, ведь верно, ведь правда? — Прошу прощения, но мне не вполне ясен смысл неофициального термина, который вы только что употребили. У нас имеются некоторые сведения о столкновении, имевшем место за внешней границей системы...

— На меня напали без предупреждения, — сказало похожее на человека существо с экрана. — Я дал отпор. К тому моменту, как я закончил давать отпор, пятнадцать кораблей были уничтожены. Их не стало.