землевладельцев и солдатни.
Приехав домой, Аннетта потребовала к себе в комнату для серьезного разговора своего сына Пьера, намереваясь упрекнуть его в том, что он не отговорил свою легкомысленную кузину от опрометчивого шага.
– Увы, маман, я оказался бессилен, – выслушав материнские упреки, сказал Пьер. – Лора не желала слушать ничьих советов, она упрямо стояла на своем.
– Нужно было отвлечь ее от неприятных мыслей, развеселить, познакомить с каким-нибудь благородным джентльменом, на худой конец – не препятствовать Жаку Пуарье ухаживать за ней.
– Вряд ли ей все это помогло бы! Ее сердце отдано другому и заменить его никто бы не смог!
– Как? – Аннетта изумленно уставилась на сына. – Она все еще без ума от этого вертопраха? Разве ей непонятно, что он всего лишь жуир и авантюрист? Ах, как все печально!
– И тем не менее факт, маман! Лора все еще влюблена в этого человека, он стал для нее подлинным наваждением. Ни о ком другом она и слышать не желает, – с грустным вздохом подтвердил Пьер.
– Ну и дура, – в сердцах выпалила Аннетта, а Пьер пожал плечами: дескать, уж в ее выборе я точно не виноват.
Но в душе они оба понимали, что Лора просто-напросто влюблена.
Если бы она слышала их разговор, то наверняка согласилась бы с мнением Аннетты, хотя и добавила бы, что в Калифорнию ее влечет вовсе не желание укрыться от сплетен и не стремление посетить памятные ей места тайных встреч с Кейдом, а чувство вины перед своими родными и знакомыми.
Ей оказалось дьявольски трудно расстаться с Новым Орлеаном, гораздо труднее, чем она предполагала. Покидая любимый ею город, Лора испытывала такое чувство, словно оставила в нем частицу самой себя. Ведь здесь прошло ее детство, беззаботная и счастливая пора, и навсегда распроститься с этой частью своей жизни было очень непросто. Однако теперь она стала взрослой женщиной и должна делать то, чего ни за что не сделала бы, будучи капризной девчонкой.
А ведь еще сравнительно недавно ей казалось, что Новый Орлеан залечит все ее душевные раны и станет местом ее преображения. Как рьяно доказывала она Кейду, что только в ее родном городе ей удастся забыть все дурное и начать жить заново. Оказалось, что она заблуждалась, а циничный Кейд словно в воду смотрел: светское общество Нового Орлеана бессердечно отвергло нарушительницу его неписаных законов и вынудило ее искать себе новое пристанище.
Узнав о намерении Лоры уехать из Нового Орлеана, Жак Пуарье чрезвычайно огорчился и попытался ее отговорить. Он примчался к ней в день ее отъезда, расстроенный и бледный, и воскликнул:
– Как вы могли поступить со мной столь жестоко! Неужели вы так и не поняли, что этот человек недостоин вашей жертвы! Мне не верится, что слепая любовь к нему лишила вас рассудка, Лора! А ведь я надеялся, что вы поймете, кто питает к вам подлинно чистые чувства! Вы же продолжаете встречаться с ним и не способны думать ни о ком другом.
В отчаянии он запустил пальцы в свои белокурые волосы и взъерошил их так, что стал похож на испуганного ежика.
Лора сдержала неуместный смешок и честно ответила:
– Вы заблуждаетесь, Жак! Мы с ним не встречались после скандала на балу.
Слезы навернулись ей на глаза, виконт упал на колени и стал целовать ей руки, умоляя ее не делать глупостей и не уезжать в Калифорнию. Лора сжалилась над ним и пообещала, что непременно встретится там с ним, когда он туда приедет. Простившись с Жаком, она почувствовала невероятную опустошенность и усталость, однако своего решения не изменила.
К вечеру первого дня ее морского путешествия разыгрался шторм. Пронзительный холодный ветер швырял о борт судна тяжелые волны, похожие на свинцовые чушки, морская пучина бурлила, грозя разбить корабль в щепки. Лору мутило и тошнило, однако она стоически выдержала тяжелое испытание и нашла в себе силы пересечь Панамский перешеек – край кровожадных комаров, жары и опасных болезней – и затем снова сесть на пароход до Игеры.
И лишь спустя еще две изнурительные недели, когда ее взору наконец-то предстал знакомый калифорнийский пейзаж – песочный пляж, высокие пальмы и домики под красными черепичными крышами, она с облегчением вздохнула и позволила себе расслабиться. Все ее мытарства, начавшиеся в этом порту девять месяцев назад, закончились, и впереди у нее была долгожданная встреча с отцом и друзьями, отдых и покой. Лора потуже стянула под подбородком концы кружевной мантильи и приготовилась сойти на причал.
Глава 25
В Южной Калифорнии наконец-то установилась теплая ясная погода, и Лора не преминула воспользоваться ею, чтобы позагорать во внутреннем дворике. Карлотта умоляла ее не увлекаться лежанием в шезлонге под палящими лучами, чтобы не пересушить свою нежную кожу. Но Лора не желала прислушиваться к совету мачехи, истосковавшись по ласкам солнца и чуть влажного ветерка, пропитанного запахом океана. После холодных дождей и пронзительного ветра ее тело нуждалось в естественном прогревании, а надломленный испытаниями дух – в умиротворении.
В доме отца жизнь Лоры текла спокойно и размеренно, и постепенно воспоминания о недавних потрясениях, выпавших на ее долю, блекли и таяли. Блаженное безделье ее не утомляло, а исцеляло, как бальзам. Карлотта всегда была готова разделить с ней досуг, а Филипп Аллен старался относиться к дочери снисходительно и терпимо.
У Лоры пробудился интерес к чтению, и она подолгу просиживала в отцовской библиотеке, куда еще год назад даже не заглядывала, занятая делами и проблемами совершенно иного свойства. Теперь же она проглатывала одну книгу за другой, как целебное лекарство для своего ума, расстроенного свалившимися на нее несчастьями.
Но однажды ее невинное занятие преподнесло ей неожиданный сюрприз, нарушивший спокойное течение ее дней. Перелистывая страницы романа, Лора обнаружила между ними засохший цветок и разрыдалась. Эту розу подарил ей в ночь ее грехопадения Кейд. Когда-то ароматная и свежая, она сморщилась и увяла, подобно ее девичьим мечтам и надеждам. Ее сухие лепестки воскресили в сердце Лоры все, что произошло между ней и Кейдом, и вызвали бурный поток слез.
Успокоившись и приведя себя в порядок, Лора спустилась в гостиную, чтобы засвидетельствовать свое почтение Карлотте. Мачеха предложила ей бокал портвейна и, когда Лора села в кресло у камина, мягко спросила, чем она так взволнована.
– В последние дни я много размышляла о политике, – ответила Лора, сделав глоток вина. – Как ты думаешь, может Калифорния присоединиться к Соединенным Штатам?
Завязать разговор о Кейде Колдуэлле Лора не решилась, а потому начала издалека, надеясь, что мачеха сама вспомнит о нем в ходе дискуссии. Карлотта отложила на столик вязанье и посмотрела на падчерицу с легким изумлением:
– По-моему, пока дело не продвинулось дальше кривотолков. Слухи о присоединении – только отголоски событий в Техасе. Поговаривают, что он вот-вот станет новым американским штатом.
При упоминании о Техасе Лора вздрогнула и поморщилась, словно съела целый лимон. Изнуренный жарой и войной, дикий край ассоциировался в ее сознании с кровожадными индейцами, колючими кактусами, растресканной землей, покрытой толстым слоем красной пыли, и снятыми скальпами. Там она впервые ощутила смертельный ужас и поняла, что сама способна убить человека, спасая свою жизнь.
– Я думаю, что все так и будет, – подтвердила Лора.
– Откуда у тебя такая уверенность? – вперила в нее Карлотта испытующий взгляд.
– Из моих логических умозаключений, – пожала плечами Лора. – А следом за Техасом в Соединенные Штаты вступит и Калифорния. Сюда приезжает все больше американцев, поэтому она отойдет от Мексики. До меня дошли слухи, что некий швейцарец по фамилии Саттер купил у русских землю неподалеку от Монтерейя и теперь разводит там скот. Еще живя в Новом Орлеане, я слышала, что ему нужны рабочие руки. Поток переселенцев, вне всякого сомнения, скоро усилится, что вызовет недовольство мексиканского правительства. Короче говоря, я уверена, что вот-вот начнется война.
При ее словах Карлотта едва не поперхнулась портвейном. Она поставила бокал на столик и сделала большие глаза:
– Ты не преувеличиваешь, Лоретта?
