тысяч подберут дворники на улице… То есть не девять, позвольте… Нет, не девять… А вот что я вам скажу: ботинки — сорок пять рублей… Да, а где еще девять червонцев? Да, брился я — рубль пятнадцать… Довольно это паскудно выходит… Впрочем, там аванс сейчас я возьму. А как он мне не даст? Вдруг я приезжаю, говорят, что от разрыва сердца помер, нового назначили. Комичная история тогда выйдет. Дорогой Мохриков, спросят, а где же двести пятьдесят рублей? Потерял их, Мохриков, что ли? Нет, пусть уж он лучше не помирает, сукин кот… Извозчик, где сейчас пива можно выпить в вашей паршивой Москве?
— Пожа, пожа, пожа… В казине.
— Это самое… как его зовут?.. Подъезжай сюда. Сколько?
— Два с полтиной.
— И… э… ну, вот, что ты? Как тебя зовут?.. Поезжай.
Человек в шоколадном костюме и ослепительном белье, с перстнем на пальце и татуированным якорем на кисти, с фокусной ловкостью длинной белой лопаткой разбрасывал по столу металлические круглые марки и деньги и говорил:
— Банко сюиви! Пардон, месье, игра продолжается!..
За круглыми столами спали трое, положивши головы на руки, подобно бездомным детям. В воздухе плыл сизый табачный дым. Звенели звоночки, и бегали с сумочками артельщики, меняли деньги на марки. В голове у Мохрикова после горшановского пива несколько светлело, подобно тому, как светлело за окнами.
— Месье, чего же вы стоите на ногах? — обратился к нему человек с якорем и перстнем. — Есть место, прошу занимайте. Банко сюиви!
— Мерси! — мутно сказал Мохриков и вдруг машинально плюхнулся в кресло.
— Червонец свободен, — сказал человек с якорем и спросил у Мохрикова: — Угодно, месье?
— Мерси! — диким голосом сказал Мохриков…
Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами — зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами.
— Я вас слушаю, — сказал человек за столом.
— Случилось чрезвычайно важное происшествие, — низким басом сказал Мохриков, — такое происшествие, прямо неописуемое.
Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет.
— Слушаю вас, — сказал человек.
— Вот портфель, — сказал Мохриков, — извольте видеть — дыра, — доложил Мохриков и показал.
Действительно, в портфеле была узкая дыра.
— Да, дыра, — сказал человек.
Помолчали.
— В трамвай сел, — сказал Мохриков, — вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) — ножиком взрезали!
— А что было в портфеле? — спросил человек равнодушно.
— Девять тысяч, — ответил Мохриков детским голосом.
— Ваши?
— Казенные, — беззвучно ответил Мохриков.
— В каком трамвае вырезали? — спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство.
— Э… э… в этом, как его, в двадцать седьмом…
— Когда?
— Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и… прямо форменный ужас…
— Так. Фамилия ваша как?
— Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону.
— Происхождение?
— Отец от станка, мать кооперативная, — сказал жалобным голосом Мохриков. — Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу.
— Сегодня банк заперт, — сказал человек, — в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили?
«Я погиб», — подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил:
— Да это я вчера, которые эти… д… деньги получил.
— А где были вечером вчера? — спросил человек.
— Э… э… Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился…
— В казино не заезжали?
Мохриков бледно усмехнулся:
— Что вы! Что вы! Я даже это… не это… не, не был, да…
— Да вы лучше скажите, — участливо сказал человек, — а то ведь каждый приходит и говорит — трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили…
— Был, — вдруг сказал Мохриков и всхлипнул.
— Ну, вот и гораздо проще, — оживился человек за столом. — И мне удобнее, и вам.
И позвонивши, сказал в открывшуюся дверь:
— Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить…
И Мохрикова повел Вахромеев.
Воспаление мозгов*
Посвящается всем редакторам еженедельных журналов.
В правом кармане брюк лежали 9 копеек — два трехкопеечника, две копейки и копейка, и при каждом шаге они бренчали, как шпоры. Прохожие косились на карман.
Кажется, у меня начинают плавиться мозги. Действительно, асфальт же плавится при жаркой температуре! Почему не могут желтые мозги? Впрочем, они в костяном ящике и прикрыты волосами и фуражкой с белым верхом. Лежат внутри красивые полушария с извилинами и молчат.
А копейки — брень-брень.
У самого кафе бывшего Филиппова я прочитал надпись на белой полоске бумаги: «Щи суточные, севрюжка паровая, обед из 2-х блюд — 1 рубль».
Вынул девять копеек и выбросил их в канаву. К девяти копейкам подошел человек в истасканной морской фуражке, в разных штанинах и только в одном сапоге, отдал деньгам честь и прокричал:
— Спасибо от адмирала морских сил. Ура!
Затем он подобрал медяки и запел громким и тонким голосом:
