уважаемый член союза Микула?
— Именинник он! — ответила масса.
— Нет, милые граждане, не в этом дело. Корень зла лежит гораздо глубже. Наш Микула пьян, потому что он… болен.
Масса застыла, как соляной столб*.
Багровый Микула открыл один совершенно мутный глаз и в ужасе посмотрел на представителя.
— Да, — милейшие товарищи, пьянство есть не что иное, как социальная болезнь, подобная туберкулезу, сифилису, чуме, холере и… Прежде чем говорить о Микуле, подумаем, что такое пьянство и откуда оно взялось?.. Некогда, дорогие товарищи, бывший великий князь Владимир, прозванный за свою любовь к спиртным напиткам Красным Солнышком, воскликнул: «Наше веселие есть пити!»
— Здорово загнул!
— Здоровее трудно. Наши историки оценили по достоинству слова незабвенного бывшего князя и начали выпивать по малости, восклицая при этом: «Пьян, да умен — два угодья в нем!»
— А с князем что было? — спросила масса, которую заинтересовал доклад секретаря.
— Помер, голубчики. В одночасье от водки сгорел, — с сожалением пояснил всезнайка- секретарь.
— Царство ему небесное! — пискнула какая-то старушечка. — Хуть и совецкий, а все ж святой.
— Ты религиозный дурман на собрании не разводи, тетя, — попросил ее секретарь, — тут тебе царств небесных нету. Я продолжаю, товарищи. После чего в буржуазном обществе выпивали девятьсот лет подряд, всякий и каждый, не щадя младенцев и сирот. «Пей, да дело разумей», — воскликнул знаменитый поэт буржуазного периода Тургенев. После чего составился ряд пословиц народного юмора в защиту алкоголизма, как-то: «Пьяному море по колено», «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», «Не вино пьянит человека, а время», «Не в свои сани не садись», и какие, бишь, еще?
— Чай не водка, много не выпьешь! — ответила крайне заинтересованная масса.
— Верно, мерси. «Разве с полведра напьешься». «Курица и та пьет». «И пить — умереть, и не пить — умереть». «Налей, налей, товарищ, заздравную чару!..»
— Бог зна-е-ет, что с нами случится, — подтянул пьяный засыпающий Микула.
— Товарищ больной, прошу вас не петь на собрании, — вежливо попросил председатель, — продолжайте, товарищ оратор.
— «Помолимся, — продолжал оратор, — помолимся Творцу, мы к рюмочке приложимся, потом и к огурцу», «господин городовой, будьте вежливы со мной, отведите меня в часть, чтобы в грязь мне не упасть», «неприличными словами прошу не выражаться и на чай не выдавать», «февраля двадцать девятого выпил штоф вина проклятого», «ежедневно свежие раки», «через тумбу, тумбу раз»…
— Куда?! — вдруг рявкнул председатель.
Пять человек вдруг, крадучись, вылезли из рядов и шмыгнули в дверь.
— Не выдержали речи, — пояснила восхищенная масса, — красноречиво убедил. В пивную бросились, пока не закрыли.
— Итак! — гремел оратор, — вы видите, насколько глубоко пронизала нас социальная болезнь. Но вы не смущайтесь, товарищи. Вот, например, наш знаменитый самородок Ломоносов восемнадцатого века в высшей степени любил поставить банку, а, однако, вышел первоклассный ученый и товарищ, которому даже памятник поставили у здания Университета на Моховой улице. Я бы еще мог привести выдающиеся примеры, но не хочу… Я заканчиваю, и приступаем к выборам…
«…после чего рабочие массы выбрали в кандидаты месткома известного алкоголика, и на другой же день он сидел пьяный, как дым, на перроне и потешал зевак анекдотами, рассказывая, что разрешено пить, лишь бы не было вреда».
В управлении Юго-Западных провизионки выдают только женатым. Холостым — шиш. Стало быть, нужно жениться. Причем управление будет играть роль свахи.
А не думает ли барин жениться.
Железнодорожник Валентин Аркадьевич Бутон-Нецелованный, человек упорно и настойчиво холостой, явился в административный отдел управления и вежливо раскланялся с провизионным начальством.
— Вам чего-с? Ишь ты, какой вы галстук устроили — горошком!
— Как же-с. Провизионочку пришел попросить.
— Так-с. Женитесь.
Бутон дрогнул:
— Как это?
— Очень просто. Загс знаете? Пойдете туды, скажете: так, мол, и так. Люблю ее больше всего на свете. Отдайте ее мне, в противном случае кинусь в Днепр или застрелюсь. Как вам больше нравится. Ну, зарегистрируют вас. Документики ее захватите, да и ее самое.
— Чьи? — спросил зеленый Бутон.
— Ну, Варенькины, скажем.
— Какой… Варенькины?..
— Машинистки нашей.
— Не хочу, — сказал Бутон.
— Чудачина. Желая добра тебе говорю. Пойми в своей голове. Образ жизни будешь вести! Ты сейчас что по утрам пьешь?
— Пиво, — ответил Бутон.
— Ну, вот. А тогда шоколад будешь пить или какао!
Бутона слегка стошнило.
— Ты глянь на себя в зеркало Управления Юго-Западных железных дорог. На что ты похож? Галстук, как бабочка, а рубашка грязная. На штанах пуговицы нет, — ведь это ж безобразие холостяцкое! А женишься, — глаза не успеешь продрать, тут перед тобой супруга: не желаете ли чего? Как твое имя, отчество?
— Валентин Аркадьевич…
— Ну, вот, Валюша, стало быть, или Валюн. И будет тебе говорить: не нужно ли тебе чего, Валюн, не нужно ли другого, не нужно ли тебе, Валюша, кофейку, Валюте — то, Валюте — другое… Взбесишься прямо!.. То есть что это я говорю?.. не будешь знать, в раю ты или в Ю.-З. же-де!
— У ней зуб вставной!
— Вот дурак, прости Господи. Зуб! Да разве зуб — рука или нога? Да при этом ведь золотой же зуб! Вот чудачина, его в крайнем случае в ломбард можно заложить. Одним словом, пиши заявление о вступлении в законный брак. Мы тебя и благословим. Через год зови на октябрины, выпьем!
— Не хочу! — закричал Бутон.
— Ну ладно, вижу, вы упрямец. Вам хоть кол на голове теши. Как угодно. Прошу не задерживать занятого человека.
— Провизионочку позвольте.
