либо отрицательной информации официального характера командование до нас не доводило. Сам факт таких разговоров в общем-то никакого значения не имел поскольку такие разговоры велись бы в любом обществе в непосредственной близости от которого развивались события мирового масштаба, наше общество в этом смысле не было исключением.
Реальность и близость этих событий каждый из нас мог наблюдать своими глазами практически каждый день, не пользуясь при этом телевизором. Для примера приведу один запомнившийся мне на всю жизнь эпизод, случайным свидетелем которого я стал. Во второй половине дня, выполняя какую-то работу, я в компании нескольких других бойцов копошился в парке. Над нами, высоко в небе пролетал реактивный боевой самолёт, что само по себе ничего интересного из себя не представляло — их летало множество и летали они часто. Конечно же я не стал отвлекаться от своих забот и подымать взгляд к небу, но если бы я это сделал то увидел бы, что к прямому как стрела следу от самолёта приближался другой, ломаный как многоколенная молния след. Самолёт догоняла ракета ПВО. В следующую секунду в небе раздался мощный взрыв — ракета попала в самолёт. До нас докатился громкий гул взрыва и даже незначительное колебание воздуха вызванное взрывной волной — остаться равнодушным к происходящему теперь было нереально. Посмотрев вверх я сразу смог увидеть полную картину произошедшего, поскольку солнце не столь ярко светило и не слепило глаз. Ракетам ПВО необязательно точно попадать в цель, достаточно взорваться в непосредственной близости от объекта атаки так как самолёты и вертолёты не могут нести на себе очень прочной (а следовательно и тяжёлой) брони и в небе нет укрытий за которые можно спрятаться. Поражающие элементы которыми начинена ракета, её собственные осколки, взрывная волна повредят летательный аппарат даже если ракета взорвётся на определённом удалении от него, но в случае не слишком сильного повреждения у экипажа появляется шанс либо покинуть свою машину катапультировавшись, либо попытаться дотянуть до своего аэродрома и там благополучно сесть. У экипажа самолёта, сбитого над нами шанса на спасение не было — ракета или взорвалась совсем близко от самолёта или же вообще попала точно в него. Непосредственно момент попадания ракеты я конечно же не видел, я не следил за движением самолёта, зато я хорошо видел, что произошло в следующие доли секунды после этого: самолёт разорвало на две приблизительно равные по размеру части которые продолжая движение по удаляющейся от нас траектории упали за гору без последующих взрывов. В небе, на том месте где ракета поразила самолёт, осталось небольшое облако дыма, слабо заметные следы дыма отмечали последний путь обоих частей сбитого самолёта, сами же эти части падали на землю без видимого горения. Достаточно скоро дым почти рассеялся и лишь совсем мало заметное облачко отмечало место гибели боевой машины и его пилота.
Мы с интересом и даже с определённой заворожённостью смотрели в верх делясь при этом друг с другом размышлениями об увиденном. Увиденное в небе произвело на нас большёе впечатление и вызвало у нас восторг, по этому свои размышления мы высказывали в основном при помощи мата. В общих чертах наши высказывания выглядели примерно следующим образом: «Видел, да?!», «Хана ему!», «Отлетался, падла!». Последние наши высказывания, равно как и восторг объяснялись отсутствием у нас сомнений в том, что сбитый самолёт был американским и следовательно пилот, наверняка участвовавший в бомбардировках Сербии получил заслуженное наказание.
В тот же день я рассказал об этом происшествие знакомому сербу, владельцу маленького магазинчика, который на момент падения самолёта куда-то уезжал и соответственно столь знаменательного события не видел. Серб хорошо говорил по-русски и понял меня естественно тоже хорошо. Немного подумав и слегка улыбнувшись он высказал своё мнение запомнившейся мне фразой: «Это дело, это надо». Люди очень часто, не имея точной информации, но при этом стремясь к хорошему, принимают желаемое за действительное, именно так и случилось в этот раз с нами. Как выяснилось через несколько недель сбитый самолёт оказался не американским, а сербским, пилот управлявший им погиб. Я до сих пор с большим уважением и почему-то даже с жалостью вспоминаю этого неизвестного мне героя, погибшего защищая свою Родину от значительно превосходящего по силе агрессора. В районе населённого пункта Прибой, где мы располагались всё же упал и натовский самолёт. Я опять находился в парке когда грохнул отдалённый мощный взрыв и ударная волна слегка шатнула землю. Через неделю стало известно, не помню уж каким образом, что на сей раз в небе победу одержали сербы, повреждённый натовский самолёт не дотянул до базы, пилот вроде как спасся.
В те дни к обычной миротворческой деятельности нам добавили большое количество выездных постов и маршрутов патрулирования. Находясь на постах, которые естественно устанавливались в проблемных населённых пунктах, мы могли лично наблюдать митинги и демонстрации на которых сербы высказывали своё недовольство действиями США. Недовольство сербов вызывал факт того, что «главный демократ планеты Земля» стремился выбросить их родственников из собственных домов в Косово, не согласных с выселением просто поубивать, а высвободившуюся таким образом территорию заселить албанцами, которые исторически в тех краях вообще никогда не жили. Наивные сербы вероятно предполагали, что их возмущение хоть как-то повлияет на ситуацию, а их нелепый и достаточно жалкий протест что-либо изменит. Ясное дело, появлялось там и телевиденье, однако мало вероятно чтобы отснятые на месте проведения демонстраций материалы уходили дальше, чем в местную телерадиостанцию.
Сербы активно общались с нами, нам же было рекомендовано не слишком усердствовать в общение, поскольку когда сюжет покажут по телевиденью то этот энтузиазм в общении с митингующими сербами неизбежно увидят наши американские коллеги по миротворческой деятельности. Естественно американцы будут предъявлять претензии, в том смысле, что раз уж мы взаимодействуем между собой в сфере миротворчества, то с российской стороны не правильным будет сочувствовать сербам когда те критикуют агрессивные действия США. Это видимо беспокоило наше командование и нам даны были соответствующие указания. Я, в связи с этим, не лез обниматься к сербам, но позировал с ними перед телекамерами и брал их листовки весьма охотно. Две листовки я сохранил на память и они до сих пор хранятся у меня. Одна из них содержит схематичное изображение падающего американского бомбардировщика-невидимки, детской рогатки и запущенного из неё шарика летящего по направлению к этому самолёту. Дело в том, что по мере нарастания бомбардировок сербы смогли каким-то образом сбить по меньшей мере один самолёт- невидимку, который к тому же упал на сербской же территории.
Останки этого самолёта я видел в военном музее в Белграде (столица Сербии). Интерес у меня вызвал материал которым был покрыт этот летательный аппарат, материал по виду напоминал вспененную резину, и как мне представляется, он либо изначально был таким и его американские создатели пытались с его помощью сделать самолёт абсолютно невидимым, либо это краска приобрела такой вид когда самолёт горел. Надо полагать сербы должным образом ознакомились с устройством самолёта и не поскупились полученными данными с теми кому передать их было бы полезно.
Сербские мирные демонстрации не приносили сербам какой либо пользы, не приносили они вреда и НАТО, а вот более решительные, носящие военный характер действия сербов в Боснии вполне могли принести существенный вред американцам и американцы это хорошо понимали. Существенно усилилось боевое охранение американских баз: на КПП появились танки «Абрамс». Колонны и патрули стала сопровождать гусеничная бронетехника, хотя ранее я этого не видел ни разу.
Находясь на выездном посту где-нибудь не далеко от границы с Сербией каждую ночь можно было наблюдать работу сербских зенитчиков: гирлянды трассирующих снарядов практически непрерывно устремлялись в ночное небо. Косово напоминало нам о себе практически ежедневно и соответственно мы в свою очередь постоянно думали и говорили о Косово, конечно же говорили и о возможности нашего участия в том, что там происходит.
Разговоры разговорами, а вот конкретной информацией по этому вопросу мы не располагали и никаких приготовлений к возможному нашему участию в косовских событиях, как мне лично казалось, не проводилось. Однако такие приготовления наше командование проводило. Я тогда служил во второй парашютно-десантной роте (2ПДР) которая относилась к первому батальону. Наша боевая подготовка в те дни не отличалась от обычной: физ. подготовкой мы занимались ежедневно (кроме воскресенья) и один- два раза в неделю ездили на стрельбище выполнять обычные стрелковые упражнения. Совсем по другому обстояло дело во втором батальоне на основе которого в дальнейшем и был сформирован батальон вошедший в Косово. Не знаю как проводилась у них физическая подготовка, но вот огневая проводилась усиленно. Ребята чаще ездили на стрельбы, стреляли много и разнообразно, подготовка включала в себя
