— Надо проглотить одну, если заболеете.
За чаем она говорила радостно, возбужденно; ее взгляд потеплел, стал вполне осмысленным:
— Как вы интересно живете… Красивый дом, книги… У вас интересная работа, друзья…
На минуту я подумал, что она нарочно стояла на рельсах, хотела вызвать сострадание, чтобы кто-то пригласил ее на дачу, приютил, ввел в круг своих знакомых, но она тут же доказала свою бесхитростность:
— А у меня никого нет… Я боюсь остаться одна… Надо же! У меня такие родители — и я такая!
— Какая? — спросил приятель.
— Никакая. А ведь мой отец маршал…
Она назвала фамилию известного военачальника. Мы с приятелем переглянулись.
— Но ведь ты говорила, что твой отец умер, — простодушно сказал я, все еще ничего не понимая.
— Ну и что? Тот был отчим…
— Ясненько, — приятель наклонился ко мне и тихо выдохнул: — Мания величия. Что ты делала на железной дороге? — он обратился к Варе.
— Просто стояла… — у нее опять появился остекленелый взгляд. — За мной гнался парень… Я от него убежала…
— Неправда, — я перебил ее. — Я видел, за тобой никто не гнался. А если и гнался парень, может, он просто хотел с тобой познакомиться.
— Мания преследования, — шепнул мне приятель, а Варю спросил в лоб: — Ты в больнице лежала?
— Да. Два раза… под Наро-Фоминском. Но первый раз меня туда отвезли с работы нарочно. Я им мешала… а второй раз положила сестра.
— Ты с ней поговори, — вновь зашептал приятель, — а я пойду позвоню, вызову неотложку.
Он вышел, я налил Варе чаю.
— Все у тебя хорошо. Хороший возраст, внешность. У тебя модные вещи… Ты должна нравиться парням… И друзья у тебя будут…
— Не знаю, — не очень уверенно, но уже с улыбкой протянула она, а выпив чай, отошла к подоконнику и стала что-то рисовать на оберточной бумаге.
Вернулся приятель и подмигнул мне, давая понять, что все в порядке.
— Может, не стоит? — шепнул я ему. — Лучше отвезти ее к сестре? Может, это просто минутная слабость?
Он усмехнулся:
— О чем ты говоришь? А бред про родителей? А больница? Сегодня не натворит, так завтра. Навязчивая идея. Здесь все ясно.
А Варя уже совсем освоилась в нашей компании.
— Посмотрите, вам нравятся эти рисунки? — она протянула лист бумаги, изрисованный необычно стилизованными зверями.
— Это буйвол, это страус, — начала объяснять она и вдруг онемела, уставившись на застекленную стену.
Около изгороди стояла машина «скорой помощи», а в калитку входили двое парней в белых халатах… Заподозрив неладное, Варя побледнела и попятилась.
— Нет, нет, только не это… Не отправляйте меня в больницу… Не имеете права. Я больше не буду этого делать… Я уже успокоилась. Поговорила с вами, и мне стало легче…
Врачи невозмутимо, по-деловому спросили у нее фамилию, имя и возраст, в какой больнице и когда находилась, все записали и твердо объявили:
— Поедешь с нами. Тебе нужно немного подлечиться.
— Вы уверены, что она больна? — тихо спросил я одного из врачей.
Он выразительно посмотрел на меня и дал исчерпывающее заключение.
— Абсолютно!
Сходя по ступеням террасы, она обернулась и зло посмотрела на меня:
— Обещали просто попить чая… Заманили и обманули.
— Понимаешь, Варя, тебе нужно подлечить нервы. Потом все будет хорошо, — заплетаясь, бормотал я, в глубине души чувствуя, что поступаю предательски.
Мы проговорили с приятелем до полуночи. Он убедительно доказывал, что мы сделали доброе дело, спасли девушку, что ее быстро подлечат и она вернется на работу, а меня мучили угрызения совести.
Самое странное, утром я не смог найти ее рисунки и пуговицы куда-то исчезли, точно их и не дарил мне никто. Казалось, вчерашний случай был всего-навсего нелепым, диким сном.
Рай в шалаше
Когда самолет завалился на крыло и, сделав разворот, пошел на посадку, Ирину охватило тревожное волнение — впервые за свои тридцать лет она оказалась на юге. Где-то далеко остался подмосковный городок Мытищи, строительная контора, где Ирина работала секретаршей, дочка, муж, подруги. Обычно Ирина с семьей проводила отпуск у родителей на Оке, но в этот год она перенесла воспаление легких, и врачи посоветовали съездить на юг.
Как только Ирина ступила на трап, ее сразу обдал горячий воздух с запахом песчаника, сухой земли и опаленных трав. Этот воздух обжигал ее тело, пока она шла к вестибюлю аэровокзала и пока ждала автокар с чемоданами; он врывался в открытые окна автобуса, который вез ее на побережье.
В Алуште в воздухе появились запахи разогретой хвои, раскаленного асфальта и солоноватая водяная пыль, которая доносилась с угадывающегося за домами пространства. Присутствие моря чувствовалось во всем: в чайках, носящихся над домами, в ракушечнике, торчащем из обшарпанных стен, в сердоликах на прилавках лотков, но все же оно само оставалось невидимым. Ирина увидела его, только когда подошла к набережной, — за кипарисами до самого горизонта открывалась необъятная густо-синяя клокочущая ширь, а около пляжа море было голубовато-зеленое с оборкой прибоя. Ирина глубоко вздохнула и улыбнулась — ей просто не верилось, что целые две недели проведет в этом прекрасном месте.
В гостинице, которую местные называли «Этажерка», свободных мест не оказалось; администратор всем говорил одно и то же:
— Идите в поселок «Рабочий уголок», там снимите комнату.
С попутчиками, супружеской парой из Минска, Ирина отправилась в поселок.
Они шли вдоль моря по петляющей асфальтированной дороге, по которой гоняли мальчишки велосипедисты, прогуливались загорелые отдыхающие, местные катили телеги, набитые ящиками с фруктами, и взад-вперед проносился на мотоцикле милиционер, молодой усатый парень. Он важно восседал на грохочущей машине и строго осматривал обстановку на трассе.
— Петя, привет! — кричали ему мальчишки велосипедисты.
Но милиционер даже не удостаивал их кивком головы, давая понять, что, как представитель власти, не признает никакого панибратства.
Время от времени Ирина и минчане присаживались на чемоданы отдохнуть и радостно смотрели на море.
Супруги нашли пристанище в доме среди чинар и смоковниц, где с гор сбегал грохочущий ручей, Ирина — чуть дальше, на узкой улочке, которая с холма казалась трещиной в скале.
— Сегодня переночуешь там, — сказала хозяйка Ирине, кивнув на кровать в глубине сада, где возвышалась алыча с желтыми плодами. — А завтра одни уезжают, освободится терраса. Если захочешь что-то сготовить, керогаз во дворе под навесом, где лампа.
Переодевшись, Ирина заспешила к морю. Солнце уже клонилось к горизонту, теряли очертания горы, расплывались в дымке постройки и деревья, все вокруг приобретало темно-вишневые и винно-красные оттенки. «Все стало прямо нереальное, — подумала Ирина. — Даже воздух какой-то розовый».
