и что я последнее дерьмо, а не сделал этого по той лишь причине, что собратья-автомобилисты все уши прожужжали насчет того, как рвутся и летят тросики ручного тормоза, а их нигде не достанешь и лучше уж совсем не пользоваться ручником…
— Впрочем, он и с тормоза тоже бы снял, — заключил Гурген, и в его голосе опять прозвучала гордость.
— Я уже не хочу купаться, — сказала Аня.
— Наоборот, — бодро сказал Гурген, — вода смоет все страхи. Здесь чудесное место, тихое, спокойное. Мне говорили.
Мы уже свернули с шоссе и ехали по проселочной дороге, среди кустарника. Ветви хлестали по машине, просовывались в окна, одна из них больно ударила меня по щеке. «Так тебе и надо, гад! — сказал я самому себе. — Чуть не угробил Ашотика. Кто бы в тебя тыкал вилкой?..»
Самобичевание продолжалось недолго, кусты окончились, мы выехали на поляну. Вот один из прудов. Весь берег усеян людьми; стоят автомашины, мотоциклы; лежат на боку велосипеды. Шум, как у нас в школе во время перемены.
— Ты пользуешься непроверенной информацией, — сказал я Гургену. — Это для газетчика чревато…
— Я этого информатора больше печатать не буду, — обещал он. — Пошли в лес. Там тихо.
Насчет печатанья он сказал, конечно, в шутку, но я почему-то подумал, что мне бы не хотелось работать у него в подчинении. И ни у кого вообще…
В лесу было в самом деле тихо, если не слушать, как Гурген что-то рассказывает про «вторую полосу» в их газете. И еще тишина нарушалась умоляющим голосом Ани, когда она говорила: «Ашотик, мама тебя просит, не снимай сандалии», и еще: «Не бей дядю Юру веткой, мама тебя просит…»
А потом из-за очередного дерева показался какой-то черный клубок и покатился прямо на нас.
— Назад, Каро! — раздался голос, и мы увидели высокого немолодого мужчину с бритой головой. В руке у него была бутылка с пивом «Жигулевское».
— Смотри, Ашотик, какой чудесный пудель, — сказала Аня про черный клубок.
— Этот пудель называется «спаниель», — уточнил мужчина. — Ко мне, Каро!
Ашот протянул Каро ветку, от которой тот брезгливо отвернулся, тогда Ашот погладил его, что было принято снисходительно. Аня испуганно вскрикнула, но хозяин собаки заверил ее, что детей Каро не кусает.
— Ходите с ним? — спросил Гурген на профессиональном языке охотников. — По перу?
— А как же, — ответил мужчина.
— Хорошо работает?
— Неплохо.
— В холке он сколько у вас? — продолжал Гурген деловитым тоном.
— Сорок пять.
— Лапы в комке? Поиск хороший?
Мужчина испытующе поглядел на Гургена.
— Охотник, что ли? Лесник или полевщик?
Но Гурген, как видно, исчерпал уже все известные ему охотничьи термины и потому честно ответил:
— Да нет, я так… любитель. Из книжек больше. У Тургенева Ивана Сергеича, у Пришвина.
— Тогда скажу, как для любителя: поиск у этих собак энергичный, нешироким челноком, а потяжка более быстрая, чем у легавых. Мой однажды причуял бекаса против ветра на расстоянии в двадцать пять шагов, представляете?
Мы с Гургеном сделали вид, что представляем, а жалостливая Аня спросила, глядя на короткий беспрерывно виляющий хвост Каро:
— Для чего им, бедняжечкам, хвосты отрубают? Это ведь больно.
— Хвосты не рубят, а купируют, — внес поправку мужчина. — Сидеть!
Это он сказал Каро, который сразу уселся и продолжал вилять хвостом под собой, отчего бока у него дрожали, как будто ему холодно.
Признаться, я до сих пор думал, что купируют только железнодорожные вагоны, отчего их так и называют — «купированные», но, оказалось, и собачьи хвосты тоже.
Пока я свыкался с этой мыслью, наш новый знакомый начал весьма подробно объяснять Ане, почему у спаниелей нет доброй половины хвоста: причиной тому частота и скорость их виляния, в результате чего они во время охоты на болотную дичь раздирали бы его в кровь об осоку или камыш.
— И какова же скорость виляния? — поинтересовался любознательный Гурген.
Хозяин Каро призадумался.
— Полагаю, — ответил он потом, — э… э… в среднем около ста в минуту. Если не больше… Но это что… А вот, как вы думаете, сколько собака различает запахов?
Аня предположила, что пять. Мы с Гургеном сразу накинули еще полсотни.
— Сто! — сказал Ашотик: он уже хорошо знал эту цифру.
— Около сорока тысяч! — победоносно воскликнул мужчина, потрясая пивной бутылкой. — Что, не ожидали?.. Вот вы словарями, наверное, пользуетесь, — при этом он посмотрел почему-то на Гургена, — иностранными и другими, книжки читаете. Сколько в них слов?
— В моем толковом русского языка, — сказал Гурген, — пятьдесят семь тысяч. В орфографическом — сто десять тысяч.
— В двухтомном англо-русском, — припомнил я, — аж сто пятьдесят.
— Но разговариваем-то мы от силы с помощью всего нескольких тысяч, — виноватым голосом сказала Аня.
— Вот видите! — обрадовался хозяин Каро. — А собака общается с нами и со всей природой на языке многих тысяч запахов.
И все мы с уважением посмотрели на черный влажный собачий нос.
Ашотик, кому были не слишком интересны эти подсчеты, спросил человека с бутылкой:
— А ваша собака… она может найти чего-то, если спрятать?
— Еще как! Давай какую-нибудь вещь.
Не долго думая, Ашотик стащил с ноги сандалию. Аня попыталась возразить, но хозяин Каро успокоил ее, сказав, что в крайнем случае, отдаст мальчику свои ботинки сорок шестого размера. После чего дал Каро понюхать сандалию, велел сидеть, опустил бутылку с пивом в карман и с сандалией в руке скрылся в кустах. Слышно было, как хрустели сучья под его тяжелыми шагами.
— Теперь сам не найду, — сказал он, когда вернулся. — Вся надежда на Каро.
— Ой, а как же?.. — воскликнула Аня, и мужчина подмигнул ей.
— Обижаете, дама, — сказал он. — Такая собака да не найдет?.. Ищи, Каро!
Тот сорвался с места, но побежал куда-то в сторону, и Гурген с огорчением крякнул, однако мужчина его успокоил:
— Не переживайте. Собака будет делать круги и постепенно сужать их, пока не причует дичь.
— Сандалию, — поправил его Ашотик.
— Ему все равно, сынок. Для него главное не форма и не цвет… Цвета они вроде бы не очень различают. Главное для них запах.
— Бедняжки, — сказала Аня. — Как ужасно: не видеть голубого неба, зелени…
— Красных флагов, — ехидно вырвалось у меня, но никто не обратил внимания на мою отчаянную смелость.
И тут из кустов выскочил Каро, подбежал к хозяину и положил к его огромным ногам едва заметную сандалию Ашотика.
— Молодец, — сказал хозяин и выдал собаке кусок печенья, а владелец сандальи сделал попытку поцеловать Каро в белую звездочку на лбу, но был своевременно остановлен матерью, и тогда вцепился в виляющий обрубок хвоста, на что пес не обратил никакого внимания.
Мужчине, видимо, не очень хотелось расставаться с нами, потому что он вопросил голосом фокусника в цирке, когда тот вызывает кого-нибудь из публики, чтобы вынуть у него из кармана голубя или настольную
