Нас супруги верные! Чтобы жить с природой слитно, Чтобы стал здоровым сон — Привози сюда поллитра И хороший закусон! Здесь, звездой своей хранимы, Жили жизнью мы простой… Но фемины, словно мины, Подрывают наш устой! Не езжай сюда, супруга, Не езжайте, отпрыски… За себя оставил друга — Сам считаюсь в отпуске! И женщины якобы отвечали нам:
Ваш моральный облик низкий, Родились пижонами… Не дают телефонистки Разговоров с жёнами! И жаловались друг другу:
Подружка моя, В Шереметьеве графья: На работу не загонишь — А у каждого семья! И ещё:
Подружка моя, Я беременная — Литератора пригрела Не ко времени я! Подружка моя, Ну и метонимия: Полюбила я двоих, Мучусь между ними я! В частушечье басшабашье вплетались порой и глубокомысленные строки, тоже вывешенные на стенках для всеобщего обозрения и осмысления:
В повседневные мелочи заткан, Не забудь, что немного осталось: Не откладывай дело на завтра, Не откладывай это на старость! Или:
Мы любим веселье, вино и закуску, Но нравственность наша строга: Мы птицу берём непременно за гузку, Быка же — всегда за рога. И, наконец:
Поставь поллитра всяк, сюда входящий, — Тем самым явью сделавши утопию; Тогда мы скажем: «Этот — подходящий По образу, а также по подобию!» Последние три, как бы сейчас сказали, слСгана — то есть, рекламных призыва, случайно сохранившиеся у меня, написаны рукой давно ушедшего в небытие Юлия Даниэля. На одном из этих кусков бумаги со следами кнопок, которыми их пришпиливали к стенке коридора, вижу чернильные следы наших интеллектуальных забав — словесные созвучия, показавшиеся нам тогда интересными или оригинальными (завидуй, Женя Евтушенко!):
зубовные лязги — любовные ласки;
обессиленный — Абиссиния;
щедрый — пещерный;
какаду — как в аду;
распахана — распахнута;
начинали — начиняли;
анонимно — они мне…
Хватит!.. Занавес.
