а второй — теология. Причина в том, что на начальном уровне чтения они не представляют особенных проблем. А на более высоком уровне проблемы становятся слишком сложными, чтобы их рассматривать в этой книге. И все же попытаюсь несколько упрощенно рассказать о них.
В целом способ утверждения и аргументации в книге по математике ближе к философскому, чем к научному. Математик, как и философ — это «диванный мыслитель». Он не проводит опытов, не занимается специальными наблюдениями. Опираясь на самоочевидные или предполагаемые принципы, он обосновывает свои выводы и решает поставленные задачи.
Трудность в чтении этих книг отчасти связана с символами, используемыми в математике. Мы знаем, что математик пишет на особенном языке, отличном от обыденной речи. У него своя грамматика, свой синтаксис и свои правила функционирования. Отчасти поэтому метод филигранных доказательств присущ именно данному предмету. Мы уже не раз видели, что стиль изложения Евклида и других математиков радикально отличается от стиля прочих авторов.
Если вы хотите стать компетентным читателем книг по математике, то должны знать особую грамматику и логику этого предмета. Общие правила, которые мы рассматривали, можно разумно применять к изучению математики, рассматривая их через призму особых принципов. Добавлю, что логика научной аргументации и философского доказательства не только отличается от математической — эти два вида логики вообще существенно различаются между собой. Хочу, чтобы вы поняли: научный мир знает множество особых видов грамматики и логики, а также массу специфических случаев применения правил к разным книгам по разным предметам.
Теперь скажу несколько слов о теологии. Она отличается от философии тем, что ее исходными принципами являются догматы веры, соблюдаемые приверженцами определенной религии. Аргументация, которая опирается на предпосылки, подвластные разуму, — философская, а не теологическая. Богословская книга всегда основывается на догматах и авторитете церкви, провозглашающей их. Даже если вы — человек не верующий или не принадлежите к данной церкви, это не помешает вам
Существует одно специфическое средство расширенного чтения, идеально подходящее для изучения богословских трудов. Религиозные люди верят в явленное слово Божье, переданное в Священном Писании. Таким образом, иудейская теология требует от читателей знакомства с Ветхим Заветом, христианская — с Новым Заветом, мусульманская — с Кораном и так далее.
На этом месте я должен остановиться. Проблема чтения Священного Писания — если вы веруете, что оно является словом Божьим, — наиболее сложна. О том, как следует читать Писание, на сегодняшний день существует едва ли не больше книг, чем обо всех аспектах чтения, вместе взятых. Слово Божье — это самый сложный для чтения текст. Усилия верующих полностью соответствуют сложности этой задачи. Думаю, можно с полным основанием говорить, по крайней мере, в европейской традиции, что Библия — это книга, обладающая множеством самых разных смыслов. Ее читают не только чаще всего, но и тщательнее всего.
В заключение этой главы я сделаю краткий обзор средств расширенного чтения. Что лежит за пределами книги, которую вы читаете?
На мой взгляд, в данном вопросе особое значение приобретают три средства: опыт — общий или специальный, другие книги и живое обсуждение. Полагаю, роль опыта как внешнего фактора очевидна. Другие книги могут быть самыми разными. Справочники, учебники, комментарии, великие книги, посвященные тому же или близкому предмету.
Вы можете старательно соблюдать все правила ограниченного чтения. Но практика показывает, что этого редко хватает для качественного прочтения книги — интерпретирующего или критического. Опыт и другие книги — вот самые необходимые средства расширенного чтения. В ходе занятий со студентами я не перестаю поражаться тому, что они не используют эти удивительные средства и не знают, как читать книгу саму по себе.
Согласно системе самостоятельного выбора предметов, студент отдает предпочтение какому-то конкретному курсу, рассматривая его как нечто отдельное. Но, как правило, разные предметы в нем не связаны между собой.
Кроме того, ни один курс не имеет отношения к насущным проблемам и повседневному опыту студента. Эта тенденция активно распространяется и на книги. Студенты даже не пытаются связывать между собой смысл прочитанных книг, даже если он очевиден, или сопоставлять слова автора с личным опытом. Они читают о фашизме и коммунизме в газетах. Слушают о демократии по радио. Но, похоже, им не приходит в голову, что в великих политических трудах, которые они читают, речь идет о тех же проблемах. Только говорится о них более литературным языком.
Не далее как в прошлом году мы с мистером Хатчинсом читали ряд политических трудов со своими студентами. Сначала они подходили к изучению каждой книги как к объекту, существующему в вакууме. Несмотря на то что разные авторы явно вели полемику друг с другом об одном и том же, студенты не задумывались, что суть одной книги стоит воспринимать сквозь призму опыта, изложенного в другой. Однако хорошие студенты научились устанавливать все эти связи после первого же нашего призыва к такому действию. Одно из занятий стало наиболее ярким — мистер Хатчинс вдруг задал вопрос: стал бы Гоббс защищать Гитлера после того, как тот отправил пастора Нимеллера[45] в концлагерь? Постарался бы Спиноза спасти пастора? Как поступили бы Локк и Джон Стюарт Милль?
Проблемы свободы слова и свободы сознания позволили нашим студентам понять, что книги давно ушедших из жизни авторов по-прежнему затрагивают самые животрепещущие темы. Мнения студентов по вопросу о Нимеллере разделились, точно так же разделились мнения и в книгах: Милль выступал против Гоббса, Локк — против Спинозы. Хотя студенты и не могли помочь пастору Нимеллеру, его история научила их распознавать противостояние политических принципов с учетом реальных последствий. Студенты, которые раньше не видели недостатков Гоббса и Спинозы, начали сомневаться в своих первоначальных суждениях.
Польза расширенного чтения состоит в особой ценности контекста. Мы уже видели, как он помогает интерпретировать слова и предложения при поиске терминов и утверждений. Мы знаем, что книга является контекстом для любой ее части, а книги, связанные одной темой, создают еще более широкий контекст, помогающий интерпретировать ее.
Лично для меня великие книги — полноправные участники бесконечной дискуссии о главных проблемах человечества. Великие авторы были великими читателями, и один из способов их понять — это вдумчивое чтение их произведений, имеющих общечеловеческую ценность. В качестве читателей они не раз дискутировали с другими авторами. Сегодня мы ведем такую же беседу с книгами, которые читаем. Правда, далеко не все из нас пишут книги.
Чтобы присоединиться к дискуссии, мы должны читать великие книги, понимая их взаимосвязь и учитывая фактор хронологии. Дискуссия между книгами происходит в каком-то временном промежутке. Время здесь играет важную роль — им не стоит пренебрегать. Можно читать книги, продвигаясь от настоящего к прошлому или от прошлого к настоящему. Хотя, на мой взгляд, второй способ имеет свои преимущества как более естественный, выбор остается за вами.
Дискуссионная сторона чтения (когда авторы беседуют друг с другом, а читатель — с автором) делает более очевидным третий фактор расширенного чтения, который я упомянул выше, — живое обсуждение. Так я называю реальную беседу между мной и вами с одной стороны и книгой, которую мы оба читали, — с другой.
Хотя дискуссия и не является необходимым вспомогательным средством, она, безусловно, очень полезна. Поэтому мы с мистером Хатчинсом ведем курс по чтению книг, предполагающий регулярные встречи со студентами и активные обсуждения изученных нами произведений. Читатель, который учится обсуждать книги в группе своих единомышленников, одновременно с этим постигает искусство продуктивного общения с автором наедине — в своем кабинете. Быть может, там он даже лучше поймет беседу, которую
