Великая после озера стала судоходной; по ней сновали моторные лодки и даже степенно проходили крупные парусные яхты — как я догадался, собственность новых русских. Рядом с этими исполинами наше утлое суденышко казалось щепкой с букашками.
Недалеко от турбазы на обоих берегах показались дворцы новых русских. Они ничем не отличались от владений Подмосковных богачей — такие же безвкусные кирпичные монстры; одни с башнями, другие с бетонными ограждениями трехметровой высоты — ясно, каждый хотел переплюнуть другого, выделиться своим вопиющим богатством.
«Вот дуралеи, — подумал я. — Лучше б построили дорогу и клуб в деревне Копылок, где живут Федька и Мария, и музей поисковикам из отряда „Память“. Или подарили бы машину „скорой помощи“ доктору Нине из Анушкино, а Петрову из села Высоцкое — вездеход, чтобы ему легче было ловить браконьеров и разных черных копателей. Или дали бы деньги Никитичу с озера „Большие очки“, чтобы он осуществил все свои благородные планы, и Ивану Петровичу с Алоли, чтобы он устроил заповедник». Я вспомнил всех замечательных людей, которых мы встретили на Великой и мне стало обидно, что эти люди не имеют того, чего заслуживают.
Как и говорил сторож турбазы, после уродливых особняков потянулись красивые места: белые пляжи, красноглинистые обрывы, зеленые перелески и сверкающие ручьи, то слева, то справа впадающие в Великую. Пейзажи менялись, точно декорации в театре; за каждым поворотом реки открывался новый вид, еще более прекрасный, чем был перед ним.
Под палящим солнцем мы прошли большую часть пути до станции Идрица, но потом встречные байдарочники погасили наш пыл — сказали, что поезд на Москву будет только в полдень на следующий день.
На дневку мы причалили к деревне Лесопильня, которая стояла на обрывистом берегу. Хозяева домов сидели на лавках перед домами и смотрели, кто проплыл и куда. Великая для них была неким кинозалом с документальными фильмами. На мой вопрос «где же лесопильня?», жители объяснили, что от нее остались одни воспоминания и опилки, на которых деревня стоит.
— Улица у нас мягкая. Идешь, так заборы шатаются, — сказал усатый мужчина. — Прокатит машина, так дома подпрыгивают… А лесопильня находилась там, — усач показал на сосновую рощу дальше по берегу. Ее купил один денежный мешок из Пскова. Теперь строит дачу.
— А там заветные места, — тихо прошепелявила одна старушка. — Святой родник и бывают явления иконы Божьей матери.
— Там, между прочим, рядом загадочное болото, — вмешалась светловолосая девушка, которая грызла семечки и, сидя на лавке, болтала ногой. — Туда все туристы заглядывают. Там при грозе появляются шаровые молнии. Там в воду коровы не заходят и собаки сторонятся.
Услышав про трусливых коров и собак, Дым нахмурился, бугорки на его лбу сошлись и он выдал — Трусы!
Подогревая наш интерес к болоту, девушку поддержал парень в спортивной кепке.
— Там стрелка компаса мечется, как заводная. Одни студенты из столицы приезжали, обследовали болото, сказали «туда упал метеорит».
Услышав про метеорит, неуемный Дым выступил вперед. Я понял на что он замахнулся — проверить версию о небесном осколке.
— Где это болото? — несколько вызывающе спросил я, давая понять, что мы сейчас поставим в этом вопросе окончательную точку.
Парень решил нас проводить и мы втроем пошли вдоль берега. По дороге Николай (так назвался парень) спросил, что мы собираемся делать и, чтобы его не интриговать, я рассказал о необыкновенных способностях Дыма. К сожалению, дальше турбазы о нем никто ничего не слышал и Николай мне не поверил.
Болото находилось в нескольких метрах от реки. С одной стороны над ним нависали сосны, с другой подступал глухой дощатый забор, огораживающий какую-то стройку. Действительно, водоем выглядел страшновато: бурая вода без всяких признаков жизни — ни лягушек, ни водяных насекомых.
— Ну Дым, действуй! Вперед, дружище! — бросил я клич, а он, разморенный жарой, уже забрался в воду.
Доплыв до середины болота, Дым стал тревожно кружить на одном месте. Время от времени он опускал голову в воду, потом поднимал, тряс ушами и посылал мне многозначительные взгляды — Там что- то есть! Наконец он нырнул, но быстро вынырнул — видимо, мало набрал воздуха для погружения.
— Надо же, ныряет! — удивился Николай. — Вы ему пробки в уши вставили, что ли?
Я только усмехнулся. Моя усмешка означала, что «ныряние» всего лишь одна из граней таланта моего друга.
Отдышавшись, Дым снова ушел под воду — на этот раз надолго. Даже слишком. И я перепугался, и уже снял сапоги, чтобы нырнуть за ним, как он появился на поверхности… с каким-то предметом в зубах.
— Ну, дает пес! — Николай снял кепку и почесал затылок. — Такого еще не видел!
Выйдя из болота, Дым положил передо мной кусок дюрали. Обшивка самолета! — мелькнула у меня догадка и я высказал ее парню.
— Маловероятно, — замотал головой Николай. — Но, вообще-то, стоит проверить. Сейчас как раз водолаз Василий работает на Алоли. Что-то ищет. Пожалуй, сгоняю туда на велосипеде. Пусть, когда освободится, заглянет сюда, все равно их ковчег к вечеру пойдет мимо, в низовье. У них там база, а Василий мой кореш. Вот просто интересно, чем закончится эта история с географией. Вы не спешите?
— Мы не спешим, но сколько отсюда до станции?
— Она на вас давно смотрит. Вон она, на том берегу! В десяти шагах за пристанью.
На противоположном берегу, среди домов, виднелась пристань. Она стояла впереди всех строений, поблескивала ярко-зеленой краской и, вроде, любовалась своим отражением в Великой.
— Тогда мы подгоним байдарку сюда, — я показал на речную отмель рядом с болотом.
— Заметано! — Николай вскинул руку. — Ждите! Я быстро, с ветерком, сгоняю в Алоль (позднее это «быстро» растянулось на несколько часов).
Николай заспешил в деревню, а мы к своей лодке.
— Ну что, Дымок, неужели там обломки самолета? — обратился я к своему отважному другу.
Он кивнул.
Издали наша байдарка как-то сиротливо лежала на боку, и я вдруг подумал — а ведь она стала нам почти родной. С драной «палубой», исхлестанная волнами и покорябанная всем, что только выступало из воды и торчало из суши, она была мне дороже самых современных пластиковых катеров. Все оттого что мы вместе многое пережили. И, надо признаться, если бы не наше суденышко, мы с Дымом давно бы кормили рыб на дне. Дым это понял еще в первые дни поездки. Я забыл сказать — на стоянках он частенько подбегал к байдарке и терся о ее борта, в знак особой благодарности.
Шлепая по воде у берега, мы бурлацким способом протащили лодку к отмели. От жары нас обоих сильно разморило и я предложил Дыму сходить к святому роднику, попить ключевой воды.
Дым безразлично относится к суевериям и, напившись, как ни в чем не бывало, прошагал к байдарке и лег в ее тени. А я вдруг почувствовал поразительную легкость, как будто мне сбросили двадцать-тридцать лет и не я несколько минут назад, взмыленный, еле добрел до родника. Словно бравый молодец, я побежал к Дыму, вытворяя прыжки на уровне олимпийского чемпиона, а подбежав, сделал стойку на руках, которую и в молодости никогда не делал. У Дыма от удивления глаза полезли на лоб.
Но главное, когда я прилег рядом со своим другом, внутри меня зашевелилось что-то святое — мне захотелось, чтобы все мои московские друзья стариканы, которых мучают болезни, тоже помолодели. Я нашел на берегу пустую полиэтиленовую бутылку и вновь сбегал к источнику, набрал святой воды и… проснулся. Меня растолкал Дым — Пора готовить обед!
Когда мы уже приготовили суп на костре, Дым неожиданно вбежал в воду и гавкнул. Я обернулся — к берегу подходил водолазный бот, который еще на озере произвел на моего друга сильное впечатление. На корме бота стоял Николай с велосипедом, курчавый водолаз Василий и его помощник, длинный парень в тельняшке.
— Наслышался о вас в Алоли, — сказал Василий, сходя по трапу и протягивая мне руку. — Этот пес
