— Тут я спрашивал, — сказал Коля.
Но Титов уже входил в сад. Толстая дама лежала в той же позе в том же гамаке. На этот раз она сняла очки и удивленно поморгала на вошедших.
Титов начал свое объяснение. Дама, не дослушав, спросила:
— Не понимаю, какое это имеет ко мне отношение?
— Я хочу спросить, не была ли у вас или у ваших соседей…
Дама опять не дослушала:
— Я не слежу за своими соседями. Вот моя работница Лиза, она всегда все знает…
— А где она?
— Она в Борисове. За ней приехала вчера сестра и увезла ее.
— Как зовут ее? — Титов с размаху сел на пенек и снял фуражку: лоб его был в поту, и Коля впервые подумал, как ему жарко в форме в такое пекло.
— Я же вам сказала: Лиза! Лизой зовут мою работницу.
— Как зовут ее сестру? — тихим голосом спросил Титов. Видно было, что он вцепился в даму мертвой хваткой.
— О господи! Откуда же я знаю? — возмутилась она и села.
Что-то страшно затрещало, и Коле показалось, что гамак сорвется. Но ничего не произошло.
— Эта сестра вашей работницы приезжала с мальчиком? — спросил Титов громко и раздельно, как у глухой.
— Да-а-а, — протянула дама, пораженная его осведомленностью.
Коля остолбенел. Даже Настя замерла.
— Как его зовут? Как зовут мальчика? — В голосе Титова звучал тот самый металл, который соответствовал его милицейскому облику.
— Ну откуда же мне знать? Это Лизин сынишка. Подождите, кажется, Петя… Впрочем, нет! Пожалуй, Сеня…
— Не надо, — мрачно отрезал Титов. — Значит, они в Борисове?
— Да… То есть нет… — залепетала дама. — Я вам сейчас объясню: сестра приехала за Лизой, чтобы она проводила сынишку в пионерлагерь… Сегодня в два часа дня у них на станции Борисово торжественные проводы. Отправляют тридцать шесть детей.
Дама умолкла; видимо, она сама была довольна, что хоть что-нибудь знала точно.
— В два часа на станции Борисово? — переспросил Титов.
— Вот именно.
— Как фамилия вашей Лизы?
— Н-не знаю.
— У вас нет ее документов?
— В городе есть.
— Вы знаете адрес ее сестры в Борисове?
— Понятия не имею.
— Лиза вернется после проводов сына к вам?
— Нет, она попросила пять дней отпуска и останется у сестры.
— И на том спасибо! — Титов встал, движения его стали быстрыми, точными. В лице словно что-то изменилось: оно стало суше, неподвижнее, взгляд тяжелее.
— Погодите! — Дама впилась в милиционера беспокойными глазами: — Вы в чем-то подозреваете Лизу?
— Ни в чем не подозреваем. А знаем наверное, что ее сынишку укусила бешеная собака. Но Лиза-то этого не знает.
— Какая жалость! — без выражения сказала дама им вслед.
У ворот они столкнулись с усатым игроком.
— Обошли все дачи. Нигде женщины с мальчиком не было, — коротко сообщил он.
— Я вас попрошу: подождите на углу Парковой и шоссе. Кто будет подходить туда по этому делу, объявите отбой. Мы сами нашли.
— Нашли мальчика?
— Адрес. — Титов круто повернул, дети — за ним.
Теперь они с трудом поспевали: милиционер шагал крупно, словно забыв о них. У калитки своего дома он обернулся и спросил, переводя глаза с Коли на Настю:
— Узнаете Гришу среди тридцати шести детей?
Коля замялся.
— Узнаю, узнаю! — радостно закричала хвастуха Настя.
— И если тетки с ним не будет, узнаешь?
— Узнаю!
— Едем!
Титов стал выкатывать из сараюшки мотоцикл.
6
Как много может вместиться в несколько часов, если эти часы заполнены непрерывным действием! Жаль, что не с кем поделиться всем этим. Не с Настькой же! Вот она сидит, прикрепленная ремнем к сиденью коляски, и глупыми счастливыми глазами смотрит вперед через слишком большие для нее очки. Что ей? Коля голову даст на отсечение, что она уже начисто забыла, куда и зачем они мчатся, подымая облака пыли.
Они едут не по шоссе, а по проселочной дороге.
— Шесть километров сбрасываем, — отвечает Титов на молчаливый Колин вопрос. — И движение тут поменьше, чем на шоссе.
Теперь Титов словно бы делится своими соображениями с Колей, и, хотя мальчик ничего не отвечает, получается так, что они принимают решение вместе. Эти поиски как-то сблизили их. Хотя они совсем не говорят об этом, ими обоими руководит одна мысль: успеть бы!
Черный шлем Титова покрыт тонкой паутиной пыли. А на лице словно кисточкой с тушью провели в складках у губ и под глазами.
— Нам только до моста добраться. А там пойдет грейдер, — утешает Титов.
Дорога становится хуже. Машина подпрыгивает на ухабах, как будто сопротивляется всеми своими деталями: «Не пойду!» — скрежещет что-то у нее внутри. «Не пойду!» — шаркают по сухой глине колеса. И видно, как водитель усилием воли ломает это сопротивление.
— Сейчас с пригорка съедем и — мост! — Титов улыбается в первый раз за всю дорогу. И сразу резко тормозит.
У обочины вырастает дорожный указатель: «Ремонт пути. Объезд 6 километров».
Титов в своем черном кожаном шлеме стоит перед красным диском с этой надписью, как Руслан перед мертвой головой.
И вокруг все мертво. Ни людей, ни зверей. Не слышно, чтобы тут шел ремонт пути. А что там дальше, под взгорком, не видно.
Раздумье длится не больше минуты.
— Сиди здесь, Настя. А мы с Николаем пойдем посмотрим… Ошибку дал, — говорит Титов, снимает шлем и вытирает мокрый лоб.
В его голосе Коля не слышит растерянности, а только досаду. И это подает Коле какую-то надежду.
Они спускаются с небольшого взгорка и выходят на берег речки. Она узка и неглубока: взрослому человеку, вероятно, будет по шею. Берег крутой, обрывистый.
Коля вспоминает, что речка эта называется Незлобинка. Она действительно Незлобинка: течет
